Реалити-Шоу (СИ) - Лятошинский Павел. Страница 17

— Надо бы что-то покушать купить, — говорит Серёжа, сильно проголодавшийся от стресса.

— Купи, — отвечаю ему равнодушно, а у самой аж кишки сводит, я ведь тоже переволновалась.

— Что купить?

— Продукты.

— Понятно, что продукты. А какие?

— Серёж, желательно готовые.

Он помолчал, подумал, перебрал варианты и зашагал со мной по лестнице к квартире, немного опережая.

— Алён, — сказал Серёжа робко, — а у нас есть трос?

— Трос?

— Да, трос. Такой тонкий трос, которым прочищают канализацию.

— Нет, такого троса нет. Да что я говорю? Никакого троса нет. Есть специальная жидкость для прочистки засоров.

— Нет, жидкости уже нет. И должен сказать неэффективная она совсем.

— Серёж, — замерла я у входной двери, — к чему мне готовиться?

— Ой, да ничего там страшного. Так, в ванной канализация засорилась, всего-то, вот и хотел прочистить, — говорит он уклончиво.

В ванной и раньше засорялась канализация, и жидкое средство, не на долго, но решало эту проблему. Странно, ещё вчера вода уходила в трубу быстро, без малейшей задержки, да и мысль о том, что Серёжа решил помыться, сам, днём, пока меня нет дома, несколько удивила.

Серёжа опробовал свой ключ. Не сразу, но замок поддался.

— Не притёрся ещё, — с умным видом подметил он, первым зашел в квартиру и сразу, не разуваясь, направился в ванную. Я проследовала за ним. На дне ванны стояла грязная вода, глубиной сантиметров пять. — Не беспокойся, я сейчас всё улажу, — заверил меня Серёжа и преградил путь.

— В туалет-то можно?

— Думаю, можно, но я бы не рисковал.

— Хорошо, — согласилась я, — недолго, но потерплю, раз такое дело.

Серёжа закатал рукава и погрузился в мутную воду, хлюпал ладонью по сливу, устраивал водовороты пальцем, но без особого эффекта, уровень воды оставался прежним. Время шло, вода не уходила.

— Ну что там? — спрашивала я раз в полчаса.

— Нормально, вот-вот. Уже почти, — отвечал Серёжа, взмокший от пота и разлетавшихся во все стороны грязных брызг, — буквально минуту.

— Может, я к Ниночке поеду? У нее родители в Анапу уехали, хоть помоюсь, да и в туалет хочется…

— Сейчас, сейчас, уже вот-вот, — повторял он свою мантру, пока я, переписываясь короткими сообщениями, договорилась с Ниночкой о ночевке у нее, поправила макияж, прическу, оделась и обулась.

— Серёж, я к Ниночке еду.

— Хорошо, — отозвался он погруженный в работу, — а кто это?

— Подружка моя, — сказала я непонятно кому, ответа не последовало.

***

Дверь в Ниночкину квартиру приоткрыта, и пряный запах жареного мяса стелется от первых ступенек, через все пролёты до третьего этажа. Я вошла. Маленькая Ноночка встречает, загадочно улыбаясь.

— Что ты мне купила? — говорит она, и бегает глазками по моим рукам, в поисках пакетика со сладостями.

— Здороваться тебя не учили? — кричит Нина из кухни, — и не приставай к нашей гостье.

— Ничего, зайка, не купила, — развожу я руками, — но, честное слово, исправлюсь.

Ноночка потирает ручки и морщит носик, выражая недоверие.

— В туалет пустишь?

— Пятьдесят рублей, — протягивает она ладошку.

— Пятьдесят рублей? Да это ж обдираловка. На вокзале и то дешевле.

Ноночка пожимает плечиками, но не сдается.

— Хорошо, пятьдесят, так пятьдесят. В долг. Договорились?

Малышка разочаровано прячет руку в кармашек и, понурив голову, уходит. Путь свободен, короткая битва с застежкой, убедительная победа ценой отлетевшей пуговицы, свободен и мой мочевой пузырь.

На столе уже расставлены приборы, маринады, зелень, ломтиками порезан сыр, очень соленый и с резким запахом. Тарелок на столе три.

— Что ты за человек такой, а Нинель? Я ведь худеть собиралась… За что ты так со мной? За что ты меня так ненавидишь? — подтруниваю над подругой.

— Да я ж не заставляю, — она отвлекается от сковородки на секунду, чтобы поцеловать меня в щёчку, и, помешивая скворчащие кусочки свинины, продолжает, — не хочешь — не ешь, Светке больше достанется. Она-то вечно голодная.

