Синдром самозванки, или Единственная для Палача (СИ) - Рокко Джулия. Страница 18

— Верно служить короне, — не задумываясь, словно на автомате, отрапортовал малыш, хотя было видно, как перехватывает его дыхание от ужаса внезапно осознанной потери.

— Где моя мама? — вновь задал вопрос тонкий детский голосок, и я было подумала, что мой сон закольцевался, как иногда бывает, если мозг истощен постоянным напряжением.

Но последовавший вслед за вопросом ответ и будто выплывшая из тумана картинка показали, что сюжет и действующие лица всё же сменились.

— У тебя нет мамы, — полным желчи и неприкрытого злорадства голосом заявила сухая, длинная, как жердь старуха с сальной кичкой на макушке.

— А папа? — не отставал малыш, тоже мальчик только с такими чудесными белокурыми волосами, что они практически искрились серебром в лучах солнечного света.

Ребёнок стоял у арочного окна, обрамленного грязными кружевными занавесками. Худой до синевы, с запавшими печальными глазами и ссадиной на скуле.

— Отца у тебя тоже нет. Ты — зловонная отрыжка болотного жмяка. Он тебе и папка, и мамка, — видимо, очень довольная собой, старуха разразилась громким каркающим смехом.

— Запомнил? Повтори! — вдруг потребовала она.

Вжав голову в плечи, мальчик молчал.

— Повтори, я сказала! — вцепившись в нежное детское ухо и потянув его вверх, злобно прошипела ведьма.

— Зловонная отрыжка болотного жмяка, — послушно пропищал ребёнок, обливаясь слезами.

Этот писк… Он иглой вонзился в мой мозг, и я открыла глаза, с несказанным облегчением выныривая из самого жуткого в моей жизни кошмара.

***

Судя по полоске света, что проникал в спальню через зазор в портьерах, на дворе стоял день. Я повернула голову, но ожидаемо наткнулась на пустоту, и лишь вмятина на соседней подушке свидетельствовала о том, что эту ночь я и в самом деле провела в одной постели с Лордом.

Отчего он меня не разбудил и в нарушение собственного приказания позволил пропустить урок? Неужели проявил милосердие и, памятуя о недавней бессоннице, позволил банально выспаться? В любом случае разлёживаться в чужой кровати дальше не стоило. И так было не очень понятно, как после произошедшего станут выстраиваться наши с Рэтом отношения.

В голове снова бешеной чехардой заскакали стайки вопросов, которые я очень сильно возжелала ему задать. Особенно волновала тема прикосновений. К тому же, сон… Я отчетливо помнила все его детали, поэтому не составило труда узнать в одном из детей самого Рэта, а в невысоком мужчине, убежденно вещающем о никчемной природе каждой женщины, его отца — ундера Уркайского.

Таким непростительно жестоким и вызывающим отвращение я дядюшку Цвейга видела впервые. Определенно, теперешним сумасшедшим он нравился мне гораздо больше. Как можно столь цинично и бесчувственно обращаться с собственным ребенком? Сердце болезненно сжалось. Ничего удивительного, что несмотря на все привилегии и роскошь, стены этого огромного дома едва ли не чернели от пропитывающего их всеобщего несчастья.

Вновь замотавшись в одеяло, дабы не светить перед возможными свидетелями голыми ногами, вся погруженная в думы, я двинулась на выход. И всё же, что это было? «Кино» моего воспаленного подсознания, или очередные фокусы чужого мира? Вряд ли при всём богатстве своего воображения я могла бы породить столько примечательных деталей.

Чисто интуитивно я склонялась к мнению о том, что мне каким-то образом удалось подглядеть реальный эпизод из далекого детства Рэта. Но в таком случае, кто тогда тот второй мальчик?!

Если я надеялась вернуться в своё покинутое ранее гнездышко никем не замеченной, то мой план с треском провалился. Стоило только высунуть нос за порог чужой спальни, как дверь соседней комнаты распахнулась и я оказалась застигнута, считай, с поличным.

По выражению потрясения, застывшего на красивом породистом лица Хэйдена, сразу стало ясно — сюрприз для него неприятный. В глубине желтых глаз мелькнуло изрядно покоробившее меня то ли разочарование, то ли брезгливость. А скорее, всё вместе. Вдруг от мужчины повеяло таким обжигающим презрением, словно я продала родину. Причем сделала это за бесценок.

