Скиталец - Аливердиев Андрей. Страница 3
Мы немного посидели за чаем, но Оля, будучи человеком дипломатичным, не стала задерживаться слишком долго.
Тем более, что начинался футбол, который Оля, в отличие от Лоры, органически не переваривала. Сам я, честно говоря, всегда был равнодушным к футболу, и потому болел, во-первых, не очень яро, а во-вторых, скорее по политическим соображениям. В детстве, например, примыкая к большинству, я болел за «Динамо» Тбилиси, единственную кавказскую команду, имевшую реальные шансы претендовать на чемпионское звание.
— А кто играет? — невзначай спросил я.
— Как, ты не знаешь!!! — просто возмутилась Лора.
— Да, понимаешь, дорогая, как-то не до того было, — нашелся я. — Защита, понимаешь ли?
— Ладно, ладно. В этом ты весь.
«Спартак» и «Цервона Звиезда». Кубок чемпионов.
— А вы за кого болеете? — уже из коридора раздался голос Оли.
— Конечно за «Црвону Зви?езду»! — автоматически ответил я, за что получил от Лоры легкий удар кулачком в грудь.
— В этом ты весь, — повторила она видимо свою коронную фразу. — Не можешь не дурачиться.
— А я и не дурачусь…, — начал было я, и уже хотел пропеть хвалебную песнь мужеству сербского народа, как вдруг понял, что здесь и сейчас мы находимся по разные стороны баррикады. — Просто тебя раззадорить хотел.
— А я уж думала, что ты, это…, того…
— ответила мне Лора. — Джинсовый костюм нацепил, а может, и дальше решил пойти…
Однако у меня получилось обратить все в шутку. И это не удивительно. Собеседники хотели от меня именно этого.
Все всегда получается, если от тебя хотят именно того, чего хочешь ты…
Оля ушла. Мы с Лорой остались, и все было хорошо, но какой-то осадок от этого разговора все остался.
Осадок несвободы. Этот мир был лучше моего, но и он имел свои ограничения, такие тягостные для народного вольнодумца, коим я, сколько себя помню, был всегда. Хотя, какое это имело значение, когда мы с Лорой остались одни в нашем доме! В своем мире я об этом не мог и мечтать!
Утром Лора ушла на дежурство, и я получил возможность спокойно осмотреть нашу квартиру.
Конечно же, я уже начал это делать вчера, но теперь у меня была возможность влезть во все, так сказать, детали.
А квартира мне явно нравилась. Мебели было еще не много, но все было со вкусом. На почетном месте стояло пианино — мечта моего детства, так и не ставшая реальностью. Рядом лежали две разъемные резиновые гантели и одна гиря. На стене висела гитара. Семиструнная.
Бросалась в глаза стоящая на пианино фотография, запечатлевшая одетого в южную форму человека, который весело улыбался, демонстрируя на груди симпатичную маленькую звездочку. Надо ли говорить, что этим человеком был я.
«Значит, в этом мире я служил в Афганистане, — подумал я, — И, черт побери, неплохо. Надо же, Герой!»
Но особенно меня заинтересовал, конечно же, компьютер! Вчера, как вы понимаете, мне было не до него. Сегодня же я, наконец, получил возможность оторваться. Дизайн этого «Роботрона», конечно, оставлял желать много лучшего, клавиатура тоже была ни к черту, но все же содержимое оказалось более чем впечатляющим! Практически не хуже моего домашнего компа из, так сказать, родного мира.
Общий просмотр имеющихся в памяти компьютера документов позволил мне немного войти в курс моего настоящего. Среди всего прочего там была краткая автобиография, отразившая основные вехи моей удивительно удачной в этом мире жизни.
Часть файлов, однако, оказались зашифрованными.
