Второстепенный (СИ) - Потапов Андрей. Страница 46
Мощная фигура популярнейшего философа Крепководска внушала уважение всякому гурману, чей острый язык имел честь отведать лучшие образцы кухонь мира эскапистов. Ниспадающие с округлых плеч хлопковые ткани походили на античные одеяния аминомикусцев, жесткие волосы светлого оттенка, увенчанные обручем с причудливой гравировкой, а довершали образ сандалии, надетые поверх носков. Если присмотреться внимательно, то на них можно было прочитать: “Сделано в Аминомикусе”. Эта пара являлась семейной реликвией, напоминающей о том, что Алуфтий Первый до того, как взяться за лопату, работал на ткацкой фабрике, снабжая лучшими носками центурионов Неспиана Замерзникуса.
Увидев старого друга, Алуфтий Третий обрадовался и тут же полез обниматься, согревая великого чародея своим теплым пузиком.
– Серетун, вот уж сюрприз, – весело произнес философ. – Сколько лет, сколько зим.
– Давно не виделись, – скомкано поздоровался маг и обернулся, чтобы посмотреть на Астролябию.
– Боже мой, почему эта красавица ранена? – испугался Алуфтий. – Я вижу много крови на звездном платье. Скорее проходите в дом.
Ничего не понимаю. Откуда у нее на колене рана? Я не упоминал ничего подобного, но сейчас она появилась. Любые попытки стереть абзац и написать заново оканчиваются ничем: у Астролябии все равно платье в крови. Что же там натворил несносный Серетун? Сил моих нет на этого противного волшебника.
– Это пустое, – улыбнулась в ответ красавица, переступая порог аристократического поместья.
– У моих слуг на сегодня отгул, – деловито сообщил Алуфтий, – но как раз утром появилось несколько новеньких. Пусть займутся раной.
Писатель вел гостей по длинным коридорам, уставленным книжными полками. Интерьер больше напоминал магазин, посвященный одному автору: самому Алуфтию. Среди тысяч экземпляров можно было заметить пять разных изданий “Очерков по психологии бессмысленного”, девять “Восхвалений винному разуму” и множество переводных томиков, которые расходились по всей империи Злободуна, как горячие пирожки. К сожалению, большинство книг были заколдованы, и крепководцы не имели возможности прочитать ни строчки. Доступны им были только идейно правильные монографии.
– Почему ты не вылечила себе ногу? – шепнул Серетун на ухо красавице.
– Не могу, – ответила Астролябия, оставив великого колдуна в замешательстве.
– Представишь мне свою спутницу? – расслабленно спросил Алуфтий, будто ни у кого не текла кровь, и все трое просто гуляли по дому.
– Конечно, – отозвался чародей. – Астролябия, моя…
– Дочка? – перебил философ друга.
– Я что, так плохо выгляжу? – оскорбился Серетун.
– Если честно... – замялся Алуфтий. Красавица хихикнула, но сдержалась.
Гости под эгидой хозяина ходили по лестницам то вверх, то вниз, путешествовали через переходы, съеденные сыростью, и бесконечные оранжереи с виноградными лозами, где отовсюду раздавалось пение загадочных птиц, неизвестных крепководской науке, которая находилась в зачаточном состоянии. Одни коридоры сменялись другими, и это нервировало Астролябию, которая постоянно следила, чтобы ни одна капля крови не попала на дорогущие паркетные полы.
Наконец, после добрых пятнадцати минут странствий показалась гостиная, откуда приятно пахло ароматическими свечами. Посреди комнаты стояла полированная софа с гнутыми ножками, фигурно вырезанными из красного дерева и лакированными у лучших мастеров Антильской области, административным центром которой и был Аминомикус – колыбель Крепководской цивилизации; город, отвергший часть своего народа во имя консервативных ценностей.
Софу окружали выстроенные полукругом стулья. Точно так же обступали советники самого Неспиана, снедаемые страхом под грозным взором кровавого диктатора. Обычай настолько укоренился в головах, что перекочевал в новый город вместе с философами.
Алуфтий тут же плюхнулся на софу и привычным движением подвинул к себе столик со свежей гроздью винограда, чтобы откушать в античной позе источник неуемного вдохновения.
– Присаживайтесь, – сказал он заботливо, когда понял, что пауза немного затянулась.
