Медвежья кровь (СИ) - Синякова Елена "(Blue_Eyes_Witch)". Страница 12

Он снова что-то пробурчал, но, кажется, мысль о том, что придется заняться ремонтом, слегка поубавила его звериный пыл.

— Ты сейчас на своем языке говорил? — не смогла удержаться я, понимая, что произнесенное им не походило ни на один известный мне и ранее слышимый иностранный язык.

— Да.

— Можешь сказать что-нибудь еще?

— Зачем тебе? — буркнул он, но было заметно, что злость его тут же отпустила и на смену хмурым бровям пришло явное удивление.

— Мне понравилось, как он звучит. Так необычно и…мурчаще.

Медведь криво усмехнулся, но все-таки произнес что-то еще, даже если я не думала, что он сделает это, а я широко улыбнулась в ответ.

— Хочешь узнать, что я сказал?

— А можно?

— Сказал, что попал к самой упрямой девчонке в лесу и сдохну здесь от истощения.

Я хохотнула, продолжая упрямо и спокойно готовить ему сугубо растительный обед, но не удержалась, чтобы не добавить:

— Рядом живет соседка, которая откормит тебя до состояния беременной медведицы перед родами. Следующую дверь сломаешь, потому что не пройдешь в нее. Она и полечит, и приласкает.

— А ты?

— Что я?

— Не приласкаешь?

От неожиданности я выронила ложку, вздрогнув от резкого пронзительного звука, так похожего на крик, ощущая горечь во рту, словно глотнула желчи.

Каждый раз, когда мне казалось, что я смогу сосуществовать с этим созданием под одной крышей и не подскакивать днем и ночью от любого его слишком резкого движения, он снова напоминал о том, что я ненавидела в каждом — блядскую мужскую сущность, которая не могла прожить без секса!

— Разве мы не обсудили этот вопрос заранее и не пришли к согласию по поводу него? — я старалась говорить все так же четко, ясно и спокойной, но у меня ни черта не получалось.

Одна мысль, что он может коснуться меня,— и меня тут же бросало в липкий холодный пот.

Он был настолько огромный, что жутко было представить его силу и вес. А мне в принципе лучше было этого не делать, чтобы снова не заработать паническую атаку.

Медведь что-то пробормотал себе под нос, и мне показалось, что было сказано «уже лучше».

— Что, прости?

— Меня нельзя бояться, — вдруг проговорил он, отчего-то поворачиваясь на бок и закрывая себя тонким светлым покрывалом почти по самый подбородок, чего никогда не делал до этого. — Этим ты делаешь себе только хуже.

— Звучит не очень...

— Поверь мне на слово и лучше не проверяй это. Никогда.

Больше медведь ничего не говорил.

Отвернулся и закрыл глаза, а я продолжала копаться на кухне с обедом, стараясь прийти в себя и отогнать все страшные мысли, которые снова подкрадывались, нагло и жутко ухмыляясь.

Я ненавидела их всей душой и дрожащим сердцем, потому что они обладали тошнотворными запахами перегара и мужского пота. Смотрели на меня из темноты проклятыми алчными глазами, в которых была только животная похоть и не единого проблеска сознания.

У этих мыслей были вонючие, но страшно сильные худые руки, из которых я не могла вырваться ни в одном своем страшном сне… Как не смогла вырваться наяву, утопая в грязи, собственной боли и унижении…

Я провозилась с обедом еще пару часов, но в целом была довольна собой.

Эдя должен был спуститься с минуты на минуту, и я слышала, как он шаркал машинами по полу, а медведь дышал глубоко, слегка хрипло, но все-таки ровно. Возможно, и ему скоро станет лучше.

Я заварила ему чай из тех трав, что смогла найти в кладовке.

Вроде бы ничего особенного: ромашка, мята, горсть сушеных душистых ягод и мед — но почему-то мне казалось, что ему должно было понравиться.

Накормив брата и проследив, чтобы он поднялся к себе и снова занялся единственным делом, которое его увлекало и успокаивало, я вернулась на кухню, чтобы наложить еду медведю, услышав за своей спиной его сухое и недовольное:

— ЭТО я не буду!

