Синдром самозванки, или Единственная для Палача (СИ) - Рокко Джулия. Страница 24

Теперь уже я вылупилась в немом изумлении. Он что, шутит? Но по выражению вытянутого лица моего собеседника было ясно — Флок в самом деле озадачен.

— И что же, кто-нибудь проверял деятельность этих самых воспитателей?

Шнурок лишь развел руками.

— Посмотри-ка внимательно, — не переставая покачивать спящего мальчика, я указала на него подбородком. — Похоже, что о Тае хорошо заботились?

Помощник виновато потупился.

— Получается, в целом доме никто не обеспокоился судьбой всеми брошенного малыша?

— Получается, что так, — тяжело вздохнув и вытерев руки о фартук, признал уродливую правду Герард.

— Но почему, в таком случае, его не оставили с родной матерью? — я никак не могла смириться с произошедшим, упорно пытаясь отыскать хотя бы крошечный просвет во всей этой дикой истории.

Но кое-что всё же утешало. Видимо можно считать Рэтборна на совсем уж пропащим, раз он потрудился обеспечить Тая жильем и содержанием. Данный факт, пускай лишь отчасти, но искупал непомерную вину упрямого гордеца.

— Госпожа Карма не пожелала сама. Она считала, что этот ребенок сломал ей всю жизнь и стоил выгодного брака.

Призывая себя к спокойствию, мне пришлось на пару секунд стиснуть зубы и прикрыть глаза.

— Если бы я не знала вас, то решила бы, что в этом мире нет ни одного нормального человека! — воскликнула громким шёпотом. — Свою жизнь, как и брак, эта кукушка разрушила сама.

— Кто такая кукушка? — оживился Шнурок, услышав незнакомое название.

Я прикусила язык. Мне следовало лучше следить за тем, что говорю. А то неровен час, выдам своё иномирное происхождение.

— Это такая птица, которая подкладывает свои яйца в гнёзда других пернатых, чтобы самой не растить своих птенцов, — пояснила я, делая вид, что не спроста знаю больше остальных.

В конце концов хозяйский я племянник или нет?

— На моей родине её называют курхата, — помогая выкрутиться без потерь, весьма кстати сообщил Герард. — Но у меня к тебе, моя варлийская булочка*, тоже есть вопрос, — уводя разговор в сторону от орнитологии, вдруг выдал Гер. — Ты уже придумала, как оставить Тая подле себя?

Как это не удивительно, но у меня был план. Он стал вырисовываться, пока мы всё дальше и дальше удалялись от злополучного садового домика. Идея моя, в общем-то, не отличалась особой оригинальностью: я просто решила попытаться повторить свой собственный опыт «прописки» в особняке Уркайских.

— Думаю, что покажу Тая ундеру, — ответила Герарду.

— И под каким же соусом? — видимо, имея в виду, как я собираюсь объяснить появление мальчика перед дядюшкой Цвейгом.

— Сначала я послушаю, какую историю расскажет нам его Безумие.

Учитывая, что, в случае со мной, даже изобретать ничего не пришлось, и, с легкой руки сумасшедшего мага, я вдруг превратилась в Реджинальда, был смысл попытаться провернуть подобное снова.

— Надеюсь, дядюшка всё придумает сам, а нам останется лишь кивать да соглашаться.

— Хм, — обхватив свой выдающийся подбородок пальцами, задумчиво сказал Гер, — а это может сработать. К тому же, к тебе ундер в самом деле привязался и даже стал прислушиваться. Вот уж не думал, что безумие может превратить монстра в человека.

— Точно, — хохотнул Флок, вставая из-за стола и возвращаясь к прерванному занятию. — Обычно всё случается наоборот.

Закатав рукава, помощник удрученно вздохнул и снова загремел тарелками.

Через пару минут на главную кухню вернулась Козетт. В руках она несла какой-то тюк и выглядела очень собой довольной.

— Вот, — водрузила она поклажу в центр дубового, тщательно отскобленного стола, — здесь пара штанишек, три сорочки, чулки, гетры и даже курточка!

— Где ты их достала?! — удивился Шнурок, обрадованный возвращением посудомойки.

Едва женщина перешагнула порог, как он поспешил вытереть руки о фартук и отойти подальше от раковины. Он так скоро отбежал в сторону, словно боялся навеки прилипнуть к грязным тарелкам.

— Ну-у, — внезапно замялась посудомойка, — моя младшая сестрица служит белошвейкой у госпожи Казармин, а у той два сына — чуть старше мальчишки.

