ПАЛАЧи (СИ) - Механик Олег. Страница 2

— Но ведь это неправильно! — один кулачок Веры туго сжимается, другой продолжает теребить косичку. — Преступник не может делать людей счастливыми. Если бы я знала, что всё, что есть хорошего в этом городке, существует благодаря преступлению, я бы никогда в нём не осталась.

— Вот поэтому об этом никто и не знает, а те кто знал — предпочли забыть и не вспоминать. Для всех жителей города существует другая, выдуманная легенда, происхождения закона тишины. Все думают, что… — Дед машет ладонью, — впрочем это неважно. О настоящей причине знают только старожилы этого города. Но мне эта причина известна, как никому другому…

— Почему?

— Потому что я являлся непосредственным участником событий, которые произошли тридцать лет назад и дали толчок всей этой истории с «Законом о тишине».

— Расскажи! — Глаза Веры алчно пылают, она садится на ковёр, рядом с подножьем кресла, кладёт руку на прикрытое пледом колено, крепко сжимает. По одной этой цепкой хватке в купе с вожделеющими глазами, видно, что девочка привыкла добиваться своего, чего бы ей это не стоило. Даже если дед попытается увильнуть, уйти в сторону от разговора, у него нет шансов.

Но дед, не будет увиливать, пытаться перевести разговор на другую тему, говорить, что всё это не для детских ушей. Напротив, он доволен, что хоть кому-то в этой жизни сможет поведать эту историю, которая уже тридцать лет сидит в его голове, не покидая её ни на одну секунду даже во сне.

Он берёт со столика портсигар, достаёт оттуда папиросу, несколько раз ударяет мундштуком по жестяной крышке, затем вставляет его в рот и зажигает спичку. Огонёк спички чуть подрагивает, выдавая волнение старика. Да, он волнуется. Сейчас, как только он начнёт впервые проговаривать эту историю вслух, его мгновенно перенесёт в то самое время. В том времени он был молод, он был постоянно возбуждён. Наверное, в тот недолго длящийся период жизни, он был счастлив. Хотя…можно ли это назвать счастьем, он точно не знает. У каждого оно своё. То, что один назовёт счастьем, для другого просто рядовой вызываемый дофамином шторм. И это может означать, что тот второй испытывал в жизни какое-то более возвышенное состояние…состояние полёта. Старик же испытал только его предвкушение, что-то вроде того, как ты стоишь на краю обрыва, а за плечами у тебя крылья от дельтаплана. Под ногами огромная, подёрнутая дымкой облаков, идеально зелёная долина. Сердце выскакивает из груди от предвкушения предстоящего парения над облаками. Ты глубоко вздыхаешь, делаешь шаг и…камнем падаешь в пропасть. Только в момент этого кошмарного падения, ты осознаёшь, что никаких крыльев не было, и ты можешь лететь только вниз.

— Бабушка, конечно, не одобрила бы того, что я с тобой об этом говорю. Честно говоря, она и сама знала только малую часть этой истории. Она, как и все жители этого городка предпочитала видеть только яркий свет, и не замечать тёмную сторону луны, без которой не было бы этого света. Но ты, я вижу, хочешь видеть обе стороны? — Сейчас возвышающийся над девочкой дед в качалке, голова которого укутана дымом, похож на гору, с потухшим жерлом вулкана на вершине.

— Да, я хочу…я хочу знать всё! — Кричит Вера.

— Тш-ш-ш! — дед прикладывает пальцы, в которых зажата дымящаяся папироса к губам. — Не забывай о законе, внучка, а я расскажу о его происхождении.

***

В то далёкое время наш город ничем не отличался от прочих других. По его центру так же ездили машины, которые периодически сбивались в гремящие, горланящие клаксонами пробки. Люди, не стесняясь, кричали, пели пьяные песни, носили с собой магнитофоны, из которых на разный лад, перекрикивая друг друга, орали певцы, не имеющие голоса и слуха. Гремели неугомонные вечно передвигающие горы земли бульдозеры, лязгали ковшами экскаваторы, гулко гудели, укладывающие асфальт катки. Повсюду из квартир и домов раздавалось беспрерывное гудение дрелей, треск перфораторов, беспощадно орали бензиновые плуги и газонокосилки. По ночам город сотрясался от рёва мотоциклов, у которых ездоки удаляли глушители, чтобы двигатель работал в полную мощь. Всё было как у всех, как это происходит и сейчас в вашем городе.

