Отступники (СИ) - Шувалов Антон. Страница 55

— Кретин соломенный, — пробурчал Рем, в последний раз взглянув на Олечуча. Тот набросился на античемпиона, и сейчас они под рев толпы кружили на раскачивающемся кресле. — Давай, уходим отсюда, пока эти морские шакалы про нас не вспомнили.

— А Проглот… Олеч…

Меня волокли к люку. Реверанс помог мне забраться внутрь, придерживая, пока я спускался по узкой лестнице вниз, потом подождал, пока запрыгнет Рем. После этого он залез внутрь сам и захлопнул за собой люк.

Судя по звукам, черепаха, начала погружаться. Что-то гулко ударило в обшивку, наверное, нас пытался протаранить корабль. Крики на пристани, глухо доносящиеся сквозь железо, стихли. Возможно, все уже было кончено. Олечуча сожгут перепуганные суеверные каперы, а шкуру Проглота повесят в кабинете начальника пристани.

Я ударил затылком в твердое и холодное.

Глава 9. Суета

«Дорога — это расстояние между двумя неприятностями»

Предположительно, Сариф О’Толстоног Нехуд И’Животом, Последний скороход Тайного Султаната.

Жук лежал на корешках, закинув лапки на лапки, и предавался волнующим мечтам о готовых к оплодотворению самках его разновидности. Кроме них у него было все. Несложная хорошо оплачиваемая работа, остроумные диалоги с пауком из угла над книжным шкафом, личный картонный домик с шуршащей травой, и начальник, который закрывал глаза на его безделье.

Вот уже несколько дней его не беспокоили. И сам он не беспокоился.

Но вдруг жука пронзило знакомое зовущее чувство. Он вскочил на лапки и торопливо взлетел в воздух. С костяным стуком шмякнувшись на карту, он принялся метаться по ней в поисках истины. Он избегал карту вдоль и поперек, но так и не нашел искомого. Тогда жук взлетел на полку со свернутыми набросками, где хранился один с разметкой Южной части Белкового Океана.

Карты полетели вниз.

На шум в комнату вбежал Четвертый и обнаружил, что один из рулонов катается по полу. Магг поймал его и развернул. Жук прочно, как магнит на листе железа, сидел над координатами, которые свидетельствовали о том, что Серый сейчас форсирует открытый океан.

— П-паршивец… — пробормотал Четвертый. — Но как? И п-почему т-туда?

Он, не мешкая, связался по черепу с Миумуном. Слава Первому, тот был еще у себя в поместье, однако судя по шуму, он собирался уходить и мелкое зверье этому противилось.

— Как хорошо, что я в-вас з-застал, господин Миум-мун, — заговорил Четвертый.

— Я знаю, — прервал его Миумун. — Знаю, все знаю. Вор направляется к Соленым варварам. Четвертый, ленивая скотина, — прорычал он, подражая Великому Оно, — почему я узнаю об этом раньше тебя?

— П-прошу…

— Вот что, Четвертый, скажи своему Автору, пускай сегодня же свяжется с Торкеном. Похоже не за горами Третье вторжение Соленых варваров.

— З-змей…

— Не богохульничай, тля! Я отплываю в погоню, так что связывайся со мной с помощью почтовых птиц. Все понял?

— Д-да.

— Что тебе нужно сделать сегодня?

— С-сообщить Автору, что С-соленые варвары…

— Нет, остолоп! Просто скажи ему, чтобы связался с Торкеном! Там его проинструктируют! Понял теперь?

— Да, господин Миумун.

Череп замолчал.

Четвертый отошел от столика и тяжело опустился в кресло. Жук, почувствовав неладное, слетел с карты и приземлился на рукав хозяина. Четвертый ласково погладил его по хитиновым щиткам.

— В-все будет хорошо, — сказал он тихо. — Вот увидишь.

Вилл метался в бреду. Его одолевали жуткие видения, которые лихорадкой вцепились в тело. Кровь помнила паучью секрецию, и с этим ничего нельзя было поделать. Можно было только пережить или погибнуть.

Каждая новая ступенька его кошмаров была чуть реальнее остальных, а потом он услышал печальную трель губной гармоники и понял, что она настоящая. Вилл схватился за нее как за спасательный трос и пополз вверх из душной бездны. Последние крохи своего забытья он преодолел хрипя от боли, пробился через толщу льда и, наконец-то, открыл глаза.

