Муж беспорочный (СИ) - Шалина Марина Александровна. Страница 15

— Да, княже.

Ростислав поразился, как естественно и просто Вадим сказал это. Прирожденный князь!

— Если, сам не ведая того, я прогневил богов и завтра не вернусь с поля, ты, Некрас, объявишь перед миром мою волю. Вадим…  надеюсь, ты поймешь. Княжить тебе вряд ли придется. Об одном тебя прошу, брат: помоги мне. Будь мне до срока опорой. Будь мне второй тетивой.

— Да, брат.

Синие глаза смотрели открыто и ясно. Стоит ли продолжать поиск?

А Некрас в это время думал, что Ростислав не сможет теперь посвататься к Забаве.

В эту ночь Ростислав не мог уснуть. Не из-за волнения. Ночь перед боем, одна из многих…

Ростислав вознес молитву Сварогу, покровителю Белозерской земли, Перуну, богу полков, Беру-Прародителю. Долго говорил с Цветом Грозы. Затем лег в постелю, помня, что перед поединком нужно выспаться.

Ворочаясь под тяжелым меховым одеялом, Ростислав вспоминал лицо Миланы, обычно красивое и строгое, а в тот страшный час — неистовое и прекрасное. Действительно, это удивительная женщина, и ему повезло иметь такую сестру. Разумеется, сестру. Только так. Ростислав мысленно смотрел на Милану и совершенно не мог понять, как кому-то пришло в голову иное. Любопытства ради он попытался представить…  не получилось. Пожалуй, единственная женщина, кроме Любавы, которую он мог бы представить рядом с собой…  Данюшка? Как, услышав нелепое обвинение, она бросилась к своему господину: «Княже, я тебе свидетельницей буду!». Неважно, что выступить на суде челядинка все равно не смогла бы — эта нежданная и ненужная помощь тронула его до глубины души. Ростислав понял, что заснуть ему не удастся. Он кликнул стремянного и велел позвать Даньку.

Та тотчас явилась, еще разморенная со сна, такая теплая и нежная; льняные пряди, падающие на лицо, делали его трогательным и беззащитным. Вошла нерешительно, то ли боясь, что ее не ждут, то ли наоборот.

— Данюша…  — позвал князь. Она подошла, молча, все с той же робостью. Ростислав, не поднимаясь, нашел ее руку. — Данюша, спой мне.

Присев на край постели, девушка запела. Песня была свадебная, печальная; тек девичий голос, выплетая узоры, но не было в нем грусти. Данюша пела о далеком крае и злом муже, а самой будто и не верилось, будто знала она, что ждет ее в том краю светлое счастье…  И под этот голос Ростислав, наконец, забылся спокойным сном, так и не выпуская Данюшкиной руки.

Ночью, когда светлый Хорс скрывает от людей свой лик, а золотая Даждьбожья ладья плывет по темным водам подземного мира, не следует делать никаких дел — ничего хорошего не выйдет из этого. И тем более суд следует вершить утром, пока боги не устали взирать на людские дела.

На рассвете, а светать теперь, в конце марта, стало рано, люд со всех окрестных сел и весей собрался, чтобы быть свидетелями невиданного доселе зрелища. Но, конечно, не совсем уж невообразимого: князь в те года был вождем, а не монархом. На поле веревками был огорожен широкий круг; вдоль всей окружности равномерно распределились девятнадцать дружинников, призванные следить, чтобы никто не помешал поединщикам. Напротив для судьи было устроено высокое сиденье, покрытое алым сукном. Боярин Мороз в непривычной для него роли держался так же уверенно и естественно, как и его сын — в роли наследника. Добрая семья!

Рядом, под охраной двадцатого дружинника, ждала решения своей участи Милана, формально считающаяся подсудимой; она выглядела невозмутимой, точно сторонний и праздный наблюдатель. С обеих сторон от судьи расположились зрители, сочувствующие одной или другой стороне: родичи и близкие рядом — рядом, остальные — далее, смыкаясь на противоположной стороне круга. Для бояр вынесли скамьи, остальные стояли. Справа («Надеются, это им поможет», — усмехнулся про себя Ростислав) толпились Сычевы. Среди них, точно старая сосна среди подлеска — мать Борислава, высокая, грозного вида старуха, увешанная золотом. По слухам, большуха правила в своем роде самовластно, точно царьградская царица. По левую руку — Бирючи. Чуть дальше — люди князя. Некрас, Вадим, Данюшка, слуги из Светыни. Как ни странно, Забава стояла с ними, а не с Белыми Лосями.

