Ньюгейтская невеста - Карр Джон Диксон. Страница 30

Хотя сейчас на преподобном Хорасе не было черной мантии и воротника с белыми полосками, их легко можно было себе представить, когда он выпятил грудь.

— Наша англиканская церковь, которую простонародье предпочитает именовать Высокой церковью, не предписывает хранить тайну исповеди. Но мог бы я обмануть доверие заключенного? Никогда, если только речь не идет о жизни и смерти. Но когда лорд Даруэнт рассказывал мне свою историю...

— Вам показалось, что речь идет именно об этом? — живо заинтересовалась Кэролайн.

Священник кивнул.

— Сведения о лорде Франсисе Орфорде, — продолжал он, — я получил от его должника, чье имя мне незачем называть. Но он знал подлинное имя ростовщика и все его уловки. И тогда я начал верить истории лорда Даруэнта...

Даруэнт ударил кулаком по спинке стула:

— Я рассказал вам, падре, о комнате, которая за ночь покрылась пылью и паутиной двухлетней давности! И вы сочли меня безумным.

Пастор склонил голову и развел руками.

— На какое-то время. Да простит меня Бог! Но потом, кто знает почему, я почувствовал, что вы не виновны. Я поспешил к шерифу в надежде — как мне казалось, тщетной — на отсрочку приговора. Приказ об отсрочке уже прибыл, так что мне не пришлось ничего говорить. Но теперь...

— Теперь, мистер Коттон, — прервала его Кэролайн, чье высокомерие сменилось недоумением, — вы говорите загадками!

— Загадками, миледи?

— Вот именно. Рассказываете какую-то чушь о комнате, заросшей за ночь паутиной, нападаете на бедного Фрэнка и Кинсмиров. Как, по-вашему, могла появиться такая комната?

— Этого я не знаю, миледи. Но могу догадаться о причине.

— Попытайтесь!

Преподобный Хорас задумался.

— По-видимому, лорд Франсис принял меры против возможности разоблачения. Допустим, кто-то из его друзей разгадал маскировку и узнал подлинную личность ростовщика...

— Верно, падре! — радостно воскликнул Даруэнт.

Кэролайн резко повернулась к нему, но не забыла о своем формальном стиле обращения на публике.

— Милорд! — запротестовала она.

— Я знал Фрэнка. — Перед мысленным взором Даруэнта предстало мертвое лицо. — Знал его проклятое высокомерие. Предположим, кто-то угрожал разоблачить его перед друзьями. «Вот как? — сказал бы Фрэнк. — Значит, я одолжил вам такую-то сумму в таком-то месте и в такое-то время? Давайте взглянем на это место, и, если оно окажется не таким, молчите или получите вызов».

— И простофиля увидел бы нежилую комнату, заросшую паутиной! — воскликнул преподобный Хорас. — Его история прозвучала бы...

— Так же, как моя история прозвучала для вас, падре, — закончил за него Даруэнт. — Это был трюк! Но каким образом его проделали?

— Какой еще трюк? — возмутилась Кэролайн. — Ни один человек благородного происхождения не унизился бы до такого!

— Понимаете, падре, насколько обезопасил себя Фрэнк? — сухо заметил Даруэнт. — Моя жена не может сомневаться в ваших словах, но она все еще не в состоянии этому поверить. Так как же это удалось осуществить?

Разговор прервал хриплый пьяный смешок.

Так как в чаше еще оставалось больше кварты эля, мистер Малберри просто поднес ее к губам и мигом осушил. Стоя с пустой чашей в руке, он смотрел на остальных мутным взглядом, но сохраняя достоинство, которым был наполнен не меньше, чем элем.

— Ба! — воскликнул адвокат. — Я слышу детский лепет!

Даруэнт повернулся:

— Вы знаете, как был исполнен трюк?

— Конечно! Разве я не говорил, что знаю?

— Меня привели в какую-то другую комнату в том же доме?

Взгляд мистера Малберри стал хитрым.

— Нет, — ответил он.

— Но пыль и паутина были настоящими, скопившимися за долгое время?

— Да.

— Тогда каким же образом...

— А этого я вам не скажу, — заявил мистер Малберри, со стуком ставя чашу на стеклянную подставку.

— Сэр, вы не в себе! — воскликнул преподобный Хорас Коттон.

