Реалити-Шоу (СИ) - Лятошинский Павел. Страница 10
— Лежи, красавчик, отдыхай, диван сегодня твой, — небрежно треплю кота за холку, он тянет вперед лапы, впиваясь когтями в обшивку. В ванной хлещет горячая вода.
Затупившееся лезвие дерет нежную кожу, теплая струя смывает пену, расслабляет, щекочет, возбуждает. В глубине сознания я уже пожалела, что согласилась поехать к Серёже. С неохотой выбираюсь из ванной, заматываюсь в полотенце, иду в комнату, лёгкий макияж, сушу волосы, стиральная машинка троекратно пищит, влажные вещи на бельевой веревке, я в легком сарафанчике застегиваю босоножки.
К моему удивлению Серёжа ничуть не возмущен длительным ожиданием. Он полулежит на водительском сидении, увидев меня, приоткрыл рот, привстал, потянул левую руку вниз, что-то щелкнуло, спинка рывками пошла вперед и, хрустнув, замерла в почти вертикальном положении.
— Всё, я готова, можем ехать, — говорю, расправляя полы сарафана на коленках, он пожирает меня взглядом, глубоко вдыхая аромат шампуня и духов.
— Я тут подумал, а что нам мешает остаться у тебя?
— У меня? Да, я, как-то не ждала гостей, там всё вверх дном. Ужас! Что ты обо мне подумаешь? Сбежишь, — шутливо оправдываюсь, потому что уже настроилась на что-то чуть большее, чем просто ужин, и я заслужила немного романтики, и нежности тоже хочется. Мысли путаются, и лишнего полотенца нет, чтобы ему предложить, а пахнет он, кстати, далеко не карамелькой… и белье развешено, но его можно пока снять и в тазике на кухню убрать. Камеры ещё повсюду, хотя, Серёжа ради эффектного контента и был мною задуман, и вот он здесь, а я чего-то растерялась.
— Ерунда, меня грязными тарелками не испугаешь…
А вот теперь стало обидно, больно толкнула его в плечо, закусила нижнюю губу, насупила брови.
— Ты чего?
— Сам ты грязная тарелка, я вообще-то чистюля, каких ещё поискать…
— Знаю, просто решил тебе подыграть, — усмехается он.
— Ничего-то ты не знаешь. Ну, так что, долго ещё будем тут сидеть?
— Э-э-э, тебе бы тексты пригласительных билетов сочинять, — язвит Серёжа, — я ничего не понял. Так к тебе или ко мне?
Тяжело вздыхаю, подкатываю глаза.
— Куда-нибудь.
— Вот, теперь понятно, значит остаемся у тебя.
Выхожу из машины, хлопая дверью. Серёжа возится с пакетами в багажнике. Смотрю на окна квартиры, сердце бешено стучит, ноги подкашиваются, волнуюсь. Беспокойство нарастает с каждым шагом, с каждой ступенькой и уже не щекочет, а тяжело, почти больно, тянет брюшные органы. Щелкает дверной замок, мы в квартире, озираюсь по сторонам, не уверена, что поступаю правильно, но Серёжа волнуется куда больше. Ничего подобного прежде не испытывала, даже в тот раз, когда я впервые оказавшись в постели с мужчиной, испытывала больше любопытство, чем страх. Что изменилось? Не знаю, но мне страшно. Хлопнула за спиной дверь, я вздрогнула.
— Всё хорошо? — спрашивает Серёжа, вытирая тыльной стороной ладони испарину на луб.
— Да, — отвечаю с натянутой улыбкой, — что в пакетах?
— Еда, — произносит он торжественно, — мясо, много мяса, зелень, хлеб и красное вино.
— О, да месье знает, как угодить даме.
— Так точно, — расплывается он в улыбке.
— Но с таким рационом я скоро не пролезу в дверь.
— Будь спокойна, на руках пронесу тебя сквозь любую дверь.
Смеюсь. Смех лучшее лекарство против страха, а чувство юмора партнера — хороший афродизиак. Мы в коридоре, пакеты до сих пор в его руках, тянусь к губам, он отвечает тем же. Опускается, чтобы поставить пакеты на пол, освободить руки, но не прекращает меня целовать, подбородок, шею, плечи, останавливается у выреза платья. Пакеты стоят на полу, и крепкие руки теперь скользят по бедрам, сжимают ягодицы, заставляют трепетать, я изворачиваюсь, пячусь легким прыжком, пристально глядя в глаза.
— Тебе нужно искупаться, — говорю тихо, твердо.
Он послушно кивает, но остается на месте, я открываю дверь ванной и взглядом настаиваю.
— Полотенце бери любое («всё равно их стирать собиралась» — добавляю мысленно), мыло на полочке. Давай, давай, давай, скорее, — поторапливаю.
