За семью замками. Снаружи (СИ) - Акулова Мария. Страница 67

Агата чуть подвинулась, Костя сел на край кровати.

— Из меня вылез человек, но я думала, что это будет больнее.

Агата ответила легкомысленно, пожимая при этом плечами.

Бегала глазами по Костиному лицу, наверное, так же, как он жрал её. И видно было, что столько хочет сказать… Что на самом деле с ней этой ночью так много произошло… Но держится, потому что боится его расстроить. Всё пропустившего.

Максим снова закряхтел, делая непонятные движения ручками. И Агата, и Костя посмотрели на него.

Агата улыбнулась, аккуратно проводя по маленькому лбу, Костя замер, следя за этим…

— Так и есть головастый…

Сказал невпопад, поднял взгляд на Агату, поймал её быстрый ответный — осаждающий. Говорящий: ну ты нашёл, с чего начать…

Но в нём не было злости, только ирония. Ведь кому, как не ей, понимать, что Костя просто в шоке. Она сама в шоке. До сих пор не верится…

— А глаза твои…

Агата сказала тихо, они с Костей снова посмотрели друг на друга. Чуть-чуть улыбаясь, но Агата — со слезами, которые уже не просто застилают глаза, одна скатилась.

Костя потянулся к щеке, смахнул, потом посмотрел на сына…

— Я не знаю, что говорить, Агат…

И признался.

— Ничего не надо, только ты пообещай, пожалуйста, что если со мной что-то случится — ты его не бросишь.

Агата видела, что Костя хмурится, но мотнула головой, прося не перечить.

— Просто пообещай. Хорошо? Мне так спокойно будет.

Костя колебался довольно долго. Не потому, что сомневался, а потому, что не хотел такое допускать. Этого не будет. С ней ничего не случится. Так зачем обещать?

Но Агата победила. Сама об этом не думала, наверное, но всегда побеждала. Его так точно.

Костя потянул её на себя. Макс снова закряхтел, вызывая у Агаты улыбку.

Костя же снова прижался губами к прохладному лбу…

— Обещаю, Агат. Я всё сделаю, чтобы у него не было так, как у нас. Он в другом мире жить будет. Я его сам построю. И ты будешь. Веришь мне?

— Верю.

— Значит, всё будет.

Глава 29

Прошло две недели.

Голосование — в последнее воскресенье марта. Сегодня — его первая пятница. И пусть для кого-то месяц — это много, для Кости этот грозил пролететь незаметно. В то же время, наверное, более ответственного в его жизни ещё не было.

Он пообещал Агате, что построит новый мир. Он должен исполнить это обещание.

Машина заехала в поселок сильно за полночь. Это было привычно. Это было не вовремя, но Агата ни разу его не упрекнула.

Так случилось, что возможности провести время с ней и Максом у Кости не было. Только ночами, да и то не всегда.

У малого появилась няня. У Агаты были помощники. Но это всё равно не то. Замочку было сложно, в первую очередь морально, но она держалась. И даже Костю умудрялась заряжать.

Поначалу после выписки из клиники он ещё пытался что-то строить из себя ночами, таскать малого на кормление, укачивать, но в итоге Агата пресекла его геройство. Херово получалось, честно говоря. Оба это понимали. И вместо «смен», когда один дежурит, а второй спит, в их исполнении это больше походило на совместные страдания, разделенные на троих.

Закончилось тем, что Агата решила Костю из процесса если не исключить, то минимизировать его участие там, где оно больше мешает.

Сама Агата мало спала. Отдавала всю себя Максиму. Наверное, внутри переживала штормы, паники. Наверняка её жизнь стала совсем не такой, как он ей обещал, но она справлялась. И его снаряжала справляться.

Чтобы каждый со своим.

Он должен был доиграть в свои выборы.

И пусть оба понимали, что это нифига не финал (скорее только настоящее начало после разминки), но оба же грели себя мыслью, что дальше будет легче.

Да и, говоря честно, им несказанно повезло. Максим получился спокойным ребенком. Хотя вполне возможно — это очень временно и очень изменчиво, но могло быть хуже сходу.

