Отступники (СИ) - Шувалов Антон. Страница 95

— Почему ты рассказал это мне? — спросил он, что бы проверить, не отнялся ли у него еще язык и способность соображать. — Вы ведь должны быть заодно с ними…

— Кто это «мы»? — усмехнулся Шыш. — Перворожденные звери? «Нас» давно уже. Нет. Остались единицы. И у каждого теперь. Есть только «Я». Думаем за себя. Я желаю зла Первенцам. Я не устану. Ненавидеть их. За то, что они. Стравили зверей. С людьми. Это из-за них! Тараканы немощны. И гонимы.

Сару медленно поднялся, подошел и взял притихшего Купера В. за руку.

— Спасибо тебе, Шыш, — сказал Автор. — Теперь мне нужно идти. Обдумать все. Понять, что нужно делать дальше. Я боюсь. Думаешь, власть Первенцев может вернуться? Что с ними случилось? Не стану ли я завтра таким же, каким был вчера?

— На эти вопросы. У меня нет ответа.

— Понимаю.

— Я провожу вас. До выхода. Там вам вернут ваш меч… И парик.

Возвращаясь назад, знакомыми тоннелями, Сару молчал, глядя на бредущего впереди работника месяца. Тот не стал задавать ему вопросов. Когда за ними закрылись ворота, Купер В. лишь глубоко поклонился Сару, и повел его за собой.

Задача Автора была необъятна, но он, во всяком случае, знал, с чего начнет: направит в подземелья курьеров с запасом минеральной воды и отменит проклятый титул.

Глава 13. Неожиданная оттепель

«От излишнего загара кожи, или, пуще, обгорания той, хорошо помогает топленый жир дьявольского хомяка (ДХ). Возьмите понемногу жира ДХ и еще воска (можно нечистого). Смешайте в пропорциях два к одному и быстро нанесите на голую кожу, пока не раздумали. Смесь зело вонюча и подобна тухлеце».

Из брошюры «Советы отдыхающим на курортах Песчаного Солнца».

Рем Тан’Тарен вздрогнул и приоткрыл правый глаз. Посол Менады стояла над ним, выражая неодобрение нижней губой. Ее шея, вытянутая от постоянного ношения тугих колец, сгорбилась.

Заметив, что Рем проснулся, но мешкает, она еще раз пнула его под ребра.

Рем вскочил со своей подстилки, скрученной из занавеси, сорванной в Лагуне Лилий. Почти четыре дня Рем внюхивался в этот запах, стараясь… фантазировать. С фантазией у него было туговато, поэтому сейчас он был болен и слаб, но не от последней степени воздержания, а от половодья воспоминаний, которое не смогли остановить рубиново-ляжечные грезы.

— Ты не уйдешь, да? — спросила Ирита.

Рем выразительно молчал.

Грандиозный праздник за стенами Истока продолжался уже трое суток. За это время Рем не сделал ровным счетом ничего, что могло бы считаться содомией или хотя бы излишеством. Если не считать одного-единственного печеного моржа и двух-трех пробных лилий, конечно. Высокомерно убедив всех, что намерен развлекаться без «свиты», Рем узнал у вождя Рики где находятся покои посла Менады. После этого он поселился под указанной дверью, украшенной тотемами Пятнистой касты.

— Только из уважения к твоей семье, — посол встала боком.

Рем скользнул внутрь помещения.

— Семье, к которой ты…

Рем со слабой улыбкой глядел на развернувшуюся перед ним шамму. Медово-желтую с черными пятнами пиктограмм. Посол заметила его улыбку и опустила картинно разведенные руки.

— Тебе ведь наплевать, — вздохнула Ирита, сокрушенно.

Взгремев бусами, посол поковыляла к маленькой самодельной кухоньке. Там было все, что необходимо менадинцу, чтобы приготовить пищу в полевых условиях. Несколько банок с порошком для изгнания поносного духа, набор кислотоустойчивых чашек, самонагревающийся котелок, молоток, пила, клещи и маленький аппарат для перегонки пота и мочи в нечто похожее на воду.

Разумеется, посла здесь обильно угощали. Но воин редко расстается с мечом, а колдун болезненно привязан к разного рода палкам. Можно весь день объедаться черной икрой и маринованными кальмарами, но если уж к вечеру пристанет погрызть копыто гураха, так хоть вой, хоть кляни. Рем по себе это знал.