— Я не скажу вам, — продолжал мистер Малберри, игнорируя замечание, — по двум причинам. Во-первых, Дик, потому, что вы сами должны были увидеть это так же ясно, как доказательства в виде сапог с начищенными подошвами и письменного стола в центре комнаты. А во-вторых, теперь вы знаете, что Берт Малберри держит больше карт в рукаве, чем на игральном столе, и не будете бояться, если ваш тайный враг...

— Если он — что?

— Если он попытается обвинить вас в лжесвидетельстве.

В голове у Даруэнта творилось черт-те что — словно копошилось множество ведьм и голодных домовых, — и поначалу он воспринял услышанное с облегчением.

— В лжесвидетельстве! И это все?

— "И это все?" — передразнил адвокат, с трудом вытаскивая нож из куска говядины. — Очевидно, вы считаете лжесвидетельство незначительным правонарушением, за которое не могут сурово наказать?

— Берт, я абсолютно в этом не разбираюсь.

— Согласно действующему законодательству, утвержденному Георгом II, глава 25, параграф 2, это может означать семь лет на тюремном судне или в ньюгейтской камере без привилегий государственного сектора. Как вам нравится такое?

В окно ударила еще одна капля, и начался ливень. На улице быстро протарахтела карета. Четыре человека в комнате неподвижно стояли вокруг стола.

— Я не стану возвращаться в Ньюгейт, — спокойно заявил Даруэнт. — Скорее перережу себе горло.

— Вам не понадобится туда возвращаться, уверяю вас! De minimis non curat lex [73], — возвестил Малберри, подняв нож. — Если вы можете доказать, что лжесвидетельство было вам навязано, — а я сумею это сделать, не сомневайтесь, — то вы вне опасности. Я даже готов предложить вам пари...

— Да, — кивнул Даруэнт, бросив на него странный взгляд. — Мой тайный враг, проживающий по «фешенебельному адресу», не станет вновь открывать дело.

— Э-э, да вы, похоже, сами заделались юристом! Почему не станет?

— Потому что не осмелится. Если я прав, он был сообщником Фрэнка Орфорда в ростовщичестве и боится того, что я знаю или могу знать.

— Истинная правда! Но как же он поступит, Дик?

Даруэнт не ответил. Он мерил шагами комнату, пытаясь скрыть свои мысли даже от самого себя.

— Вчера, — настаивал мистер Малберри, — он стрелял в вас через окно. Вот где настоящая опасность для вас, Дик. Этот враг, кем бы он ни был, будет продолжать свои попытки, пока не прикончит вас.

— Или пока я его не прикончу. Это достаточно справедливо.

— Стойте! — вмешалась Кэролайн, подняв руку.

Даруэнт остановился. Глаза девушки, обычно полуприкрытые длинными ресницами, сейчас были широко открыты. Она умоляюще глядела на мужа.

— Недавно вы обещали, что больше никогда...

— Что я могу сделать, дорогая моя? Какой у меня выбор?

Почти рассеянное обращение «дорогая моя» отразилось в глазах Кэролайн, и Даруэнт это видел. На миг они словно заглянули в душу друг другу — по крайней мере, так им казалось. Затем Даруэнт повернулся к мистеру Малберри:

— Я тоже стараюсь не упускать из виду доказательства. Вы утверждаете, что Тиллотсону Луису назначили свидание с голубой каретой, но он почему-то не явился, и меня приняли за него?

— Совершенно верно. «Стесненные обстоятельства»! — фыркнул адвокат. — Это всего лишь означает, что он остался без гроша.

Даруэнт прижал руку ко лбу.

— Теперь мне многое понятно. Тайное свидание, кучер с лицом, закутанным шарфом, повязка на моих глазах и веревки на запястьях и лодыжках. Но к чему затычки в ушах и подвесная койка в карете? А главное, почему меня ударили по голове? Едва ли Фрэнк обращался таким образом со своими клиентами.

Мистер Малберри удовлетворенно вздохнул:

— На каждый из этих вопросов можно найти хороший ответ, Дик. Если как следует подумать. Разве только удар по голове... Тут вы поставили меня в тупик. Так дела не делаются — это факт!

— Могу я задать вопрос? — осведомился преподобный Хорас своим звучным голосом.

Даруэнт кивнул.