— Константин Викторович, там кто-то…

Водитель мерса обратился к сидевшему на заднем Гордееву, кивая в лобовое. Туда, где прямо в них светит фарами стоящая посреди дороги машина.

Тоже мерс на узнаваемых номерах.

— Да вы что… Какие люди…

Костя сказал себе под нос, хмыкая.

Страха не испытывал. Даже яркого гнева в нем сейчас не было. Но холодная жажда расквитаться, запечатляя в памяти каждую секунду — да.

Когда-то он и мечтать не мог бы, чтобы Вышинский приехал к нему «на поклон». А теперь…

Его тачка стоит у ворот. И цель визита очевидна.

Только внутрь он не попадет. А попробует — лишится сначала яиц, а потом головы.

И только мелькнувшая в голове мысль о том, насколько сейчас это говно собачье близко к Агате, заставила Костю похолодеть.

Правда ненадолго. Дальше — снова тихая ярость. Он всё же взрослеет. Он учится у «лучших». Он тоже умеет хладнокровно ждать. У него тоже не дрогнет ни рука, ни сердце.

— Останови, я выйду.

Водитель кивнул, сначала притормаживая, а потом докатываясь.

Костя вышел из автомобиля первым, не ожидая, что Вышинский поскачет наперегонки. Вообще сейчас ничего не ждал от старпёра. Он в цугцванге. Он понятия не имеет, что будет, дерни он за любую из ниток. И не дергай — тоже понятия не имеет.

Не спит, наверное, сука. Проклинает. Неплохо, если своего ебучего дохлого сына. Неплохо, если себя. Но скорее всего девочку за семью замками и мальчика, который её нашел.

Костя шел по асфальту, чувствуя, как влага и прохлада обволакивает щеки и шею. Он — в легком пальто. А вокруг — унылый стартовавший март. Который должен закончиться его победой. И обозначить начало конца человека, который по-дебильному, считая, что этим докажет свое превосходство, выходит из машины только следом.

И не идет навстречу, а ждет у блестящего бока своей.

Так, будто это не он по-псячьи явился под ворота… Походу просить. Походу договариваться.

— Цель визита какая? — Костя кивнул, глядя на Вышинского с чувством своего полного превосходства и бесконечности собственных сил. С осознанием, что это уже не человек. Не враг даже. Отработанный материал, который скоро уйдет в утиль. Только придурок настолько, что сам этого не понимает. Верит там во что-то. Надеется. Нет, чтобы собрать шмотки и умотать, продлив для Кости игру.

— С сыном тебя поздравить.

Владислав прошелся взглядом по Косте, заканчивая прямым в глаза. Вроде как тоже спокойным. Но Костя чувствовал, что это-то напускное. Будто видел, что перед глазами смотревшего на него — рушащаяся жизнь, просто наработанная десятилетиями привычка жить в предчувствии пиздеца еще помогает держаться. Романтик, йопта. Верит в чудеса.

— Ебало завали. Ты в сторону моего сына дышать права не имеешь.

Костя ответил так, как считал нужным. В ответном взгляде — вспышки гнева. Типа с ним так нельзя. Типа за это Костя поплатится… Но нет.

Поплатится. Но не Костя.

— Костя… Ты же взрослый… Откуда этот максимализм? Нашел девочку — молодец. Отомстил за то, что я про мать твою раскопал. Но зачем ты строишь из себя не пойми что? Зачем эти игры в д’Артаньяна? Мы же оба не святые. Мы же как никто другой понимаем, что иногда для победы…

Примирительные речи Вышинского действовали на Костю обратным образом. Кулаки сжимались в карманах. Практически так же сильно — челюсти.

— Давай договариваться… — Вышинский произнес так, будто сделал этим предложением огромный жест. — Какие твои условия? Хочешь должность — давай обсуждать…

И щедрейшее из предложений. Только поздно. И бессмысленно.

Вокруг звенела тишина и разбавляющий ее рокот двух машин.

Вышинский ждал ответа напряженно глядя на молодого и дерзкого. А молодой и дерзкий…

Он просто знал, что сейчас в одном из окон его дома точно горит свет. И что Вышинский даже может его увидеть, если очень захочет. И там, за окном, тепло и мирно. И того, что за окном, в принципе могло не быть. Из-за этой гниды.