Пустыня (СИ) - Щепетнёв Василий. Страница 7

И я играю обычные, хорошо знакомые дебюты. Где думать не нужно, а нужно знать первые шесть-восемь ходов. Восемь ходов за двадцать минут — вполне приемлемо.

Но тут на мой ход е четыре соперник ответил неожиданно: а шесть.

Противник — английский мастер, Энтони Майлс. Молодой, моложе меня. Видно, решил не робеть, а дать бой.

Ход так себе. Для блица, для игры на лавочке годится, но в серьезных партиях встречается редко. Из серьёзных игроков так играл молодой Керес, ещё до войны. Против слабого игрока. Но я-то сильный!

И — решил я не рисковать. Не дергаться. Просидел все двадцать минут, туман рассеялся, из видений запомнилось лишь «пусть трепещут наши враги!», в общем, обычная мешанина.

Ответил просто, пешкой на d четыре. Из общих соображений. Если соперник добровольно отдает мне центр, нужно брать!

И правильно решил. На тридцатом ходу соперник сдался. Впрочем, расстроенным он не выглядел, соперник. Для него то, что я двадцать минут не решался ответить, было уже наградой.

Выиграл, и пошел погулять, пока не стемнело.

Нет, спроси кто меня, хотел бы я жить в этом месте, ответил бы честно — нет, нет и нет. Частнопрактикующим врачом ли, экскурсоводом, продавцом в лавке или поваром в кафешке — нет!

А ведь живут люди. И, судя по виду, не грустят. Улыбаются. Рукой машут, проезжая. Или останавливаются, спрашивают, не подвезти ли. Тут пешком ходят редко. В лавку, в кафешку, ещё куда — всё больше на машине. Потому и тротуаров пешеходных почти нет. Или наоборот — потому и на машинах, что нет тротуаров?

Я благодарил, но отказывался. Вдруг похитят? Увы, проката машин здесь нет, по малости места. Вариант — купить машину в гараже, а, уезжая, продать. Подержанная машина стоит долларов триста — плохонькая, но на ходу. А вернуть ее можно за двести пятьдесят, я говорил с владельцем гаража. Получается, полсотни долларов за неделю. Плюс бензин. Приемлемо. Останавливало то, что плохонькая. Вот поеду я по красивым местам, по достопримечательностям, отъеду миль на двадцать, двадцать пять, а она сломается, и что мне делать? Ждать помощи? И пропустить игру? А потерянное очко может стоить первого места. Не годится. Побывал на экскурсии, уже хорошо. И можно индивидуально нанять гида, с автомобилем. За те же пятьдесят долларов.

Может, и найму. Если заскучаю.

А пока — продолжу чтение «Salem’s Lot».

Глава 4

4

16 марта 1976 года, вторник

Автографы

Расстались мы без сожаления. Петросяна и Смыслова встретили поклонники. Они ведь и москвичи, и чемпионы, Петросян и Смыслов, да и вообще — люди исторические. А я молодой и нахальный провинциал. Ну да, победитель Фишера и трехкратный чемпион страны. Но чемпион мира — это куда весомее. Несравненно. Разве можно сравнить клипер и линкор? Поэтому чемпионы считали, что я проявил к ним неуважение. Обыграл за доской, не следил за их здоровьем, и вообще. В последний день, уже в Нью-Йорке, отказался сопровождать в походе по магазинам. Мол, занят.

Я и в самом деле был занят. Нет, покупки и я делал — книг накупил, и другого немножко. Но чемпионы искали особые лавки, с товарами, имитирующими продукцию известных фирм, а мне это ни к чему. Зачем покупать имитацию, если можно купить фирменный товар? Нет, если на продажу, к примеру, купить джинсы по пять долларов, продать по двести пятьдесят рублей. И если привести дюжину-другую товара, заработать тысячи…

Но я-то не торговец. Покупаю себе. Ну, девочкам ещё. Период джинсового жора прошёл, да и другие тряпочки впрок не беру. Вот и сейчас ограничился новым галстуком — и всё. Девочки купят себе сами — осенью в Рим собираемся. Рим — это не Нью-Йорк, в плане тряпочек Рим впереди.

В общем, пустой я. Без джинсов, без магнитол, без дисков.

