Трилогия Мёрдстоуна - Пит Мэл. Страница 7

4

Тенебрис испустил протяжный и громкий вопль на неизвестном языке. Покорные зову легионы Гашлука восстали вспять из сырых каменных плит, испепеляя чужаков огнем мертвых глаз.

Воздух в чертоге отяжелел от их вони.

Азрафель мрачно улыбнулся и выхватил Ретимнон из ножен.

Ретимнон? Филип был уверен, что это курорт в Греции. Или Турции. Может, Ксанф? Или Крит? Впрочем, совершенно точно не Уэльс.

Оружие взыграло в его руке, точно неистовый лосось.

О господи.

— Маг! — взревел он. — Пред тем как вступить в свой последний бой, спроси себя, знают ли твои грязные прислужники подлинное имя того, кого тщатся поработить? Во имя Панкреуса предлагаю тебе последний выбор: сдайся и мирно воротись в Гнусное королевство или же Истинный Избранник предаст тебя Вечному Льду!

Презрительный смех Тенебриса раскатился по чертогу, дробясь и отражаясь от стен. Гашлуки тоже оскалили узкие зубы в припадке веселья.

— Глупец! — прошипел маг. — Думаешь, жалкое твое оружие способно одолеть вот это?

Пошарив под своим грязным плащом, Тенебрис извлек Амулет Банга, лаская его кривыми пальцами…

— Да чтоб тебя! — вскричал Филип, роняя «Темное начало: прелюдию» на груду открытых книг с заломанными корешками. Он закрыл лицо руками и позволил себе всхлипнуть. Через минуту-другую он снова зачерпнул из глубинных источников и взял первый том «Палимпсеста ужаса» — толстый, как надгробие, и почти такого же веса. Карта на переднем форзаце подозрительно напоминала остров Уайт.

Через пятнадцать минут он уже обмяк на табурете перед пивной стойкой в «Приюте коновала».

— Пинту обычного, Денис, пожалуйста.

Денис был барменом новеньким, юным и из Бирмингема; речь его состояла преимущественно из вопросов.

— Получили новое особое пиво? Фистонская «Темная энтропия»? Слегка смахивает на «Ньюкасл-браун», только попикантнее? Хмель с легкой ноткой горелой помадки? Вставит вам грифель в карандаш?

— Э-э-э… не, спасибо, Денис. Просто обычного. Честно говоря, я сегодня слегка разбит. Пожалуй, надо бы и перекусить.

— Фирменным блюдом у нас сегодня печень с кумкватом? — спросил Денис.

В восходящей кишке Филипа что-то предостерегающе заурчало.

— Звучит заманчиво, Денис. Но мне бы что попроще. Может, «обед пахаря»?

Денисовы интонации были крайне заразительны.

— Пахарь с хрустящим китайским блинчиком? Острый тайский пахарь с крабами?

— М-м-м. А можно просто под сыром? О, и да, Денис? Не надо маринованного лука?

Денис с уязвленным видом удалился на кухню, а Филип тем временем осторожно огляделся, не рыщут ли поблизости грозные любители завести беседу.

Двое Старцев, Леон и Эдгар, сидели на своем обычном месте под доской для дротиков. Загустевшие шапки пены на их пинтах «Гиннесса» были выровнены аккурат посередине стаканов, точно они координировали процесс питья при помощи спиртового уровня. Общение их происходило исключительно телепатическим образом, но время от времени то один, то другой говорил: «Ну и вот», а второй покачивал головой, неохотно соглашаясь. Сейчас для ланча было уже поздновато, так что, кроме них, в пабе остались лишь две коротко стриженные седые женщины в навороченных туристических ботинках. Они сидели, склонив друг к другу голову над картой. Филип выдохнул. Червь отчаяния ослабил хватку.

После третьей пинты Денис уговорил его перейти на «Темную энтропию».

Покидая без десяти четыре «Приют коновала», Филип был пьян как сапожник. Он двинулся домой, искусно лавируя между препятствиями, которые только он один, в своем магическом состоянии, и видел. Время от времени он пугал встречных прохожих внезапными громогласными возгласами вроде «Ха!» и «Да!». На Даг-Лейн, околдованный цветущим боярышником, он остановился полюбоваться, как белое облако колышется и переливается в недвижном воздухе, точно кружево на заднице у невесты. Несмотря на некоторые пробелы в сознании, он в конце концов обнаружил, что подходит к коттеджу. Впереди и слева открывались зелено-охряные полотнища пустоши. У ворот в каменной стене он постоял, дирижируя пейзажем, точно нарастающей бравурной мелодией.

