Простые желания (СИ) - Предгорная Арина. Страница 15

Элге сбилась, борясь со сжавшим горло спазмом. Между тонких тёмных девчонкиных бровей пролегла складка, на мгновение она закусила губу.

— Нечего рассказывать, обычное дело, — в голосе разливалась горечь. — Я служу в одном доме у больших господ. Хозяева они неплохие, добрые, платят исправно, выходные дают… Господин оказывал знаки внимания. Вот и оказал. А я, дура, не сразу сообразила, а то пришла бы раньше. Берта сказала, на более раннем сроке всё прошло бы куда легче, а у меня три месяца уже…

Элге прикрыла глаза, только машинально поглаживала её кисть. Больно было как за себя.

— А что твои родные, родители? Кто-нибудь есть? Если…

— Есть, конечно, в деревне. Но как я там показалась бы — с пузом, немужняя? Это же такой грех, позор. Отец своими руками бы…камнями.

Она задышала чаще, отвернулась.

«Сволочь», — с ледяной яростью подумала Элге. Картина действительно ясная. Беременная прислуга не нужна ни в доме хозяйском, ни в доме отчем…Обычное дело у «больших господ».

— И… кто это? — стараясь говорить спокойно, а не сквозь зубы, уточнила Элге.

— Не надо, госпожа. Ни к чему. Я поправлюсь. Мне вот отпуск разрешили, я через Берту хозяйке записку передала, сообщила, что жива — здорова, от работы не отлыниваю.

Выходит, и это успела сделать усталая повитуха, пока сама Элге отдыхала.

Она слушала нехитрую речь, едва не плача, а девушка продолжала фальшивым бодрым тоном:

— Побуду ещё тут, у Берты, пока не разрешит вставать, и съезжу к себе домой, навещу отца с матерью, да и поправлюсь окончательно на свежем воздухе. Мне почти два месяца дали, представляете! Ценят мою работу, так-то у меня никаких нареканий не было. Отдохну да и вернусь, жалование хорошее платят, и мне хватает, и матери помогаю, чем могу: у них с отцом, кроме меня, ещё двое малых. А хозяин этот…Он меня больше не тронет.

— Почему?

Губы не слушались. Слушать девчонку было жутко. Обыденная история, горькая как полынь.

Та скривила губы в язвительной усмешке:

— А он одну и ту же по нескольку раз не…пользует. А за вас, госпожа, я всех светлых богов молить буду. За вас и за Берту-повитуху. Вернули меня, выходили. Вовек не расплатиться!

— Ты мне ничего не должна, — заверила Элге. — А вот мерзавцу этому я бы лично что-нибудь ценное «подлечила» бы.

— Пусть Небо решает, какого наказания он достоин, — тихо уронила девчонка. — Я не спросила вас, как ваше имя, госпожа? Молиться буду, клянусь, каждый день просить за вас.

— Леди Элге, — улыбнулась она. — А ты..?

— Эльма, — смущённо представилась девушка. — Мать где-то услышала, у благородных, и назвала.

— Красивое имя, — согласилась Элге. — Отдыхай, Эльма, выздоравливай, а я, когда доберусь до дома, пришлю для Берты ещё один сбор, отвар из него поможет тебе быстрее восстановить силы. Дело твоё, я не вправе учить тебя жить, но после такого я бы не вернулась к этим хозяевам.

— Спасибо, леди Элге, — откликнулась девчонка, и ещё тише добавила: — Может, и не придётся, если удастся найти другое место. Спасибо вам за всё.

Платы Элге не взяла и с Берты, воззрившись на протянутые деньги с откровенным возмущением.

— Но как же… Столько времени провели возле больной! — растерялась Берта, не прекращая попыток сунуть злосчастные монеты куда-нибудь. — Поди, больше суток на ногах, выложились до последней кровинки, лица же на вас нет, бледненькая такая!

— Не возьму. А вы не оставляйте Эльму, Берта, приглядите за ней до конца, а то она, мне кажется, чуть не завтра намеревается вставать уже.

— Я ей встану, дурёхе! Не для того с того света возвращали, чтобы новые сумасбродства творить!

— Именно. Берегите себя, Берта. Эльме я обещала прислать свой сбор для восстановления сил. Передам с посыльным, и для вас что-нибудь подберу.

И пока повитуха в шокированном неверии таращилась на девушку, та быстренько попрощалась и выскользнула из дома.

