Мир и нир (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич. Страница 6

- Что заставило вас окружить мой отряд?

- Отдай серебро хана Ульбека. Остальное забирай и проваливай, - рявкнул младший.

- Рад бы пойти навстречу хорошим людям. Но не могу. Меня послал бог Тенгрун. Чтоб на добытое серебро я проделал каналы и вернул степи часть, превращённую в пустыню.

- Врёшь, шакал! – Харабрук шагнул вперед, положив руку на рукоять меча, но его снова остановил отец.

- Знай, чужеземец. Тенгрун явился и к нам. Сказал: обещаете каналы отрыть – серебро ваше.

Ожидалось всякое, но не это. Степное чудище одновременно сделало ставку на обе стороны, подложив подляну обеим.

Спрашивается, какого хрена я скормил подлому божку мамины чебуреки?!

[1] Имеется в виду походная печка.

[2] Цитаты из фильмов СССР «Джентльмены удачи» и «Командир счастливой «Щуки».

Глава 3

3

Хурбрук, если не путаю имя старшего кочевника… Надоели мне эти хрым-брым без имени-отчества! Звали бы его Семён Семёнович Горбунков, и никаких проблем. Так вот, пока Хурбрук вёл со мной странный диалог, придерживая сына, желающего построгать меня мелко, как баранину на фарш, у них за спиной кое-что делалось.

Неадекватный принялся водить руками в воздухе. Готов спорить – камлает. А со знакомства с Веруном у меня отношение к магии серьёзное. Не проигнорируешь её. Надо срочно что-то предпринять.

- Хан! Перед тем, как пустить вам кровь, спросить хочу: колдовать умеете? Если нет, просто разворачивайтесь. Мы обождём, не тронем.

- Умеем, глей. Хочешь отведать?

Младший и пара оболтусов с ним гыгыкнули. Стало быть, что-то в меня сейчас полетит. И это что-то – ни разу не торт, как в комедиях Чарли Чаплина.

- Биб?

- Чую силу его амулетов. Его душу не выпью – у него своя магия. Прости, хозяин. Этих – хоть всех четверых памяти лишу.

- Толку от тебя, когда надо… Ладно, и у меня своя магия.

Я встал на правое колено. Рискую. Рубанёт мне сейчас этот Харабрук железякой по башке – и готов. Но степняки стояли смирно, не понимая смысл манипуляций.

Раскрыл приклад волшебной палочки. Обернул ремень вокруг левой руки, упёрся локтем в коленку. Камлающая тварь чётко нарисовалась над мушкой прицела. Огонь!

Снял его второй короткой очередью, первая зацепила кого-то случайного рядом. Извините-с… Колдун шаманствовал, широко размахивая руками, оттого его меховая бурка (кафтан, черкеска – чесслово, не знаю как назвать) распахнулась, обнажив грудь. Сотня шагов – не много, я старался засандалить именно туда, под бородёнку. Всё же пуля пистолетная слабая, вдруг застрянет в его бурко-кафтане. Особенно если надет панцырь. Не застряла.

Я закинул ППС за спину.

- Устал ваш камлать. Прилёг. Наверно – навсегда. Вы же не хотите испытать эту магию на себе?

- Да я тебя… - презирая правила переговоров, сын хана полез ко мне, вытянув руки в направлении горла. Возмутительно! Не для твоих грязных пальцев шею отращивал.

- Биб! Сотри ему последнюю неделю.

- Слушаюсь хозяин!

Парень в недоумении остановился, посмотрел на собственные пятерни, вытянутые в мою сторону.

- Ты хто?

- Глей Гош, - терпеливо повторил я, чувствуя, впрочем, что терпение на исходе. – А ещё немного колдун Гош. Хан! Твой сын утратил память о последних днях, не помнит, чего ради вы сюда припёрлись.

- В самом деле? – осторожно спросил старик.

- Припёрлись? Да… Мы… А зачем?

Я почувствовал, что сейчас самое время перехватить инициативу.

- Наш бог Моуи не поощряет убийств. Я просто лишу вас всех памяти с трёхмесячного возраста. Пока вы будете снова учиться снимать и одевать шаровары, чтоб сходить по нужде, мои хрымы соберут всех ваших кхаров.

В старческих глазах явная ненависть ко мне дополнилась примесью смятения. Он не знал, что делать.

- Биб! Двух оболтусов тоже. Деда не трогай, - ему же я сказал следующее: - Достопочтенный! Твой сын и пара баранов за его спиной больше не понимают, что тут случилось. Не тревожься, пройдёт. А у тебя есть отличная возможность рассказать народу, как ты заставил колдуна Гоша убраться нахрен, оставив твоим людям всё, что найдёте здесь после нас. Немало, согласись.