— Вот только не надо поспешных выводов, — не дожидаясь язвительных комментариев, первой подала голос.

Мириться с неозвученным, но совершенно точно вынесенным приговором, я не собиралась.

— Выводов? — делано удивился «принц».

— Именно. Мы не любовники. Меня привела сюда чрезвычайная ситуация, — хотелось сказать просто по-русски ЧП, но боюсь, на Притэе подобная аббревиатура в ходу не была.

Привалившись плечом к деревянному обналичнику, Хэйд изобразил заинтересованность. А то, что я так и осталась стоять на одну половину в коридоре, на другую — в спальне его брата, причем в скандальном виде и босая, его совершенно не смущало.

Я нахмурилась. Отчего-то в этом семействе очень любили ставить меня в щекотливые ситуации, а потом с любопытством наблюдать, как я из них выпутываюсь. Особенно поднаторел в сим виде «спорта» наш признанный красавчик, художник и поэт.

В большинстве случаев я на подобное даже и не думала обижаться, легко делая скидку на далекие от трепетных отношения между отцом и братьями. Жесткие, если не сказать жестокие пикировки — суровая обыденность особняка Уркайских. Пожалуй, можно даже сказать, что меня то они провоцировали скорее для вида. Без серьезного намеренья уколоть как можно больнее. В адрес же друг друга подобной лояльности никто не выказывал. Что откровенно удручало и, со временем, я стала пытаться эту ситуацию как-то изменить.

Хэйден данный порыв, по-моему, раскусил первым, после чего я часто стала замечать, как теплеют его хищные глаза каждый раз, едва мы с ним где-нибудь пересекаемся. А в общем-то он даже и не скрывал, что их новая приживалка ему симпатична. Я такое расположение ценила. И отвечала взаимностью. Поэтому произошедшую перемену принимать не хотела и не могла.

— Да брось, Реджи, всё же так очевидно. Ты пошла легким путем и легла под моего братца, чтобы закрепиться в доме и получше устроиться, — отчего-то вдруг решив действовать прямолинейно, что для него вообще-то было совсем не свойственно, припечатал Хэйден. — Дальше что? Попросишь его об индивидуальных уроках?

— Нет, конечно! Точнее, не сразу, — возразила ему тоном записной соблазнительницы с изрядной порцией откровенного сарказма. — Для начала я продолжу своё победное шествие по койкам Уркайских. Представляешь, как хорошо я устроюсь в таком случае?!

Изобразив бурное предвкушение, я вытаращила глаза и якобы задохнулась от восторга.

— Сомневаюсь, — неожиданно оттаяв, ответил Хэйд. — Общая женщина — трудная для нашей семьи тема. В таком случае, устроишься ты тут совершенно точно преотвратно.

— В каком смысле, общая женщина — трудная тема? — я мгновенно заглотила крючок.

— Видела портрет в кабинете нашего Палача?

Я кивнула. Конечно видела, примечательное полотно.

— Как думаешь, кто на нём изображен?

— Неизвестная красавица? — просто потому, что нужно было что-то ответить, ляпнула первое попавшееся.

— Отчего же неизвестная? Очень даже известная. Её звали Карма. Она была моей невестой, но замуж вышла за Рэтборна.

Вот теперь я вытаращила глаза по-настоящему. Такая бомба, а я не при параде.

— У Рэта есть жена?! — сразу решила выяснить самое главное.

Не говоря о том, что подобная новость в свете прошедшей ночи очень неприятно била по нервам, так еще и банальное любопытство срочно желало знать, куда эта сама Карма подевалась? Или её подевали?

Подумать только — Карма! Вот это ирония. Насколько я успела узнать, подобного понятия в Андолоре не существовало, но зато сам принцип кармической расплаты, видимо, работал исправно. По крайне мере, я сильно подозревала, что подробности истории эту теорию подтвердят.

— Была, — голос Хэйдена прозвучал как-то уж чересчур сухо.

— Она умерла?

— Нет, — принц усмехнулся. — Рэт просто аннулировал брачное соглашение и выслал её из страны.