Она махнула рукой в сторону Тая.

— Так вот. Госпожа иногда велит выбросить старые детские вещи. Но сестра их чинит и отдает мне. А я уже отношу одежду старьёвщику.

Все понимали, что старьёвщику Козетт относит вещи не за просто так… Получается, что посудомойка, несмотря на свой неуживчивый, желчный характер, взяла и решила добровольно наказать себя на деньги.

— Это очень благородно с твоей стороны, Козетт. Спасибо. — Вложив в голос всю свою признательность, поблагодарила я её.

С Козетт мы совсем не дружили, и до сего момента едва могли друг друга терпеть, поэтому сказанные мною в её адрес добрые слова, вызвали у посудомойки смешанные чувства: с одной стороны ей польстила моя похвала, но с другой — она явно была не готова, сменить стиль нашего общения.

— Да ладно… Чего уж там, — нахмурившись, пробурчала она себе под нос и, отвернувшись, загремела посудой.

От шума проснулся Тай. Весьма кстати. Прежде чем идти на поклон к ундеру, его следовало искупать, приодеть и подровнять ему волосы. А времени, меж тем, у нас оставалось в обрез: день закончился, и уже во всю правил вечер.

— Ну что, передохнул? — спросила я малыша, с умилением наблюдая, как он зевая, трет кулачками заспанные глаза.

— Хочешь посмотреть, где ты теперь будешь жить?

— С тобой? — опасливо уточнил он.

Вздохнув, я про себя спросила, как скоро наступит тот момент, когда Тай перестанет бояться, что близкие люди снова оставят его на произвол судьбы.

— Конечно, со мной. Разве ты забыл? Куда ты — туда и я, куда я- туда и…?

— Ты, — тут же подхватил он.

Я улыбнулась и чмокнула его в прехорошенький нос.

Что-то хлюпнуло. Я подняла голову и не поверила своим глазам. Козетт старательно натирала медную кастрюлю, а плечи её мелко-мелко тряслись.

Неприятная, недобрая, сухая, как старая подошва, Козетт, похоже тихо плакала, роняя слезы в мыльную пену.

— Во истину, — стянув с головы красную поварскую косынку, протянул ошеломленный Флок, — и чудовище может стать человеком.

Пробраться до моей комнаты незамеченными нам не удалось. На хозяйском этаже мы наткнулись на «переделанную» фею. Впрочем, она никак не нас не отреагировала, а лишь сдержанно поклонилась, сопроводив движение красивой головы изящным приседанием. От этих лишенных души и даже подобия собственной воли кукол меня всякий раз пробирала суеверная дрожь.

Достигнув конечной цели, я заперла на ключ дверь и, усадив Тая в одно из кресел, побежала наполнять ванну. Пока вода набиралась, распотрошила тюк с вещами, с радостью обнаружив, что вся одежда либо подходит по размеру, либо идёт чуть на вырост. Самое главное, что она оказалась чистой и мастерски подштопанной. Белошвейка — сестра Козетт — явно знала своё ремесло.

Вот только когда дело дошло до самого купания, малыш вдруг наотрез отказался лезть в воду. На все мои расспросы он лишь ещё больше замыкался и молча мотал головой, а потом и вовсе захныкал. Пришлось мне самой, раздевшись до сорочки и панталон, лезть в воду и разве что не изображать то ли дельфина, то ли кита. Если бы не острая необходимость защитить Тая от угрозы возвращения в ужасающие условия садового домика, вопрос с купанием я бы временно отложила. В конце концов, влажная тряпочка с мылом вполне могла бы избавить от самой вопиющей грязи. Однако красивые, чистые и нарядные дети всегда вызывают гораздо больше симпатии, чем чумазые заморыши. Я отчаянно боялась сплоховать и из-за какой-нибудь мелочи упустить шанс обеспечить малышу покой и безопасность. Поэтому купания всё же было не избежать.

По счастью, если один лезть в ванну Тай категорически отказался, то сделать это со мной за компанию после долгих колебаний согласился. Я отчетливо видела животный ужас в его глазах, когда он, дрожа всем своим худеньким тельцем, опасливо опускался вводу. Внутри у меня всё сжималось от боли за этого маленького отважного человечка, но внешне я безостановочно болтала всякие глупости, пытаясь как-то унять детский страх. Спустя минут десять подобной трескотни Тай заметно успокоился и даже стал похихикивать над моими попытками пошутить. Дальше дело пошло на лад.