К себе вернулась уставшая, в измятом платье, но с весело блестевшими глазами, всё-таки спасённая жизнь — это так много. И ещё волновали те необычные реакции собственного тела, собственного внутреннего источника силы: прежде Элге могла иногда узнать суть болезни и отдельные детали увидеть мельком, но чтоб от сердечного центра к рукам шёл такой отклик!.. Чтобы видеть, будто сама болезнь истончается, уступает — это невероятно и требовало тщательного анализа. И за всё время, проведённое у ложа умирающей девочки, о собственных бедах и дурном поведении Элге и не вспомнила.

Виррис хлопотала на кухоньке, судя по умопомрачительным ароматам, встретившим девушку на пороге — готовила обед. Самое время.

— Наконец-то! — выдохнула старшая сестра с ноткой недовольства в голосе.

Тихой такой ноткой, почти незаметной. Элге молча привалилась к стене рядом со скамеечкой и самым неэлегантным образом стянула туфли, проигнориров выгнутую виррисову бровь. Виррис же с самым хмурым выражением на миловидном нежном лице рассматривала и растрепавшиеся, наспех заплетённые косы, и осунувшееся лицо, и долго косилась на помятое платье, одно из двух, которые Элге купила сама. Снова рыжую травницу обволакивала усталость: перекусить бы да посидеть в тёплой ласковой воде с маслами лаванды и розового апельсина, а потом завернуться в одеялко и часиков на десять провалиться в небытие.

— И тебе доброго дня, сестричка, — мягко ответила девушка. — Какие новости?

— Ничего нового, — быстро отмахнулась Виррис. — Ты что, ты всё это время была у этой повитухи??

— Всё это время, — согласно прикрыла глаза младшая. — Сложный случай, не могла не остаться и не помочь.

— Акушерке?! Ты?!

Босая, Элге прошлёпала в маленький закуток с умывальником и ополоснула руки и лицо.

— Мой дар иногда требуется и занимающимся родовспоможением, — уклончиво ответила она, слабо пожимая плечами.

— Но сутки?? Даже больше! Что там можно делать столько времени?! Я же знаю, что на составление составов у тебя уходит максимум полчаса!

Элге, которой до этой тирады очень хотелось поделиться с сестрой своим новым ощущением — назвать навыком то, что она делала с маленькой Эльмой, язык не поворачивался, прикусила язык. Пожалуй, рано ещё делиться своими подозрениями в…в…а собственно, в чём? Надо сначала самой разобраться, понаблюдать, прислушаться к себе.

— Берта была вымотана уходом за больной, — нейтрально пояснила Элге и прошла на кухню. — Я осталась помочь как ассистент, если хочешь. Как подмастерье. Дать лекарство, поменять повязки, сменить бельё и так далее.

— У простой повитухи, пользующей…простолюдинов?

Элге, схватившая было яблоко и успевшая его надкусить, медленно обернулась к сестре.

— Не думаю, что доброе имя Адорейнов пострадало от этой помощи, — изо всех сил подавляя сарказм, выговорила она.

Виррис вернулась к булькавшей на огне кастрюльке и что-то в ней помешала.

— Милая, но тебе не обязательно было ассистировать самой. Сделала свою работу — и…можно же было позвать кого-нибудь для помощи бабке. Она хоть заплатила тебе за услуги?

Элге несколько мгновений молча разглядывала родное до последней чёрточки лицо.

— Разумеется.

— Вот и славно, — с облегчением подытожила старшая. — Обедать будешь?

— Сначала освежусь, — устало вздохнула младшая и так, с яблоком в руке и босиком, побрела на второй этаж.

— Элге, — голос Виррис вибрировал от эмоций.

Увидев сестру, позабывшую закрыть за собой дверь, с лихорадочным румянцем на щеках, с улыбкой, вмиг делавшей её лицо совсем юным, девичьим, девушка выронила из ослабевших пальцев ворох неглаженого белья. Полотенца, салфетки, простыни разлетелись по полу. Сердце заколотилось как сумасшедшее. Виррис подскочила к ней, схватила за руки, закружила по комнате.

— У нас праздник, сестрёнка! Гуляем! Переодевайся, сделаем красивые причёски и пойдем праздновать!

— Что?!

— Леди Гардхар нашла пошитые мной наряды настолько восхитительными, что заплатила более чем щедро. Мы можем позволить себе обед в ресторации, Элге!