— Вон оно что, а я то думаю, кому ещё тарелочка стоит. И где звезда?

— Едет, лягушонка наша, в коробчонке. Позвонила ей, говорю, бери чего погорячее и лети сюда. Она такая вся через губу, с неохотой, будто одолжение делает, говорит: ну я не знаю, столько дел — столько дел. Потом, как узнала, что у меня в гостях будет сама Алёна Хомич, собственной персоной, вся переполошилась и говорит так, снисходительно: не, ну, а чего, собственно, пятнице пропадать задаром.

— Так сегодня ж четверг?

— Да? Ну не знаю, у Светы уже пятница. Точно четверг?

— Миллион процентов. Такой четверг, что долго не забуду.

— А что случилось?

— На выставку ездила.

— Ого!

— Ну так не все ж статьи о сортах навоза. Нет-нет и о высоком пишем.

— Современное искусство? Импрессионисты?

— Трактора!

— Тук-тук, — слышится из коридора Светкин голос, а за ним следуют быстрые шаги маленьких ножек, вопрос: «что ты мне купила?», шелест целлофанового пакета, презентация леденца на палочке, восторженный писк.

— Таможенница в семье растет, — не без гордости заявляет Нина.

— Должен же хоть кто-нибудь зарабатывать, — резюмирую я, Нина одобрительно кивает.

— Не ждали, хомячки, — вламывается на кухню Света, — а я винишко принесла.

— Моя ж ты умница, — лезет к ней с поцелуями Ниночка, — только, прошу не путать, хомяк тут один. Да, Хомич? — подмигивает она мне.

— Да, — соглашаюсь я. Прозвище прилипло ещё на первом курсе, но успело позабыться, никто так не называл меня уже лет десять.

— Что я пропустила?

— О, да тут такое, — подкатывает Ниночка глаза, — сразу две новости, не знаю даже с какой начать.

— С хорошей, начни с хорошей, — умоляет Света.

— Сегодня четверг.

— Твою ж мать, — выругалась Света, — если это хорошая новость…

— Маму не трогай, — возмущается Нина.

— Прости, вырвалось, но куда уж хуже?

— Алёна ездила на выставку тракторов.

— Э-э-э, как думаете, мой таксист далеко уехал? — говорит Света и делает вид, что собирается уходить.

— Не знаю, девочки, такси не мой уровень, — ехидничаю, — у меня теперь есть личный водитель. Два водителя.

— Так-так, — Ниночка забарабанила пальцами по столу, — и кто же эти несчастные? Предположим, про одного я слышала, и про те нечеловеческие пытки и унижения, которым ты его подвергаешь, тоже наслышана. Кто второй?

— Какие пытки? — удивленно посмотрела Света на меня, потом на Нину и снова на меня, — я точно адресом не ошиблась? Девочки, вы кто? Куда дели хомяка и Нину?

— Она, — Нина ткнула в меня пальцем, — заставляет его носить завтраки в постель, а сама, тем временем, — она помолчала, накаляя интригу, — дрыхнет.

— Жестоко. То есть, он просыпается ни свет ни заря, ищет в ночи круасан и везет его тебе?

— Да, — кивнула я с довольной ухмылкой, — и горячий кофе тоже. Только не везет, а несет пешком, ножками, на цыпочках, чтобы не разбудить. А ещё оплачивает мою квартиру и возит меня на работу.

— И каким же местом, стесняюсь я спросить, ты заработала такую радость? — недоумевает Света.

— Никаким. Вот не поверите, живем как брат и сестра.

— Если это правда, то ты попадешь в ад, динамщица.

— Чистейшая правда. Но я тут ни при чем. Говорю ему: я вся горю, гардемарин, возьми ж меня три раза…

— Тише, — шикнула Ниночка, приставила палец к губам и кивнула в сторону выхода из кухни, — мы тут не одни.

— А он что? — сгорая от любопытства, шепчет Света.

— Ни-че-го. Я, говорит, не такой. Люблю, говорит, тебя до умопомрачения и не хочу, чтобы ты думала, что я с тобой вот из-за этого вот всего, — я направила указательные пальцы на грудь и медленно опустила вниз, очерчивая свою фигуру.

— Я не ослышалась, — говорит Нина, — ты сказала, живем, как брат и сестра? Он что же, жить к тебе переехал, что ли?

— Да, — киваю многозначительно, обвожу девочек взглядом, — и сейчас, пока я тут сижу с вами, он ремонтирует канализацию в моей ванной.