Солги обо мне (СИ) - Субботина Айя. Страница 14

Но я же хрен усну, если не буду точно знать, что чудо в безопасности рыдает в родную подушку в собственной постели. Одна проблема. В машину - такси или в мою - она точно добровольно не сядет. Что-то мне подсказывает, что и вариант «забросить на плечо» с этим кадром тоже не сработает.

Значит, остается последнее.

Я догоняю ее, подстраиваюсь под шаг.

И просто иду рядом. Хоть в метро, хоть куда там ее черти понесут уже почти в полночь.

Глава девятая: Венера

Когда в прошлом году я повредила спину и пару месяцев моей жизни превратились в ад, я думала, что испытала самую страшную боль. Тогда мне казалось, что хуже уже не будет ничего и никогда. Что теперь я точно готова абсолютно ко всему, и до конца своих дней смогу перетерпеть любую неприятность. Потому что в моей памяти навсегда останутся дни невыносимых мучений, судорог и кошмаров, когда просыпалась в ледяном поту, потому что сквозь сон не могла пошевелить пальцами на ногах.

Сейчас мне кажется, что то прошлое, хоть воспоминания о нем еще свежи, просто детский лепет по сравнению с тем, что сейчас творится в моем сердце.

Это больно.

Не острые приступы, которые накатывают короткими волнами, давая, пусть и небольшие, но периоды передышки. Внутри меня словно… все умерло. Вся зеленая лужайка моих фантазий, которую я любовно засеяла одуванчиками, полыхает и сгорает до самого земного ядра.

А у меня нет сил попытаться спасти хоть что-то.

Я просто смотрю на горящие костры своих идиотских фантазий, и «успокаиваю» себя тем, что это - к лучшему. Больше нет неизвестности - между нами все предельно ясно.Хотя, никакого «между нами» нет и никогда не было. Бурные фантазии моего воображения не в счет.

Я украдкой провожу рукавом по лицу, стирая слезы.

Реветь при нем я не буду. Лучше уж сдохнуть где-то прямо по дороге, если от слез меня раздует как воздушный шар.

— Не нужно меня провожать, - все-таки, нарушаю молчание между нами, когда подходим к спуску в метро.

— Ага, не нужно, - огрызается он и подбородком указывает на ступени. - Давай, шевели ногами.

Как ему сказать, что его присутствие рядом - это хуже, чем отрава? Больнее, чем медленно втирать соль в открытую рану? Меркурий держится на небольшом расстоянии, но я схожу с ума просто зная, что мы дышим одним и тем же воздухом.

«Я вас люблю, чего же боле, - очень некстати всплывает в голове известное письмо пушкинской Татьяны, - … теперь, я знаю, в вашей воле, меня презреньем наказать…»

«Если ты мужику не интересна - значит, не интересна!»- его слова в голове, наперекор романтической прозе.

Я всегда боялась быть навязчивой. Никогда никому не звонила и не писала первой, не проявляла никакой инициативы. Справедливости ради - до Меркурия у меня и не было никого, кто бы вот так сразу проник под кожу.

В вагоне метро мы садимся через коридор - на разные сиденья.

Зажимаюсь в угол, к самому окну. Посильнее накидываю капюшон на лицо.

Тихонько и беззвучно вою закусив до боли нижнюю губу.

Дура, господи. Какая же я набитая дура!

Перед глазами до сих пор стоит картина - мужчина, который в моем больном воображении, должен был чуть ли не валяться при смерти и которого я, как самоотверженная медсестра, должна была исцелить своей заботой, любовью (и апельсинами), вышел из лифта, держа на плече какую-то… другую женщину.

Губа искусана до крови, и чтобы не выдать свою истерику, украдкой зажимаю зубами край куртки. Стискиваю до хруста за ушами. Сильнее и сильнее, пока не начинают ныть десна.

Она точно знала, зачем к нему едет.

Он точно знал, что этот вариант - не динамо.

И тут появилась я, со своей… любовью.

От тупой непрекращающейся боли в груди уже почти не могу дышать.

Перед глазами то мой Меркурий, с перекошенным от злости лицом, то зад другой женщины у него на плече. Держа ее за бедра он выглядел абсолютно довольным!

«Если ты мужику не интересна - значит, не интересна!» -снова и снова, как заевшая пластинка.

— Эй, мелкая, как дела? - слышу басистый мужской голос где-то за пределами моего страдания. - Ну, давай что ли, согреем друг друга?

