Реалити-Шоу (СИ) - Лятошинский Павел. Страница 16

— Хитро придумано.

— Бизнес, ничего личного.

— Спасибо за экскурсию. Было приятно познакомиться. Вроде бы всё посмотрела, ничего не забыла. Пора бы мне отсюда выбираться.

— Лучшее из того, что есть на этой выставке, вы точно уже посмотрели. Ничего интереснее тут нет. Я еду в город, могу подвезти.

— Спасибо, Геннадий… Как вас по отчеству?

— Геннадий, просто Геннадий, и если не против, давай перейдем на ты.

— Давайте. То есть, давай, — сказала я, испытывая неловкость, потому что Геннадий намного старше меня. Потертые джинсы ничуть его не молодят. Рубашка кораллового цвета с высоким воротником смотрится дорого, но безвкусно, а маленький округлый живот словно прилеплен к его довольно стройной фигуре. При всех недостатках он всё же выглядит элегантно. Седые волосы полностью покрывают голову, открытые участки рук и пучком выбиваются из-под воротника рубашки, которую он не застегивает на две верхние пуговицы.

Шли медленно. Когда я во второй раз чуть не подвернула ногу на крупных плохо укатанных камнях, он взялся придерживать меня за локоть, и так мы прошагали до автостоянки. Люди оборачивались нам вслед, некоторым он приветливо кивал, из-за чего складывалось впечатление, что его здесь хорошо знают. Геннадий остановился у большой жемчужно-белой машины, коснулся ручки, фары дважды моргнули, и в дверях что-то едва слышно щёлкнуло.

— Хорошая у вас, то есть у тебя, машина, — проговорила я, усаживаясь в кожаное кресло кремового цвета. Порой сдержать восхищение сложно и даже неприлично, ведь для того люди и покупают такие машины, чтобы производить впечатление.

— Не спорю, немцы ещё не до конца разучились делать вещи, — гордо произнес Геннадий и нажал кнопку под рулем. Мотор отозвался глухим басом. — Чем же ты, Алёна, занимаешься?

— Я журналист.

— Журналист? — повторяет он мои слова удивленно, — всё равно непонятно, как тебя сюда занесло.

— Редакционное задание, — как бы оправдываюсь, пожимая плечами и ерзая. Хотя кресло большое, а кожа мягкая, никак не могу сесть удобно.

— Значит журналист, — снова повторил Геннадий, будто размышляя вслух или что-то припоминая, — замужем?

— Нет.

Он посмотрел на меня оценивающе, с показушным недоумением.

— Как так? Почему?

— Да вот, как-то так… — мямлю вполголоса. Его чересчур прямые вопросы раздражают, но язык не поворачивается ответить резко, слишком уж большим кажется барьер между нами. Сковывают возраст и самонадеянность моего собеседника. — Успею, — говорю более уверенным, слегка развязным тоном.

— Успеешь. Я вот тоже свободен от брачных уз, — усмехнулся он.

— Надо же какое совпадение, — то ли шучу, то ли пытаюсь дерзить, сама не поняла.

— Я не верю в совпадения. — Голос преобразился суровыми нотками, словно я задела какие-то его очень глубокие чувства. — Всё что происходит, есть результат труда, но никак не совпадения.

— Значит, наша встреча тоже результат труда?

— Представь себе. Огромного труда. Я нашел, купил, отреставрировал и привез трактор на эту выставку. Труд? Ещё какой труд. Ты выполняла свою работу и только поэтому оказалась на выставке. Тоже труд? Однозначно, да.

— Но, то, что мы встретились у этого трактора — совпадение?

— Опять же, не совпадение, а моя воля, — чуть помедлив, он добавил, — ну, и твоя воля тоже.

Машина свернула на Каширское шоссе. Стрелка спидометра стремительно идёт вверх, но в салоне автомобиля ускорение никак не ощущается, только деревья и фонарные столбы вдоль обочины мелькают быстрее. Манера вождения Геннадия заметно отличается от Серёжиной. Движения плавные, никаких рывков, никакой нервозности. Уверенность водителя передается пассажиру, хочется расслабиться, откинуться на спинку сидения и наслаждаться поездкой.

— Где ты живешь? — Ожидаемый вопрос поставил меня в тупик. Даже не сам вопрос, он как раз таки логичный, а его подача. Не спросил же «Куда тебя подвезти?» или «Где тебе удобнее будет выйти?». Нет. Предельно четко и конкретно: «Где ты живешь?», и понимаешь, что тебе нужно именно домой, потому что Геннадий так сказал.

— На Островского, — пробормотала я, выйдя из ступора, — пересечение с улицей Стройкова, знаете?

Он кивнул.

— Значит, говоришь, незамужняя и совсем одинокая.

