Синдром самозванки, или Единственная для Палача (СИ) - Рокко Джулия. Страница 25

Через час чистенькие до скрипа и одетые с иголочки, мы стояли перед дядюшкой Цвейгом. Начиналась самая рискованная часть моего плана.

— Так-так-так, — протянул старик, с немалым удивлением разглядывая нашу колоритную парочку. — И кто это у нас? Кого ты ко мне привел, Реджинальд?

Я чуть не заплакала от досады, сильно рассчитывая, что ундер, сам придумает устраивающий всех ответ. Конечно, это была бы большая удача, но как бы я ни надеялась на подобный исход, а запасной вариант на случай осечки придумала.

— Ну как же так, дядюшка? Неужто вы не узнали? Видимо, мальчик сильно подрос с того раза, когда вы виделись в последний раз.

— Может быть, может быть… — Старик напряженно задумался.

Мне казалось, ещё немного и я увижу, как натужно скрипят шестеренки в его повредившейся голове.

— Проклятая память! — с досадой воскликнул ундер, и я даже на мгновение устыдилась своей вынужденной лжи. — Так всё-таки кто он? Я что-то никак не припомню.

— Это Тайрин, ваш любимый и единственный внук. Гордость и надежда. Только сегодня вечером вернулся из южного поместья, куда вы его отправили для укрепления здоровья.

Я намеренно подчеркивала высокую ценность ребенка, как бы подсказывая старику, как к тому следует относиться.

— Он что-же, болен? — скривил рот дядюшка Цвейг.

Болезных он не любил. Я бы даже сказала — презирал.

Но к подобному вопросу я тоже была готова и успела сочинить ответ, так же призванный поднять рейтинг Тая в глазах крайне амбициозного главы семейства.

Ещё ранее на занятиях с Каспаром мне удалость узнать, что, как правило, магия пробуждается у мальчиков подросткового возраста. К тому же, подобное почти всегда происходит благодаря катализатору, роль которого зачастую исполняет злополучный реврейн. Но иногда, а вернее будет сказать, крайне редко, сильный дар заявляет о себе гораздо раньше. И хотя обретение магии в раннем детском возрасте и служит доказательством несомненного могущества рода, подобное событие скорее стресс, чем радость. Если, конечно, ребенка, в котором пробудился дар в семье любят. Мощная магия в чем-то сродни электричеству. Неокрепшие тело и разум — как провод, лишенный изоляции. Не всякий ребенок может пережить раннее обретение силы. Однако если уж пережил, ценность его взлетала до небес. Такие дети в Андолоре были на перечёт и все они находились под опекой короны.

— Ни в коем разе, дядюшка, — поспешила возразить я. — Просто дар крайне рано пробудился в мальчике и ожидаемо сильно истощил, в силу малого возраста, неокрепший организм.

Лагала я об это сознательно. Риск, что меня уличат был невелик, так как нередко после дебютного проявления магических способностей ребенок ещё несколько лет мог никак не проявлять их повторно. Считалось, что эта пауза необходима для успешного слияния и восстановления.

— Неужели?! — обрадованно оживился дядюшка Цвейг.

Иногда его взгляд становился настолько мудрым и осознанным, что я пугалась: «А вдруг его безумие отступило?»

— Что ж, — довольно изрек он. — Подойди сюда, мой мальчик.

Ундер изобразил свою фирменную улыбочку, которая заставляла нервничать и бывалого головореза Ланзо. Но молодчина Тай даже не вздрогнул. Он отпустил мою руку, за которую держался всё это время, и спокойно подошел к старику.

— Здравствуйте, дедушка, как поживаете? — точно так, как я учила, спросил он у него.

Застав меня врасплох, старик неожиданно прослезился.

— Теперь хорошо, мой мальчик, теперь хорошо…

С дядюшкой Цвейгом мы провели не меньше часа. После утреннего приступа старик выглядел слабее чем обычно, однако внезапное обретение магически одаренного внука (да простит меня Бог за эту ложь во спасение!) так его воодушевило, что он тут же загорелся идеей организовать для Тая самую лучшую игровую комнату.

Это очень меня удивило, так как по фрагментам своего недавнего сна я уже знала, в какой строгости и аскетизме ундер предпочитал воспитывать собственных сыновей. Вряд ли у братьев Уркайских было множество игрушек. Даже в случае со мной, всё содержимое учебных комнат обуславливалось исключительно практической пользой. До своего безумия все виды праздных развлечений глава семейства считал лишним и причиняющим лишь вред. Сомневаюсь, что будь ундер в своим уме, я бы смогла донести до него простую истину — лучше всего ребёнок развивается не за партой, а именно в игре.