Похабный смешок, попытка огромного, неприятно пахнущего тела втиснуться на сиденье рядом, прижаться ко мне. «Бодаю» плечом его попытку меня обнять. Цежу сквозь зубы, что если он еще раз хотя бы пальцем до меня дотронется…

Закончить угрозу не успеваю - тело просто резко исчезает из поля моего зрения. Поднимаю взгляд - его правда нет. Только какой-то неразборчивый вой дальше по коридору: «Да я не знал, что тёлка с тобой, ты чего, мужик, порядок все…!»

Хмурый, смотрящий на меня сверху вниз, Макс рядом. Под таким взглядом хочется растаять в лужицу и просочиться сквозь землю.

— Не нужно провожать, да? - немного презрительно кривит губы, а потом делает резкий выпад, хватает меня за запястья и тянет к выходу.

Моя кожа кожа горит под его пальцами.

Пытаюсь одернуть руку, вырваться, но это бесполезно.

Теперь я знаю, что может быть больнее, чем его вид с торчащей из платья голой женской задницей на плече.

Его прикосновение.

Меркурий вытаскивает меня из подземки и только на улице мне, наконец, удается вырваться. Отступаю на безопасное расстояние, откуда в мои легкие уже не сможет проникать его запах, смешанный с - господи ты боже мой! - слишком приторно сладким ванильным парфюмомтой женщины.

«Она тебя трогала? - мысленно ору на него, продолжая по-собачьи сжимать в зубах рукав. - Прикасалась так, как ты хочешь? Висела на тебя?! Целовала? А ты ее? Ты ее целовал?! Трогал? Где ты ее трогал, Меркурий?! Как ты ее трогал, пока я думала, что ты просто… очень сильно… забыл обо мне…»

— Может хватить корчить из себя оскорбленную невинность? - отзывается Макс, когда в ответ на его попытки приблизиться, я отступаю все дальше и дальше. - Просто, блять, дай мне отвести тебя домой. Одну я тебя не отпущу. Точка.

— Она - в твоем вкусе? - Черт. Я же не хотела спрашивать!

— Хочешь об этом поговорить?

— То, что тебе нужно - оно вот такое? - Я трясу сразу двумя руками, потому что от перенапряжения начинают стремительно неметь кончики пальцев.

— Хватит, - уже откровенно рокочет Меркурий.

Я знаю, что играю с огнем. Нарываюсь на слова, которые прольются на огнем на мою разорванную душу, но мне уже все равно. Будет хуже? Пусть будет. Говорят, что у всего есть болевой порог, после которого - спасительное ничего. Я уже близко к той черте.

— Я ждала тебя! - ору прямо ему в лицо. - Дни считала! Часы! Я так хотела тебя увидеть! А ты… ты…!

— Не я первый тебе написал, планетка. Надо иногда включать голову и не примерять белые рыцарские латы на мужика, который честно сказал, что просто хотел потрахаться. И даже после этого все равно решил сделать ребенку красиво. А ребенок тупо съебалась, даже не сказав «спасибо».

Чем больше взрываюсь я - тем холоднее он.

— А потом, Венера, в твоей не очень умной голове что-то щелкнуло, ты решила, что можно просто написать очередную романтическую хрень - и, - Меркурий щелкает пальцем прямо у меня перед носом, вынуждая снова отступить, - я стану твоим романтическим принцем. Так вот, ребенок, эта херня так не работает! Я не буду пушистым зайчиков только потому, что ты решила назначить меня обьектом своей любви!

— Назначить? - рассеянно повторяю я. - Я просто… люблю тебя. Правда. Очень-очень.

Горло сжимается от ужаса осознания.

Я все-таки произнесла это вслух.

Призналась в любви человеку, который насквозь пропитался бессмысленным и пошлым ванильным запахом другой, «подходящей» женщины.

Зачем я это сказала?

Закрывать рот, наверное уже поздно. И глупо. Особенно когда Макс смотрит на меня так, будто мое признание причиняет ему боль.

Пауза между нами натягивается. Становится похоже на пружину, которую каждый из нас держит со своей стороны. Мы оба прекрасно знаем, что тот, кто отпустит первым - сделает больно другому. Поэтому я держу изо всех сил, и мысленно прошу Вселенную сжалиться надо мной в последний раз и сделать так, чтобы случилось какое-то чудо, которое вытравит из его памяти мое глупое признание.