— Ну, нет, не говорила я такого, — возмущаюсь я, припоминая свои слова в точности, — мне больше нравится слово свободная.

— Свободная, да? Неплохо. И сегодня вечером свободная?

— Не так буквально.

— Ни в коем случае не хотел тебя обидеть, Алёна. Я хорошо разбираюсь в людях, и к тому же, не в том возрасте, чтобы гоняться за юбками, — он усмехнулся, — хотя, должен признаться, в шестьдесят жизнь только начинается. Настаивать не стану, но и извиняться мне не за что. Не считаю, что пригласить девушку в ресторан — оскорбление. Между нами не такая большая разница, как тебе кажется. Ты неглупая девочка, и должна это понимать. А что могут дать тебе ровесники? И не из-за этого ли ты до сих пор свободная, как ты это называешь? Я, вот, не свободен, я одинок, и знаю, о чем говорю. Подумай об этом на досуге.

Молчала. Глазами нащупала дверную ручку, которую мне хотелось бы дернуть на первом же светофоре и сбежать от этого разговора. Впервые в жизни мне нечего ответить. А что возразишь, если он прав? Если он умный и властный мужчина, при деньгах, а ты всего лишь Алёна, всего лишь корреспондент вшивой газетёнки, с долгами, котом и Серёжей. Так себе богатство, если честно.

Мы остановились на светофоре, а я боюсь пошевелиться. Он сделал радио чуть громче, звуки едва различались, но разбавляли гнетущую тишину.

— Сегодня вечером я правда не могу, — сказала я виноватым голосом, когда мы остановились возле моего дома.

— Позвони, когда сможешь, или если что-нибудь понадобится. Звони в любое время, — он протянул темно-синюю визитку с золотыми буквами, я её приняла, одновременно пожимая руку. Рукопожатие продлилось чуть дольше, чем следовало, сопровождалось пристальным взглядом, потом он поднес мою руку к губам и поцеловал. Сценка прощания продлилась секунд пять, но мне этого хватило, чтобы раскраснеться, как мак, и лучше рассмотреть его лицо. Неглубокие морщинки на лбу и вокруг глаз, живых и ярких, без малейших признаков желтизны, какая бывает у стариков, веки слегка припухшие и кажутся прозрачными, под нижней губой небольшой рубец, такой же над бровью чуть левее переносицы. Подбородок делает это хорошо ухоженное лицо суровым, он низкий, но крупный и мощный.

— Спасибо, что подвезли, — сказала я на прощание и спешно выскочила из машины.

Он простился небрежным кивком и уехал, ни секунды не медля.

***

— И что это было? — услышала я Серёжин голос за спиной. Слово «что» он произнес громко и с презрением, в просторечной транскрипции «чё», отчего вопрос больше звучал, как угроза. Я растерялась, словно вор, пойманный с поличным. Обернулась. Он стоит возле подъезда, держит в руке мои ключи от квартиры, смотрит со злостью, но не на меня, а вслед удаляющимся фонарям машины.

— Встретила давнего знакомого, — соврала я, — он подвез меня до дома. В чем проблема? — и чтобы как-то разрядить обстановку спросила, — ты ключи сделал?

— Кто это?

— Геннадий, — подсмотрела в визитку и добавила, — Иванович. Хороший дядечка. Между прочим, ему лет, больше чем моему отцу, нашел к кому ревновать, Отелло. Так ты ключи себе сделал или нет?

— Нет, только собирался.

— Серёжа-Серёжа, и как быть? Пойдем, вместе что ли, сходим. И хорош дуться, — подхватила его за руку и потянула к «Дому быта», пока он ещё чего-нибудь не придумал. Увиденное его впечатлило, даже ошеломило. Но не ударит же он меня в самом-то деле. Да и было бы из-за чего, я же не согласилась никуда пойти. С другой стороны, профилактика ещё никому не повредила, но, должна признаться, сердце в пятки ушло.

Ключ сделали за две-три минуты. Остаток дня собиралась провести дома. Отдохнуть, написать статью про выставку, а потом отдохнуть от статьи про выставку. Следует запастись продуктами. Одними яблочками Серёжу не прокормить. К такому повороту меня жизнь не готовила. Готовка — вообще не моё. Супы, каши, котлетки и прочее, к чему приучен желудок моего ревнивца, знакомо только в теории и то в общих чертах. Науку эту кулинарную я, предположим, постигну, и с более сложными задачами справлялась, но тут же возникает опасность пострашнее гастрита — лишний вес. Когда живешь с котом и питаешься с ним, само собой раздельно, то и нет соблазна оторвать у курочки ножку и съесть её задолго до рассвета. Другое дело Серёжа. Этот товарищ мне ужин прямиком в постель принесет и, что самое страшное, по моей же просьбе. И стану я жирной. Пока размышляла, до дома дошли.