Ведро, тряпка и немного криминала (СИ) - Самтенко Мария. Страница 31
Боюсь, что злодея пустила в школу Галина. Сначала она сделала это безо всякой задней мысли (возможно, за небольшую мзду в виде коробки конфет), но потом, обнаружив труп, поняла, что продешевила, и решила стрясти с мерзавца деньжат. Но тот не горел желанием сажать на шею шантажистку и предпочел один раз раскошелиться на какое-нибудь дешевое сердечное лекарство. Войдя во вкус, маньяк, по-видимому, решил зачистить всех свидетелей, подстрелил несчастного физика, нанял бандитов напасть на меня и даже зачем-то упокоил несчастного дворника.
И эта странная смерть явно не вписывается в общую картину, ведь если прикинуть по срокам, выходит, что бедолагу убили как минимум за день до школьника. Вот только зачем? Едва ли убийца настолько заботился о будущем, что начал убирать свидетелей заранее. А, может, это загадочное преступление вообще не связано с остальными?
— Как странно, — говорю я. — А больше он ничего не рассказывал?
Понятно, рассказывал, только Людмила явно не хочет со мной откровенничать. Эх, знать бы еще, где она соврала. Уверена, байка про физика-трудоголика и откровенничающего с ним школьника явная ложь, но что еще?
— Никаких имен он не называл, — качает головой Литература. — А что вы не пьете? Не вкусно?
Ой, точно, там же лекарство, и Людмила ждет не дождется, когда оно подействует! Еще бы узнать, на что конкретно она надеется: что я засну, побегу в туалет или сразу забьюсь в ужасных конвульсиях?
Изображаю на лице глубокую задумчивость:
— Да я вообще спать хочу… наверно, не выспалась, глаза слипаются… а сахара нет?
Йес! На трогательно-хрупком личике учительницы проявляется глубокое удовлетворение. Значит, все же снотворное!
Зеваю в кулак, и Людмила изъявляет желание сходить на кухню за сахаром. Свою кружку и даже сумку ненавязчиво так захватывает с собой — не доверяет.
Убедившись, что шаги смолкли, сливаю за подлокотник дивана треть оставшегося чая… и понимаю, что дело зашло чересчур далеко.
Как бы мне не было интересно, что эта милая, безобидная учительница будет делать, когда я усну, неплохо бы в кое-то веке позаботиться о собственной безопасности. В конце концов, жизнь — это жизнь, а не сплошной увлекательный детектив. Здесь, в реальности, обязательно будет хороший конец, только не факт, что именно для меня. И если сейчас не подсуетиться, мой хладный труп останется лежать на дырявом диване, а неизвестного убийцу никто не поймает, и он будет грызть шоколадки да нюхать цветочки в лучших традициях фильма «Крестный отец».
Представив указанную картину, я извлекаю из пакета телефон и начинаю набирать смс-ку:
«на даче у физика меня хотят отравить, приезж»
На «айте» слышу шаги и торопливо нажимаю на отправку — надеюсь, что Хучик поймет и примчится с ОМОНом. Только не сразу, а чуть погодя, потому что мне нужно успеть придумать убедительную отмазку. Но и не слишком поздно, еще не хватало, чтобы Людмила начала действовать.
Вот будет забавно, если окажется, что она не планировала ничего плохого и тоже по-тихому вызвала доблестную полицию. Хотела бы я посмотреть, что будет, когда здесь столкнутся две команды ментов.
— Вот сахар, еле нашла, — фальшиво растягивает губы появившаяся Людмила, после чего сует мне два жалких кубика рафинада.
Топлю их в остывшем чае и, зевая (то ли первый глоток начал действовать, то ли я просто не выспалась), продолжаю «допрос»:
— Скажите, а как ваш физик отреагировал на мое покушение? В смысле, покушение на меня. Ну, вы поняли.
Вот тут Людмилу, кажется, пробирает. Ее глаза разгораются, и она начинает возмущенно рассказывать, как волновался обо мне бедный физик. Как собирался ко мне в больницу и откровенничал с Хучиком, рассказывая тому, что мне, значит, явно прилетело ножом за то, что я лазаю по школе и что-то разнюхиваю.
Но это еще не все! Как раз после этого случая в физике отчего-то проснулась совесть, мирно дремавшая со времен похищения скелета, и, видно, не выспавшись, принялась пилить его с утроенной силой. При этом он не придумал ничего лучше, чем жаловаться на судьбину любовнице. Которой надоело выслушивать его покаяния еще в первые восемь раз.