Судья Мороз начал, как подобает, излагать дело:

— Борислав из рода Сычевых обвиняет свою жену Милану, рожденную в роде Бирючей, в неверности и связи с Ростиславом из рода Беровых, — титулы, ввиду несоизмеримости, не назывались. — Милана вины не признает. Ростислав вины не признает также. Борислав предложил Ростиславу решить спор полем. Ростислав вызов принял. Сегодня названым мужам предстоит сразиться. Борислав из рода Сычевых, истец. Ростислав из рода Беровых, ответчик. Слушайте порядок. Вы сражаетесь на мечах, пешими, без броней, со щитами. Бой длится до смерти либо явного поражения одного из поединщиков; в последнем случае победитель вправе распорядиться жизнью побежденного по своему усмотрению. Теперь вступите в круг и по моему знаку начинайте. Да будут вам судьями Сварог, Перун и Хорс, и да укажут боги правого.

— С богом, княже, — шепнул Некрас, Ростислав сбросил бобровую шубу на руки стремянного и переступил ограждение. С другой стороны Борислав, также скинув шубу, поднырнул под веревку. Бойцы стали друг напротив друга в середине поля.

— Начинайте!

Борислав тотчас взмахнул светлым мечом, точно тяжелой секирой. Ростислав ушел влево, следующий удар принял на щит; затем зазвенели клинки. С первых минут Ростислав понял, что его противник — боец могучий, но не искусный. Страшные удары, способные рассечь человека надвое, сыпались один за другим; Ростислав гибкой рысью каждый раз уходил от клинка, лишь иногда пуская в ход меч. Раз, другой скрестились клинки; торжествующе пел Цвет Грозы, высекая искры; стонал от боли светлый меч. Раз, другой — Ростислав отбросил щит, словно его уже не могла удержать усталая рука, и с этого мига Борислав был обречен. Он тоже отшвырнул щит. Он уже начинал выдыхаться и потому усилил натиск, стремясь скорее добить противника. Светлый клинок падал все чаще и беспорядочнее; дыхание сбилось; меч взлетел для последнего, решающего удара. Ростислав отклонил корпус, уводя за собой клинок противника. Славный Цвет Грозы подсек светлый меч снизу; Борислав, теряя равновесие, невольно разжал руку…  и кувырком полетел в истоптанный снег. В следующий миг узорный клинок коснулся его шеи.

Зрители с обеих сторон закричали. Ростислав с удовольствием отметил, что крики радости звучали все же громче.

— Воля богов! — провозгласил судья. — Ростислав из рода Беровых признан правым. Ростислав, желаешь ли ты взять жизнь побежденного?

Ростислав впервые взглянул на поверженного врага. Борислав Сычев был, вероятно, негодяем, но трусом он не был. Пощады он не просил.

— Борислав, признай свою неправду.

Борислав не отвечал. Дымчато-золотой клинок был так близко от тугой синей жилы…  Вновь заговорил Мороз:

— Борислав, ты побежден. Нет тебе чести в упорстве.

— Признаю…  — чуть слышно выдохнул наконец Борислав, закрывая глаза. Ростислав легонько нажал, и из-под лезвия вытекло несколько алых капель. Еще секунду он ждал, давая Цвету Грозы напиться, затем отвел клинок и протянул руку.

— На память тебе, Борислав. Поднимись. Больше я не держу на тебя обиды.

Тяжело дыша, Борислав встал с земли и молча побрел прочь. Руки Ростислав он не принял. Мороз повернулся к Милане:

— Боярыня Милана, ты оправдана. Желаешь ли ты вернуться к мужу, или же роспуститься с ним?

— Желаю роспуститься, — кратко ответила женщина.

— Брак расторгнут. Желаешь ли ты взять с Борислава Сычева виру за сором?

— Желаю. В виру желаю взять свою дочь.

— Не согласен! — крикнул со своего места бывший муж.

— Боярыня Милана, виры тебе дать неможно. Нельзя забрать дитя из отцовского рода против воли отца и главы рода. Проси иной виры.

— Не надо.

Строгая красавица вмиг поблекла. Осталась несчастная изуродованная женщина. Она уже поняла, в какие силки сама себя загнала поспешным решением о разводе. К несчастью, было поздно.