- Я предпочёл бы тебя убить. И очень сомневаюсь, что у тебя хватит сил всех одолеть.

- Благодарю за откровенность. С тобой, хан, хорошо иметь дело. Не врёшь и не прикидываешься. Уважаю.

- А ты темнишь… Или силу свою преувеличиваешь, на самом деле не настолько силён. Иначе давно нас бы оболванил. Или ещё какую пакость припрятал. Просто уйти не могу. Я же богу обещание дал.

- Так и я тоже поклялся. К весне получит Тенгрун свои каналы. Работа начнётся. Если не всё сразу, так к лету. Хочешь – проследи. Отправь своих всадников на кхарах – охранять моих хрымов. Вот и отчитался перед Тенгруном. Отработал всё, что соберёшь с трупов.

Меня несло. Тормоза отключились как на старом УАЗе с вытекшей гидравлической жидкостью. Я, окружённый огромным войском врага, диктовал условия и даже убеждал хана помогать мне. Если он хоть на йоту почувствует мою слабину…

Что врал – он чувствовал. Но не мог понять, насколько я вру и в чём. Его сын бы кинулся, махая кривой саблей. Погиб бы, с ним десятки степняков. Мы с воинами Нирага и хрымами тоже легли бы вверх брюхом. Хана Хурбрука такой расклад не устроил.

Бобик свирепо тявкнул в спины уходящим. Совершенно согласен с собакой. Невежливо вот так – не попрощавшись.

Радоваться было рано. В своих рядах старый хан собрал совет – вызвал десятников. Странная, конечно, форма демократии. Что-то тёрли, решали… А у меня палец чесался. Шагов двести до них, с одного рожка выкошу всю верхушку воинства. Или почти всю, надеюсь – пули не застрянут в зимних шкурах и в слое грязи на немытых телах. ППС – он всё же больше для ближнего боя.

Наконец, приволокли тушку шамана. Харабрук, лишённый отцовской сдержанности, пихнул мёртвого сапогом. Тот не пошевелился. Стало быть – вправду отдал концы.

- Биб! А слетай-ка к ним, поразнюхай.

Помощник порхал долго. Я хотел убедиться: степняки не просто сделали вид, что уходят, а и правда – слиняли. Тем более, до вечера обдирали трупы. В общем, я разрешил разобрать нашу фортификацию только глубоко заполночь. Могли и тут ночевать. Но никто не роптал на ночной переход. И воинам, и хрымам, и мне не хотелось находиться здесь лишнюю минуту: в компании ограбленных жмуров и по соседству с двумя сотнями хана Хурбрука. Лишь Бобику всё равно.

Когда рассвело, сделали короткий привал и двинули дальше. На пределе выносливости кхаров.

Хан не преследовал. Но группа всадников, около десятка, постоянно маячила сзади. Сопровождали, наблюдали. С-суки…

В зимней степи на психику давило всё: низкое свинцовое небо без единого просвета, безжалостный ветер, секущий по лицу, однообразный ландшафт, до безобразия ровный. Лишь изредка встречались неглубокие ложбины и плоские холмы.

И дозор степняков на хвосте.

И постоянное сознание, что где-то, совсем недалеко, их может скрываться пара сотен. Или больше, могло подойти подкрепление. Они, если не будут жевать сопли как в первый раз, могут передумать и напасть быстрее, чем мы станем в кольцо. К тому же здесь нет десятков коровьих трупов, из которых сооружалась хлипкая баррикада.

Короче, задница. На все триста шестьдесят градусов.

Я давно забил на «экологический» строй – цепью вместо колонны. Хрен тебе, Тенгрун, а не экология.

К вечеру полил дождь, моментально замерзающий на земле, на одежде, на шкурах быков и телегах. Райское место!

Не унывал только Биб. Только он в этом хаосе и однообразии видел направление на ближайшую рощу Веруна – наш путеводный маяк.

Он же – мой прибор ночного видения. В электронном давно село питание. Биб даёт картинку не хуже.

Так привык, что уже не обойдусь без него. Мне утратить Биба – печальнее, чем пятнадцатилетней девице потерять смартфон. С ним – аккаунты в тик-токе, инсте и телеграмме. Похнычет, ей новый купят. Мне вряд ли дадут нового друга, да и к нынешнему привязался. Без него поход был бы возможен только в один конец, и этот конец совсем не тот, о котором мечталось бы.