Варвар, щурясь, глядел на костер, разведенный из грубо поколотых, здоровенных поленьев. Еще и сыроватых, вдобавок. Огонь еле теплился, с трудом облизывая шипящие чурки. Рядом лежало изрядно покромсанное дерево, в которое была воткнута уродливая двусторонняя секира.

Сам Вилл лежал на жесткой шкуре, которой кто-то застелил парковую скамейку. Вокруг царила совершеннейшая тьма, но где-то вдали сияли огни, там двигались неясные силуэты и звучали странные похрюкивания. Наверху, слишком высоко, чтобы давать свет, висел на чем-то мигающий уличный фонарь. Потом он потух.

В сером сыпучем песке, который больше походил на золу, утопал всевозможный хлам. Какие-то узлы, рваные картины, тряпье, булыжники, посуда, большая клетка и даже сундуки, распираемые сокровищами.

Звуки губной гармоники доносились справа. Вилл посмотрел туда и заметил во мраке неясную сгорбленную фигуру.

Тиу-пиу-ту-у-у, — пела гармоника печально, но с тайной надеждой.

Вилла поглотило непривычное, но прекрасное чувство совершенного покоя. Он не хотел, чтобы человек перестал играть, поэтому ничего не сказал, а просто продолжил наблюдать за неуверенными в себе язычками пламени.

Кажется, он задремал. Но как только гармоника смолкла, его глаза снова раскрылись.

Вилл выждал еще минуту, а потом сказал:

— Очень красиво. Кто вы?

Человек не отозвался. Он так и сидел, в недосягаемости дрожащего света костерка. Не шевельнувшись, не сменив позу.

— Мистер? — позвал Вилл.

Тишина.

Вилл приподнялся и подошел к костру. Огонь почти уже зачах, из последних сил царапая неподатливую чурку.

Вилл с неудовольствием покачал головой. Он подошел к стволу дерева и ободрал с него кору. Как следует размял ее, подложил в розоватое сердчишко пламени. Хотел подбросить туда же немного рваных картин, но потом подумал, что человеку с гармоникой этот хлам может быть важен.

Огонь сразу почувствовал себя увереннее. Вилл нерешительно взялся за рукоять секиры. На ум приходила только грыжа кишечника. Тогда Вилл покопался в песке и отыскал небольшой острый топорик. Воодушевленный, он приступил к колке дров. С непривычки кабинетный варвар был не слишком-то ловок. Он по одному вытаскивал паленья из костра и возвращал назад тонкие бруски.

Дела у огня явно пошли лучше. Вилл воткнул топорик в ствол рядом с секирой и сказал:

— Вам стоит запомнить, как это делается, мистер.

Человек не откликнулся и на этот раз.

Окрепший свет добрался до музыканта. Вилл присмотрелся к нему и вздрогнул.

На варвара смотрели выпученные металлические глаза, покрытые облупившейся белой краской. Гармоника застыла перед узкой духовой трубкой.

Это был вырванный из стойки автомат, который можно было встретить в парках и забегаловках Гиганы. Обычно он работал за медный профиль.

Что ж, я один, — подумал Вилл. — Интересно, что это за место? Неужели я все еще брежу? Но я чувствую себя так, словно спал всю свою жизнь и только сейчас проснулся. Быть может я погиб?

Он припомнил монстра забредшего в Золотую Струю № 13 и его язык, который мелькнул перед глазами и затащил в темноту, в кошмары, бред и лихорадку.

— Монстр достал меня, — сообразил Вилл. — Стало быть, я действительно умер. Неужели это и есть загробный мир?

Соленые варвары без обиняков верили в то, что после смерти каждый из них станет чешуйкой на теле кита Марлея, Исследователя Глубин. Вообще-то у китов нет чешуи. Это знали все Соленые варвары и каждого это немного смущало. Но с традиционными мифами не поспоришь.

И все же у китов нет чешуи.

Именно поэтому Вилл сейчас оказался змей знает где, вместо того, чтобы нормально бороздить морские глубины на теле, скажем, морского карпа. Золотого. Карп не так эпичен, как кит Марлей, но у него, во всяком случае, есть чешуйки!

То, что ему всю загробную бесконечность придется провести в темноте, посреди непонятной пустыни, угнетало Вилла куда больше, чем факт собственной гибели. Оно и понятно: жизнь конечна в любом случае, а вот смерть не ограничена во времени. Готовь сани летом, а о нормальном загробном мире изволь позаботиться до наступления совершеннолетия.