Особенно меня привлек один из них, самый большой по размерам. Интересно, какой же там был пароль? Ведь, в конце концов, не кто-то же другой, а я сам, собственной персоной его придумал. И тут в голову пришло, что самый важный пароль, который не предназначался для передачи кому бы-то ни было, у меня был один. Это было имя и день рождение моей первой любви, чистой и светлой, как само детство. Я давно потерял какую бы то ни было связь с этой девочкой, точнее, уже давно женщиной , но ее светлый образ навсегда остался в моей памяти.
Как это ни странно, сработало.
В файле оказался рассказ. Точнее, даже не рассказ, а мемуары, если можно так назвать воспоминания молодого еще человека.
Рассказ
«…Почему я начал писать?
Или, вернее, зачем я пишу? На этот вопрос у меня нет ответа. Сегодня я не могу показать эту рукопись даже своей жене. Да что там жене, даже своей маме. Те, кому я дал клятву, умеют наказывать предателей.
Как они меня отпустили? Вероятно, это было списание на Смерть. Даже Звезду Героя я получил в свое время «посмертно», как это значилось в указе. Товарищ подполковник, когда писал представление, не верил, что я переживу ночь. Но я пережил и ночь, и его самого. И даже будучи комиссованным с прогнозом «проживет не больше полугода», за год я полностью восстановил свои силы. Видно, на все воля Божья, да не услышат меня старшие товарищи.
Ну что, начали!»
Дальше шло описание учебки с реверсами в последние годы средней школы, неразрывно связанными с ДОСААФом. Там было много личных переживаний, очень личных. Таких, что я едва ли смог бы их пересказать.
Оттуда я узнал, как мне удалось вообще заняться летным спортом, оказывается в этом мире в девятом классе мне сделали операцию против близорукости. В своем мире я об этом даже не подумал!
Потом Афганистан. Так уж вышло, что полгода меня готовили только к одной операции. Но зато какая это была операция!
Нам следовало проникнуть на душманскую базу и выкрасть одного из их заокеанских попечителей. Чего только нам не пришлось пережить! В конце концов, истекая кровью, я привел трофейный вертолет с телами моих товарищей и пленным американским инструктором к конечному месту назначения. Сажал машину почти без сознания. На одной воле.
«Никто нас в жизни не сможет вышибить из седла.
Такая уж поговорка у майора была…» — цитировал я прочувствованное в далеком детстве стихотворение. Я всегда был таким сентиментальным… Тем более, что мой отец был и оставался быть отставным полковником авиации. Я же, в конце концов, пошел по стопам дяди и стал ученым. И не жалел об этом.
Другие зашифрованные файлы я открыть не смог. Но, честно говоря, не очень уж и пытался. Тем более, что от прочитанного мне было от чего впасть в эйфорию. С моим послужным списком я мог со спокойной совестью читать пару лекций в неделю, помимо этого ни хрена ничего не делать, писать липовые отчеты и быть уважаемым человеком до конца жизни. А мог и делать… Но это уже зависело исключительно от внутренних потребностей. А они, несомненно, дали бы о себе знать. Но я не хотел загадывать так далеко.
Этот мир определенно нравился мне больше моего собственного.
Поездка
На следующий день мне надо было идти на работу. И хотя какой-то опыт мимикрии (чтобы не сказать приспособленчества) за последние дни у меня накопился, чувствовал себя не в своей тарелке. Шутка ли сказать, идти на работу, где ты почти ничего не знаешь, а если что и знаешь, то неправильно.
Доселе иногда я думал, как было бы хорошо вернуться на энное количество времени назад. Тогда, располагая сегодняшними знаниями, сколько ошибок я не наделал бы, и какие дела, наоборот, натворил бы! Будучи неисправимым мечтателем, я много думал по этому поводу. И всегда в радужные грезы портила одна мысль.
Как говорил один из героев Виктора Гюго, судьба не раскрывает одной двери, не захлопнув несколько других. Вот, допустим, взять хотя бы один из переломных моментов жизни, когда после окончания школы я поехал в Москву поступать в Физ.тех. Зачем?!!
То есть, зачем мне был нужен именно Физ.тех?!! Учась в заочной школе при этом институте я тратил изрядное время на решение ее контрольных.