Ещё будучи в положении, мечтая стать образцовой матерью, я изучила целую тонну книг и пособий, почерпнув из них множество полезной информации. Например, что для маленьких детей очень важна обогащенная стимулирующими предметами среда. Конечно, в отсутствие привычных игрушек ими могут быть и палочки с камушками, но, как по мне, лошадок, корабликов, оловянных солдатиков и плюшевых медведей ничто не может заменить.

Быть может, изрядно сойдя с ума и временами впадая по этой причине то в чудачество, то в откровенное детство, дядюшка Цвейг и сам был не прочь погрузиться в мир мальчишеских забав. А возможно, просто побитый жизнью, дышащий на ладан одноухий заяц Тая, которого малыш так и таскал за собой повсюду, разбудил в старике приступ щедрости.

Теперь же вся наша троица находилась в предвкушении обещанных перемен. Ундер обещал устроить Таю не только игровую, но и отдельную спальню, примыкающую к ней. Последнему я не слишком обрадовалась, так как подозревала, что после выпавших на долю мальчика испытаний, остаться на ночь одному в большом мрачном доме ему вряд ли будет по силам. Но и отговаривать старика от данной идеи не стала, понимая, что дети растут, и Таю в любом случае вскоре понадобится собственная комната.

Попрощались с дядюшкой Цвейгом мы очень тепло. В порыве благодарности, забыв, что старик воспринимает меня в роли молодого мужчины, я даже поцеловала его в дряблую морщинистую щёку. Поцеловала и от ужаса замерла, ожидая, что или впаду в немилость за ненадлежащее для Уркайского поведение, или же вовсе вдруг предстану перед ундером тем, кто я есть на самом деле — упитанная ни разу не леди за тридцать. К счастью, ни того, ни другого не случилось. Старику ласка, похоже, пришлась по нраву.

Будучи душевно сухим и изрядно ожесточенным, он за всю свою жизнь мало кому дарил сердечное тепло, и, соответственно, мало от кого его получал. Теперь же, на закате своих дней, бывший грозный вояка просто впитывал те драгоценные крупицы доброты, которыми отчего-то решила вознаградить его жизнь.

Я прекрасно понимала — он был откровенно плохим человеком, но для меня с самых первых дней стал ревностным ангелом-хранителем. В родном мире я была одинока и опустошена. Андолор подарил мне семью. Пускай странную, травмированную и местами откровенно безумную, но я была готова клясться на крови, что какой бы несовершенной она ни была, это самая лучшая семья во всей Вселенной!

***

Хорошо, что ночных рубах для сна у меня оказалось несколько. Одну из них, обрезав снизу и подвернув рукава, я приспособила Таю вместо пижамы. Очень не хотелось укладывать на чистое бельё замызганного зайца, но сынишка отказывался без него ложиться спать. Пришлось закрыть глаза на грубое попрание гигиены. Полностью довольный своей победой, малыш сладко уснул, едва его светловолосая головка коснулась подушки.

Я же прилегла на другой край кровати, благо она была достаточно просторной, чтобы на ней без неудобств могли разместиться и трое взрослых. Меня сон сморил также быстро. Хотя, укладываясь, я никак не могла избавиться от беспокойства, вызванного грядущими разборками с законным отцом мальчика. Только чудом получалось избегать его до сих пор, но вряд ли моя удача продлится долго.

От громкого стука, казалось, затряслись даже стены. Я слетела с кровати, словно самый главный черт в преисподней ткнул меня в зад раскаленными вилами. Оглянулась на Тая, но он лишь потревоженно заворочался, так и не проснувшись. Подозревая, что оглушающий стук вот-вот повторится, я рванула к двери.

На пороге стоял разъяренный главный Лорд-экспедитор Тайного Приказа его Высочества, Рэтборн Уркайский собственной персоной. Он пребывал в таком ледяном бешенстве, что его беснующаяся магия словно просачивалась сквозь поры, оседая на бледной до белизны коже тончайшей корочкой инея. Серые глаза посветлели и стали отливать голубым. Резные ноздри раздувались, как у исходящего пеной дикого жеребца.