И потому меня встречал лишь старый знакомый, Евгений Михайлович Тритьяков. Генерал-майор щита и меча.

Он и был за рулём чёрной-чёрной «Волги» с волшебными номерами. Волшебными, потому что зоркие гайцы в упор не видели тех нарушений, которые позволял себе Тритьяков. Нет, ничего особенного, старушек он не давил, но обыкновенно нарушения, допускаемые генералом, служители жезла простым смертным не спускали. А тут — будто невидимые мы.

Меня, впрочем, манера вождения генерала нервировала. Видимые, невидимые, а вот врежется в нас грузовик — мало не покажется. Да что грузовик, «Запорожца» хватит.

Впрочем, когда за рулем генерал-майор КГБ, не грузовиков с «запорожцами» бояться нужно, а просто — исчезнешь вот так, и всё. Какой такой Чижик, не знаем никакого Чижика.

Ну нет. Вряд ли. Хотя… Почему меня везёт целый генерал, когда хватило бы и сержанта? И чего этот генерал боится? А он боится, нервничает, потому и допускает совершенно ненужные нарушения правил дорожного движения. От возможного хвоста отрывается, след путает. Это генерал-то?

Так мы и доехали до санатория «Чистая поляна», что на энном километре энского шоссе. КПП, и ещё КПП. Всё как положено, не картошку стерегут.

Домик, в котором пребывал Председатель Комитета Государственной Безопасности при Совете Министров СССР, был неотличим от полудюжины других. Ничего особенного. Майорский домик, по виду. Максимум на полковника сшито. Без изысков. Барашек и три звёздочки.

Внутри получше. Мебель хорошая. Прочная. Стильная. Телефоны. Приемник на столе, «Спидола». Как у меня.

Сам Юрий Владимирович выглядел много лучше, чем в предыдущую встречу. Цвет лица поздоровей. Глаза поживей. Дыхание посвежей. И даже встал, приветствуя. И руку протянул.

Но разговор вышел самый пустяковый. Андропов поздравил с победой, осведомился о планах, спросил, нет ли каких трудностей в организации поездок — и всё.

И для этого он меня звал? Гонял за мной целого генерала? Вот чтобы поздравить с победой?

Нет, мне, конечно, лестно. Но всё-таки, всё-таки…

И только уже по пути в Москву (вёз меня уже сержант) я понял: нет, Андропов не хотел меня видеть! Андропов хотел, чтобы я его увидел. Увидел и предупредил о нездоровье. Видно, сделал выводы из предыдущей нашей встрече. Устранил причины и лечит последствия. Потому и выглядит много лучше прежнего.

Вот и хорошо.

А почему послал генерала?

Для авторитета. Для моего авторитета. Увидят чемпионы мира — или люди, их встречающие — то, что меня возит сам генерал-майор — и проникнутся. Откуда узнают? Узнают! Встречающие-то тоже не лыком шиты. Подкованы. На все четыре подкованы.

Но это не объясняет нервозность Евгения Михайловича. Что-то есть ещё, то, что мне пока неизвестно.

Сержант довёз меня до «Москвы». Я заселился, привёл себя с дороги в порядок. Позвонил в Черноземск, поговорил с девочками. И просто поговорил, и о делах.

Тут пришел Жуковский, из «Советского Спорта». Об интервью мы договорились загодя. Народ хочет знать подробности турнира.

Я и рассказал подробности. О скромной жизни простых американских тружеников. О нелегкой судьбе западных шахматистов, вынужденных кочевать с турнира на турнир. О жесткой конкуренции в мире, где человек человеку волк. О полном превосходстве советской шахматной школы: у меня первое место, семь из семи, у Тиграна Вартановича — второе, пять с половиной очков, и у Василия Васильевича третье, пять очков (о том, что третье место со Смысловым разделили ещё четверо, уточнять не стал, сочтя такие подробности лишними). Жители Лоун Пайна внимательно следили за нашей игрой, видя в нас не только шахматистов, но и представителей страны победившего социализма, страны, где государство помогает талантам на протяжении всей их, талантов, жизни.

И стал нахваливать Петросяна и Смыслова. Могучие таланты, глубочайшее понимание шахмат, боевой характер… На самом деле не нахваливать, а отдавать должное. Всё это — и талант, и понимание шахмат, и характер — у них не только было, но и осталось.