Менадинцы обладали талантом поедать большую часть материального мира не от хорошей жизни. Сила земли изгнала с архипелага множество животных, которые свободно обитали на материке и Капиллярных островах. То, что осталось, выживало так решительно и яростно, что со временем мясо животных Менады стало крайне похожим на то, что на большой земле называлось гранитом. Это же касалось всей съедобной растительности. Так, например, большой менадинский редис, если правильно его выдолбить и закалить, становился прекрасным огнеупорным котелком.

— На ритуалы, возможно, — сухо согласился Рем, усаживаясь на треугольный половик. Обстановка вокруг ублажала его. Он даже почувствовал менадинский эквивалент ностальгии: тошноту и желание поковыряться в зубах. Он с симпатией осматривал грубые полотнища, изрезанные линиями замысловатых узоров. Что они означали, знало лишь коллективное бессознательное всех менадинцев. То есть, никто.

Между ними висели сушеные гурахьи вымя, наполненные бродящими настойками. Смотанные в бухты коренья долговязого хрена. Пробки, минералы, ягоды, похожие на булыжники, сухари в черепах. Ловец Сновидений из связанных жилами рогов. Образцы того-другого. Плетеная мебель, кожаные свитки, волосяное лежбище. Засушенная, скобленная, полированная природа Менады.

Все это ради запахов.

Желтокожий народ ценил их за напоминание о жизни, ее приятном гастрономическом разнообразии. Во всяком случае, они пытались себя в этом убедить.

— Ритуалы… — фыркнула Ирита, щипая пальцами травы из желто-красного клубка. — Ты ерничаешь, мелкий ублюдок?

— Что вы, тетушка, как можно? — возмутился Рем.

— Да, лучше бы тебе этого не делать, — согласилась посол, прислушиваясь к бурлениям внутри котелка. Бурлило именно так, как нужно. Ирита добавила в варево травы. — Мы до сих пор скорбим по Рому. Он занял место, которое «ритуалы» определили именно тебе.

— По-моему, он был готов к этому куда больше, чем я, — доброжелательно заметил Рем. — Кроме того, я был у мамаши восьмым. Я с детства жил уверенный, что не стану последним. Она объявила о своем бесплодии за год до «ритуалов». У меня не было времени этому нарадоваться, клянусь Первым.

— Аш! — вскинулись плечи под шаммой. — Не смей поминать тут демона с большой земли! У тебя есть свои боги!

— О, сколько угодно, — согласился Рем. — Этих ребят столько, что хоть себя не помни. И каждый за что-нибудь отвечает, — захочешь сморкнуться и тут остерегайся ошибки в молитве. А Первый — он один. Все просто и понятно.

— И что же?! — охнула Ирита. — Что толку от одного идола, который должен за всем следить. Не сможет никогда. Да и развращает такая власть! Недалеко ему до демона.

— Возможно, — согласился Рем. — Я лишь хочу сказать, что память у меня вся забита хитростями. Нет места для Божества Сгибания Руки В Локте.

— А, что с тобой говорить о верности традициям, — снова сгорбилась Ирита. — Порченый. Одеваешься как…

— Не надо об этом, — попросил Рем сквозь зубы. — Это нечестно.

— Красть у петуха наряд, — вот уж нечестно, — хрипло засмеялась посол. — Убегать от родни, оставляя старшего брата в жертву Галифу вместо себя — и это нечестно. И приходить потом за помощью к человеку, который твоей семье почти родня — тоже, пожалуй, чести нет.

— Мы с совестью это давно обговорили, — подозрительно спокойно отвечал Рем. — Если целый народ предпочитает скармливать своих детишек проклятому чудищу, рассуждая, что последние — самые плохонькие, глупенькие да нездоровенькие… Это вместо того, чтобы истребить монстра навсегда, сохранив жизнь десяткам тысяч. К змею! И вас, и вашего Галифа, и ваше понятье о чести!

Ирита, вопреки его ожиданиям, промолчала. Толкла что-то в маленькой ступе, да постукивала время от времени молотком.

— Вот, значит, как ты все это себе вообразил, — проговорила она, наконец. — Галиф — чудище? Сколько раз он помогал нам советом. Показывал источники воды. Выбирал хорошие места для городов…

— Надо же ему что-нибудь да жрать, — прервал ее Рем. — А с такой тушей попробуй-ка поохоться хотя бы и на гурахов. Но не будем больше об этом. Стыдить у тебя не получается, уж извини. Ведь даже прошу-то вовсе не для себя. Для друга. Хорошего друга.