— Фасоль очень полезная. В ней много витаминов и…

— Пусть хоть золотая! Сказал же, что не буду!

— А у медведей тоже бывает детский сад? — язвительно, но со смехом уточнила я, откладывая тарелку с фасолью и другими овощами в сторону. — Потому что ты из него еще не вырос.

Наверное, еще и губы надул?

Прикусив нижнюю губу, чтобы сдержать неуместную улыбку, я только выдохнула:

— Ну хорошо, тогда сразу десерт.

Взяв в руки небольшой термос с заваренными травами и тарелку с полезной сладостью, я двинулась к нему, как всегда присаживаясь на колени на некотором расстоянии.

Пока наливала все еще горячий, но уже ароматный чай в его высокий стакан с неизменной трубочкой, медведь стойко молчал и, как всегда, только нюхал, а я ему не мешала, надеясь, что хотя бы это его медвежьей душе придется по вкусу.

Он долго вынюхивал содержимое тарелки и в конце концов нахмурился:

— Это что?

— Морковный пирог.

То, что ему не понравится, можно было понять по сведенным бровям и хмурому взгляду.

— По-твоему, я похож на кролика? — сухо проговорил медведь, не слишком-то воодушевившись тем, что ему предстояло съесть.

— Ну, учитывая тот факт, как быстро ты возбуждаешься…

Договорить я не смогла, потому что его глаза потемнели.

За секунду от сиреневого до почти фиолетового.

И это было большое ОЙ!

— Не вздумай бежать! — прорычал он и весь как-то собрался. Словно для прыжка. А я застыла на месте с вытянутой рукой, в которой был термос, слыша лишь, как отчаянно заколотилось сердце. — Молчи и не двигайся!

Я с трудом различала слова за этим низким рычанием, которое словно опускалось по его телу в пол, отдаваясь легкой, едва заметной вибрацией.

— Не бойся меня!

— Что?..

— Думай о чем угодно, только, черт побери, не бойся!

Я тяжело сглотнула, ничего не понимая, но стараясь сделать так, как медведь сказал, потому что чувствовала кожей, что в этот раз шутки закончились.

И пускай он все еще был бледен и измучен своими незаживающими ранами, сейчас я знала наверняка, что его тело способно удивить. И напугать.

Раненый зверь в последнем рывке способен разорвать в клочья.

Я много слышала таких историй от охотников в поселке, когда папа был дома, и они приходили к нему как к своему другу и товарищу.

Нет, я никогда не поддерживала убийства животных и считала это дикостью и полным невежеством, но эти истории учили меня тому, как нужно вести себя, живя на окраине леса, откуда может появиться любой самый страшный зверь.

Как это создание в теле человека.

Я старалась думать о братике и не обращать внимания на то, как медведь тяжело и хрипло дышит, а его тело напрягается как-то хаотично и резко, словно мышцы скручивало изнутри независимо от его воли.

Ведь он не собирался становиться зверем прямо сейчас?

Или что с ним творилось?

По мере того как мои мысли все дальше уходили в сторону печали о брате и воспоминаний о том, как мы возили его по врачам, медведь успокаивался и, кажется, даже стал дышать ровнее.

— Иди, — хрипло и тяжело выдохнул он, но не успела я подняться на ноги, стараясь как можно быстрее отойти от него, как он схватил термос, потянув его к себе: — А вот это оставь.

Он выпил весь чай.

Но к еде не притронулся.

И больше ничего не говорил, а я от этого почему-то чувствовала себя неловко.

Все пыталась понять, что же случилось с ним, и почему мне было так откровенно не по себе, и сама себя убеждала в том, что лучше уж мне не знать. Чтобы спать спокойно.

Но перед тем, как лечь спать, я снова опустилась на колени возле него, чтобы обработать все еще воспаленные раны.

Больше не говорила о том, что нужно пить лекарства, потому что уже уяснила, что это просто бесполезно.

Вроде не осёл, а медведь, но такой упрямый!

Он ничего не говорил, даже когда ему было больно.

Только стискивал зубы и напрягался всем своим огромным мускулистым телом, пока я старалась сделать все как можно быстрее и менее болезненно.

Так же молча я легла на диван, когда спустилась со второго этажа, уложив брата спать.