Однако стоило ему добраться до своей калитки, коснуться ее рукой, как хорошее настроение мигом улетучилось. Что-то темное скользнуло по сердцу, точно огромная уродливая тень по морскому дну. Он не мог заставить себя войти в дом, в свой собственный дом. Его святая святых была захвачена некромантами, чернокнижниками, темнофаксерами, алхимиками, распроклятыми дурками и писателями, страдающими аллергией на нормальные полнокровные точки; он не в силах был встретиться с ними со всеми лицом к лицу. Он икнул, вслед за икотой к горлу поднялся кислый пузырь. «Темная энтропия» внутри бродила и пенилась.

Филип развернулся и нетвердыми шагами направился к пустошам. Благополучно преодолев заградительную решетку для скота, он выбрал правую тропу, потому что она предлагала прогулку по ровной местности, а ноги сейчас ощущались как-то не ахти. Там тоже хватало майского цвета, наброшенного на терновое ложе, точно снежный плед; но Филип уже утратил к нему интерес. В вышине разыгрывалась яростная схватка между ястребом и эскадрильей грачей, но он не поднял головы. Закуковала кукушка; песня ее звучала издевкой.

Филип выровнялся и рыгнул, а затем устремился в размытые складки пейзажа. Как свойственно каменным кругам в целом, Кровопивцы не слишком впечатляющи с виду. Это совершенно не помешало им опутаться ореолом легенд; в Дартмуре сложи в кучу три камня — не пройдет и двух недель, как по округе расползется легенда. Сказывают, например, что Кровопивцев нельзя сосчитать; сколько ни пытайся, всякий раз получишь другое число. Всего их четырнадцать, хотя один завалился внутрь круга. По местным преданиям, именно на нем, обращенном к рассвету Алтарном камне, в былые времена совершали всякие ужасные ужасы с девственницами, буде таковые случатся в наличии. На самом деле его опрокинул в 1763 году один местный фермер, пытавшийся уволочь его на притолоку для амбара.

Все камни примерно в метр шириной. Высота их варьируется от чуть больше двух метров до коренастых метра двадцати, хотя отследить это сложно, потому что иногда по ночам они меняются местами.

Иногда Кровопивцев еще называют Часами Дьявола, Ночным Горшком Старого Ника и Морозилкой Рогатого. Говорят, свежее мясо никогда не протухнет, если подставить его под свет молодой луны внутри круга — что, возможно, и послужило причиной скосившей население Флемуорти в 1923 году вспышки гастроэнтерита на почве пирогов со свининой. Кровопивцы способны исцелять от рахита, лишая, золотухи, подагры, ногтевого грибка, заикания, облысения у женщин, ереси и газов. И еще импотенции, что, вероятно, объясняет, почему рядом вечно валяется презерватив-другой.

Странность с Кровопивцами в том, что хотя ты готов поклясться, что они стоят на ровной площадке, прямо посередине, но никогда их не видишь, пока не подойдешь почти вплотную. Вот и этим весенним днем они снова застали Филипа врасплох, хотя он им обрадовался. Ему надо было к чему-нибудь привалиться.

Чувствовал он себя скверно. Внезапно набрал тонну веса, а в самой макушке угнездилась знакомая тупая ломота, которая впоследствии стиснет череп клешнями головной боли. Воздух загустел, и Филип весь взмок. У Долговязой Бетти, четвертого не то пятого монолита, если отсчитывать по часовой стрелке от Алтарного камня, он помочился, а потом сел на траву, прислонившись спиной к Пальцу Ворчуна. Очень медленно он скрутил сигарету. Когда же велел руке поднести ее к губам, рука не поднялась, потому что он уже был в отключке.

Мне, Орберри Хомякану, четвертому и последнему из Пяти Высших Книжников, выпало на долю составить сей документ. Сколь бы зловещи и темны ни были события, мне надлежит незамедлительно поведать о них. Я прожил двести четыре цикла и во снах вижу уже обрывками, как мои предки за Стеклом ждут возможности приветствовать меня. Когда этот последний мой труд будет завершен, конец истории записан, а Великий Гроссбух запечатан навеки, я с радостью присоединюсь к ним. Возможно, тогда я прозрею вновь. Не то чтобы я не питал благодарности Силам, лишившим меня зрения, Величайшая отрада моей слепоты состоит в том, что она скрывает от меня худшую и более глубокую тьму, наброшенную на Королевство гнусным Антархом Морлом Морлбрандом и его вездесущими прислужниками.