– Благодарю, – на этот раз Астролябия обошлась без реверанса, или – как его там – книксена, ведь девушка панически боялась, что ее заставят платить за испачканный кровью ковер. Алуфтий ей сразу не понравился, и красавица была настороже, ожидая подвоха в любой момент.
– Слуги скоро придут, – подмигивая девушке, сообщил философ. – Ребята переодеваются.
– Вот как раз об этом я и хотел поговорить, – аккуратно вступил Серетун, но его прервал громкий стук двери.
– Вы что, совсем меня не слышали? – в гостиную ворвался разъяренный Натахтал. – Я не пустое место!
– Ох, простите, – растерялся Алуфтий. – А вы кто будете?
– Ну, я, э-э-э… – Натахтал покраснел от сосредоточенного взгляда Астролябии.
– Содержательно, – съязвил великий чародей. – Друг это мой. Сеня. Ты имел счастье видеть его на крыльце, но, похоже, не видел.
– Друзья моего друга – мои друзья, – с удовольствием сказал философ, изобразив поклон, не меняя лежачего положения.
– Мог бы и понести меня, – обиженно бросила Астролябия великому воителю. – Я же ранена.
– Как это случилось? – Натахтал подбежал к красавице, оставляя за собой комки грязи прямо на дорогущем ковре. Заметив это, Алуфтий закатил глаза, но постарался не утратить любезности.
– Вы бы сняли обувь… Сеня, – сделал замечание философ.
– Попрошу. Я Натахтал, – гордо заметил неутомимый боец.
– Это все, что тебя сейчас заботит? – возмутилась Астролябия и шлепнула воителя раскрытой ладонью по плечу.
– Ай! – вскрикнул Натахтал.
– Боже, и это они еще не женаты, – пробормотал себе под нос Серетун.
– Будто до этого вообще дойдет, – хмыкнула красавица, гордо поправив свои длинные волосы.
– Вы вообще о чем? – спросил незадачливый воитель, но, почувствовав жгучие взгляды, скрестившиеся на его массивном торсе, сел возле капризной возлюбленной.
– Ты, вроде, хотел поговорить? – учтиво спросил Алуфтий, все так же вальяжно возлежащий на софе. За короткое время семейных разборок виноградная гроздь облысела наполовину.
– К тебе сегодня привезли новых рабов, насколько я понимаю, – собрано начал речь Серетун. – Ты сам их вообще видел?
– Как тебе сказать, – вздохнул писатель. – Я не занимаюсь куплей-продажей слуг. У меня для этого есть…
– Внучка? – со мстительным удовольствием спросил чародей.
– А вот и моя жена! – радостно сказал Алуфтий после громкого стука двери, хотя глаза его выдавали тревогу. Но остальным чувства философа были настолько неинтересны, что никто этого не заметил.
– Ты что разлегся? – послышался противный голос со второго яруса гостиной. – Я тебя спрашиваю, Луфя!
– Луфя? – хором переспросила троица диссидентов и разразилась неинтеллигентным смехом, который быстрее всего закончился у Серетуна, а вот пьяные влюбленные никак не могли затормозить процесс.
– Это она любя, – неловко отшутился философ и снова повернулся в сторону жены, одновременно вскакивая с нагретого места. – Как дела, пупсик?
– У тебя еще и гости? – сварливые нотки послышались уже со стороны лестницы. – А ну, неси опахало, бестолочь. У меня был трудный день.
– Конечно, любовь моя! – одного из ведущих авторов современности, голос поколения, гордость всех крепководцев и кавалера дамы с ожирением второй степени Алуфтия будто ветром сдуло.
Пока верный муж булькал пузиком в поисках нужного оборудования, к гостям подошла действительно пышная женщина, которая была лет на десять старше своего супруга. Смерив троицу бывших заключенных элитной тюрьмы Пейтеромска оценивающим взглядом, дама с ожирением второй степени молвила:
– Вы производите впечатление интеллигентных людей. Можете остаться.
В Серетуновом горле пересохло от вопиющей наглости. К нему, величайшему волшебнику, чародею и заклинателю, заслуженному колдуну всей опушки Загадочного леса, обратилась высокомерная особа, которую он видел впервые в жизни. Вместо привычной язвительной тирады, маг просто кашлянул и посмотрел на своих друзей. Астролябия пилила гневным взглядом жену Алуфтия, а Натахтал… ну, он, по крайней мере, смеялся.