В то время я работал следователем. Да-да…я был полицейским, и об этом не знает даже ваша мама, которая появилась уже после того, как я уволился из полиции. Я так же как и ты, внучка, мечтал быть адвокатом и даже с отличием закончил юридический вуз. Но тогда мне не доставало практики (так я думал). Я ещё не знал, что чтобы быть хорошим адвокатом, нужно им родиться.

Так же как и доктором;

так же, как и учёным;

так же, как и писателем;

так же, как и музыкантом.

Тогда, чтобы приобрести практику, которой мне, по моему, мнению, не хватало, я и пошёл в полицию. Тогда я ещё не знал, что родился сыщиком, но жизнь быстро расставляет всё по местам.

— Ты родился сыщиком? — удивлённо пучит глаза Вера.

— Говоря так, я подразумеваю то, что тогда обладал всеми необходимыми навыками, присущими этой профессии. У меня было развито логическое мышление, я хорошо умел анализировать различные ситуации и делать соответствующие выводы. Ещё я любил преступления…

— Любил преступления?! — вновь удивляется Вера.

— Если точнее выразиться, я любил всё, что связано с преступлениями. Я обожал читать детективы, смотреть криминальные фильмы и хронику, про различных преступников. Иногда про таких людей говорят, что у них есть криминальный талант. Этот талант присущ в равной степени, как преступникам, так и тем, кто их ловит. Такой талант присущ даже некоторым писателям.

— Писателям?! — Девочка удивлённо пожимает плечами.

— Разве человек пишущий хорошие детективы не обладает психологией преступника? Если бы Агата Кристи, или Конан Дойл не нашли себя в творчестве — в описании преступлений, они могли бы их безукоризненно планировать и совершать. Если бы Чёйз вместо того, чтобы описывать хитроумные ограбления, провернул хотя бы парочку таких, возможно заработал бы больше, чем на писательстве.

Словом, я обожал преступления и, оказавшись в полиции, мечтал стать новым Шерлоком Холмсом. Но вместо романтических хитросплетений, связанных с раскрытием загадочных преступлений, меня ждала серая рутина. Все преступления в нашем городе сводились к краже соседского мотоцикла, кухонному мордобою и пьяной поножовщине. Уже очень скоро я стал чувствовать дикую тоску. Пока ты ещё маленькая и не понимаешь, как коварно и опасно безделие и бездействие. Это сродни тому, как дикого орла запереть в крошечную клетку, где он не может не то, что летать, а даже расправить крылья. Безделие и скука толкают людей на дурные мысли, заставляют их принимать алкоголь, сигареты, а иногда и наркотики. Когда ты ленив и не любишь свою работу это одно дело. Но когда тебе не дают работать, когда ты не можешь расправить крылья, как тот орёл, это настоящая трагедия. Слава Богу, что однажды моя трагедия закончилась. В тот прекрасный день произошло первое убийство.

Дед сделал последнюю затяжку и затушил сигарету в пепельнице. Уголок его рта снова изогнулся, знаменуя, плохо скрываемое удовольствие.

— Дедушка…ну разве можно радоваться тому, что кого-то убили…кому-то стало плохо… — глаза Веры налились влагой. Ей не хочется верить, что её дед настолько циничен.

— Нет…я не радовался чьей то смерти. Это была радость профессионала в предвкушении интересной работы. Наверное, такую же радость испытывает хирург, к которому на стол кладут сложного больного. Он не радуется тому, что человеку плохо, что он находится при смерти. Его вдохновляет то, что в этот момент, в момент операции, он, как никогда сможет использовать свои профессиональные навыки. Решить сложную задачу, доказать своё предназначение другим и в первую очередь себе.

— Доктор радуется тому, что сможет вылечить этого больного, поставить его на ноги. — обиженно бурчит Вера.

— Всё это вторично… — дед качает головой, и его щёки снова сжимаются в гармошку от улыбки. — Чувство долга, забота о пациенте, всё это вторично. Во главе угла стоит доказательство. Доказательство собственной значимости и профессиональный интерес. Так же было и в моём случае. Когда мы с напарником ехали на этот первый вызов, у нас тряслись поджилки в предвкушении долгожданной работы, и мы не могли скрывать торжествующих улыбок. Мы были словно два охотничьих пса, которые наконец-то увидели мечущегося по поляне волка. Хозяин ещё придерживает их за ошейники, распаляя криками и улюлюканьем. Очень скоро он отпустит хватку, и псы ринутся в погоню.