— Обещай, что не съешь там всё без меня. Дай клятву.
— Нет, не могу обещать, — шучу я, — но ты не спеши, хорошенько намыливайся, тщательно и дважды.
Серёжа прошел в ванную, побежала вода. Настороженно оглядываясь, как квартирный вор, несу на кухню пакеты. Они легче, чем кажутся. Беглый взгляд выхватывает содержимое целиком. И это он называет мясом? Да тут всего-то курица-гриль, четвертинка вареной колбасы, батон белого хлеба, пучок петрушки, бутылка «Изабеллы», жевательная резинка. Полному набору холостяка не хватает только майонеза. Достаю курицу из пакета, а под ней оливковый майонез, облегченно вздыхаю.
Минуты две созерцаю на кухонном столе печальный натюрморт. Компанию мне составил Люцифер, для которого запахи из пакета были в диковинку. Отрезала тонкий ломтик колбасы, бросила коту, но он его даже не понюхал. В коридоре послышались шлепки влажных ног по линолеуму. Серёжа заметно посвежел, короткие мокрые волосы торчат ёжиком, сходство усиливали иголочки слипшихся волосков. Он подошел ко мне со спины, неуклюже обнял за талию, сводя руки на животе, робко поцеловал за ушком. Тонкий аромат моего шампуня сочится с его кожи, розовой и гладкой, как у младенца.
— Помощь нужна? — спрашивает он бодро.
— Ещё как! Курицу разделай.
— Что курицу сделать?
— Разделай.
— Это как?
— На кусочки порежь.
— Зачем? Отрывай да ешь.
— Дикарь! Ладно, с курицей сама справлюсь, а ты винишко открывай.
Мы возились на кухне, как образцовая семейная пара. Непринуждённо шутили, дурачились, смеялись до колик, ни с одной подругой я не чувствовала себя так же легко и раскрепощенно. Серёжа доказывал, что курицу вкуснее есть руками, я возражала, и он сунул мне в рот кусок мяса, за что поплатился покусанным пальцем. Курицу почти целиком съел Серёжа, а я щипала зелень, запивала её вином и сожалела только о том, что нет сыра.
Остатки еды убрали в холодильник, прихватили полупустую бутылку, бокалы и отправились в зал. В правом углу дивана расположился Серёжа, в другом я, вытянула ноги, положила их чуть выше его колен. Грубые мужские пальцы старательно разминают каждую мышцу моей стопы, готова мурчать от удовольствия, как кошка. Волна блаженства понеслась по телу, от ступней до кончиков волос. Массирующими движениями руки скользят выше. За ними следуют губы, покрывая поцелуями колени и бедра. Он неуклюже задирает сарафан чуть выше пупка, не спешит, наблюдает за моей реакцией, не сопротивляюсь, он продолжает, долго неловко возится, нервничает. Приподнимаюсь, одним легким движением скидываю платье через голову на пол, он провожает его взглядом и проделывает то же со своей футболкой. Лежу, не шевелюсь. Серёжа рассматривает мое тело, гладит живот, едва касаясь подушечками пальцев. Только ж поела, совсем не хочу втягивать живот, а приходится. Его жесты похожи на тактильный контроль качества покрытия, как будто диван выбирает в магазине, и меня это начинает раздражать. Внешне спокойна, но уже бешусь. «Если ждёшь инициативы, то можешь собираться и ехать домой», — думаю про себя, а руки тянутся к пряжке ремня. Он отстраняется.
— В чём дело? — спрашиваю неудовлетворенно во всех значениях, какие только есть у слова «неудовлетворенно».
— Я не хочу, чтоб было так, — отвечает он смущенно.
— Как так?
— Ну, вот так.
— Не понимаю.
— Я и сам не очень понимаю. Просто не хочу, чтобы ты думала, что я с тобой только из-за вот этого вот, и ничего другого мне не нужно.
— Если бы я так думала, тебя бы тут не было, — стараюсь придерживаться рассудительного тона, хотя во мне кипит злость. Впервые мужчина отказывается переспать со мной, причём под каким-то нелепым предлогом, а я его, вроде бы как уговариваю.
— Ты необыкновенная.
— Да ты что? — иронизирую.
— Правда. Я не встречал таких, как ты.
Серёжа говорил долго. Изливал душу. То ли вино на него так действует, то ли я. Рассказывал про своих бывших девушек, и какие они были не такие, как я. Мы сидели на диване, как закадычные друзья (скорее подруги) в бане, я в трусиках и лифчике, он с обнаженным торсом в джинсах, и всё рассказывал и рассказывал, а я слушала и даже комментировала, ловя себя на мысли, что мне это интересно и ничуть не кусает. Так и уснули на диване вдвоем.