Пока Людмила стенает о своем физике, я медленно откидываюсь на спинку дивана, прикрываю глаза и меланхолично «угукаю» как бы сквозь сон. Кружку с остывшим чаем держу в руке, поместив оную на подлокотник. Внизу ковер, и, если присмотреться, можно заметить небольшую лужицу вылитой в сочленения дивана отравы. Ну что ж, надеюсь, Людмила не будет присматриваться.
Рассказ, а, точнее, жалобы усталой и, видно, ревнующей женщины (и ведь нашла кого ревновать! и к кому!), подходят к концу, и я перестаю отзываться даже в самых душещипательных местах.
Наконец наша «миледи Винтер» обрывает рассказ на полуслове и с плохо скрываемой надеждой вопрошает:
— Марина?
А хрен там! Я вздрагиваю, роняю злополучную кружку на ковер, и, чуть помедлив, открываю глаза с таким видом, будто я — Вий, от которого разбежались все слуги с вилами. Перевешиваюсь через подлокотник, с мрачным удовлетворением изучаю расползающуюся лужу холодного чая и лепечу:
— Ой… чего-то я вообще сегодня не выспалась, прямо сплю на ходу… сейчас уберу…
— Сидите, — прерывает меня Людмила. — Сама уберу.
Она добросовестно нагибается, подбирает кружку, которая не разбилась, а самортизировала о ковер, и с тоской смотрит на лужу. Жидкость частично впиталась в коврик, и если раньше она могла просто вылить отравленный чай в раковину и помыть чашку, то теперь от следов фиг избавишься! Менты, если что, и ковер на анализ возьмут.
Примерно на этой мысли я вспоминаю, что тоже далеко не игрок в покер, и даже такая тургеневская девица, как наша Литература, способна заметить легкое злорадство. Поэтому я закрываю глаза от греха подальше, сползаю обратно на драный диванчик и опускаю голову на подлокотник. Хоть кто-то за меня что-нибудь уберет…
Людмила приносит из кухни сальную тряпку и без особо энтузиазма размазывает по полу отравленную лужицу. Пару минут любуюсь на это действие сквозь полуприкрытые веки, а потом, убедившись, что она все равно не избавится от остатков, впитавшихся в ковер пока не зальет все вокруг моющим средством или не выстрижет нехилый кусок ножницами.
Ну ладно злорадствовать, а то Людмила увидит, как я подглядываю, и придумает что-нибудь более убойное.
Прикрыв глаза, я сворачиваюсь клубочком на злополучном диванчике и начинаю ровно, медленно дышать. То есть я дышала и раньше (а как же, уборщицы это не зомби), но сейчас активно пытаюсь косить под спящую. Желательно так, чтобы при этом все-таки не заснуть.
С первым пунктом все получается, но со вторым — не очень. Я незаметно погружаюсь в легкую полудрему, из которой вырывает неожиданно-пронзительный голос Литературы:
— Вы спите?
Невероятным усилием воли мне удается не шевельнуться. Тогда проклятая физикова любовница протягивает свою ухоженную лапку и встряхивает меня за плечо. Только не шевелиться!
Убедившись, что я сплю как сурок, криминальная учительница отходит и, судя по звукам, брезгливо вытирает руки о диван. Зараза! Вообще-то моя одежда гораздо чище указанного дивана.
Чуть-чуть приоткрыть глаза я тоже не рискую и продолжаю лежать, напряженно вслушиваясь в тишину, едва разбавленную мягкими шагами, страдательскими вздохами… а вот теперь и длинными гудками — Людмила явно решила похвастаться своими успехами. Но делает это как-то односложно.
— Да, да, — нервно роняет она, — да, наконец-то, спит как сурок…
Надо же, какие у нас одинаковые ассоциации.
–..нет, нет, да, — продолжает Людмила, и с каждым словом ее истерика набирает обороты. Может, ей стоит попить пустырник? Еще пять минут в таком духе, и она швырнет телефон в стену и зарыдает. — Да! Нет!! И что теперь делать?.. Да? Ну ладно…
Истеричные повизгивания Литературы становятся тише — похоже, она снова удаляется в сторону кухни. Я сворачиваюсь на диване и пытаюсь прикинуть, с кем же она разговаривала, и этот во всех отношениях подозрительный собеседник мог насоветовать ей насчет меня.