Наваждение (СИ) - Кира Малёк. Страница 4

Она подталкивает меня к краю кровати и говорит, — Прежде чем я покинуть этот город, я хочу посмотреть, из-за чего весь этот шум.

Единственное, что я могу думать, это то, что те, кто выглядит как она, правильные и консервативные, самые дикие в спальне.

Это факт.

Все, что я знаю, это то, что я собираюсь переспать с самой неприкасаемой, самой подавленной девушкой в истории мира. Как будто я выиграл в чертовой лотерее.

Когда я впервые касаюсь ее рта, это чертовски волшебно. Я не могу описать, какой она на вкус. Затем она на мгновение отрывается и смотрит на меня.

Она смотрит на меня с презрением. Она презирает меня. Но когда она целует меня. . . она целует меня так, будто ненавидит и хочет меня больше всего на свете.

Когда я собираюсь ввести в нее свой член, она напрягается и смотрит на меня. У меня достаточно здравого смысла, чтобы понять, что, черт возьми, это значит. Я не заинтересован в том, чтобы лишать девственности, это последнее, чего я хочу.

Затем она спрашивает меня, собираюсь ли я трахнуть ее или что.

Есть хороший секс, а есть секс, когда память постоянно поселяется в твоем мозгу, изменяет чертов химический баланс, так что ты жаждешь этого, как проклятой дозы. Проникает под кожу, как зуд. Вот такой секс.

Эта чопорная и правильная Катя, на следующий день утром, пытается слинять из номера. Она пытается уйти, но я просыпаюсь, когда она стоит у двери, и смотрю на нее с недоумением.

Большинство парней трахаются и сразу же засыпают. Но не я. Я лежу без сна, считая минуты, необходимых для сохранения моей репутации, прежде чем я смогу выскользнуть из постели и начать свою жизнь. Просыпаться утром, чтобы посмотреть, как мой секс вот-вот выскользнет из двери, не совсем обычное явление для еня.

— Спасибо, — говорит она, открывая дверь, чтобы уйти. Ее волосы все еще взлохмачены, а темная подводка вокруг глаз делает ее более сексуальной, чем прошлой ночью.

Спасибо? Кто, черт возьми, говорит такое после секса, особенно после такого траха? Я не знаю, что сказать, поэтому просто хрюкаю и поворачиваюсь в постели, слушая, как за ней закрывается дверь.

Это просто пиздец, да?

Вот только я не могу выкинуть ее из головы.

Я мог бы озвучить в местном клубе, что я трахнул саму Катю Логинову и игра окончена, но я никому ничего не сказал.

Трахай и уходи, это моя философия. Я все время думаю о том, что мне действительно нужно переспать с какой-нибудь другой девушкой, чтобы стереть память о ней.

Но я не знаю. Оно просто гноится, разъедает меня, как какая-то болезнь.

Единственная причина, по которой я вообще появляюсь здесь с мамой, это то, что я просто ничего не могу с собой поделать. У меня есть эта извращенная потребность видеть выражение лица Кати, когда она видит меня.

Это стоит того. Она злится, когда видит меня. Она смотрит на меня, как на врага народа. Но я не могу перестать думать о том, чтобы трахнуть ее.

Я докуриваю вторую сигарету и собираюсь закурить третью, когда голос с тротуара заставляет меня поднять взгляд.

— Эй! — мужчина в мятых штанах, с сумкой, лежащей на тротуаре у его ног, подносит камеру к лицу и щелкает.

Я закуриваю сигарету и затягиваюсь, он продолжает щелкать своей камерой, и я показываю ему средний палец. Я стою неподвижно, сбивая его с толку, делаю еще одну затяжку, тушу ее и втираю торец в идеально подстриженную лужайку депутата, трахающего мою мать.

Я возвращаюсь в дом.

Мама сделала мне предложение, от которого я не смог отказаться. Предложение заключалось в следующем, если я буду на время помолвки вести себя прилично и не буду мудаком, меня ждёт кругленькая сумма на счёт на реализацию моего бизнеса в будущем.

Кроме того, как я могу сопротивляться такому предложению, если под боком будет Катя.

Глава 3

Я провожу пальцами вниз по его груди, и обвожу круговыми движениями его сосок. Он издает звук, животный, глубокий и низкий, и волосы у меня на затылке встают дыбом. Это первобытно, как будто он хищник, а я добыча. За исключением того, что он лежит на спине, а я оседлала его, мои колени по обе стороны от его тела. Его член между моих ног, и когда я сжимаю его, он стонет мое имя.

Я направляю член внутрь меня, я вся мокрая. Я наслаждаюсь ощущением его толщины, наполняющей меня. Оседлав его, и двигаюсь как наездница.

Его руки скользят по бокам моей талии к моей груди, и он касается её, его большие пальцы скользят по моим твердым соскам.

Он опять спускается к моей талии и крепче сжимает её, его руки сильно прижимают меня к его члену, его толчки становятся короче и чаще.

— Катя, — говорит он, — Я сейчас, блять, кончу, — а я на краю, так близко, что вот-вот рухну.

Я резко выпрямляюсь в постели, стук в груди имитирует пульсацию между ног. Мои соски прижимаются к ткани лифчика. Что за чёрт, это просто сон.

Серебряный утренний солнечный свет струится через окно спальни, и я не могу поверить, что проспала всю ночь. Последнее, что я помню, это то, как я положила голову на подушку, чтобы просто закрыть глаза на мгновение, думая, что это только вопрос времени, когда мой отец поднимется наверх, чтобы поговорить о помолвке.

Я соскальзываю с кровати и иду по коридору в ванную.

Сняв футболку, я вздрагиваю от мокрого пятна на спине, где я вспотела. Я бросаю её на пол и снимаю джинсы. Зубная щетка. Мне нужна зубная щетка. Я копаюсь в шкафчике над раковиной в поисках, а затем наклоняюсь и дергаю ручку на шкафчике внизу.

Прохладный поток воздуха обрушивается на меня еще до того, как мои уши успевают уловить звук открывающейся двери ванной, и я тут же вздрагиваю.

— Хорошие трусики.

Я оборачиваюсь и вижу Громова в дверном проеме, его волосы выбритые по бокам, длинная часть взлохмачена, торчат во все стороны. Без рубашки. На нем пижамные штаны из серого хлопка, ткань настолько тонкая, что цепляется за каждую частичку его тела. То, как они драпируются, делает ситуацию еще хуже, чем если бы он стоял здесь передо мной голым. То, как он выглядит, просто кричит о сексе, особенно учитывая тот факт, что у него стояк.

И я не могу перестать смотреть на это.

Громов замечает и ухмыляется, — Тебе нравится то, что видишь? — спросил он, — Ты можешь попробовать его еще раз, если хочешь. Я не против.

— Ты дурак? — шиплю я, — Ты в моей ванной. И дверь настежь открыта, — и я стою в нижнем белье, и только сейчас до меня доходит. Я прикрываю грудь рукой и тянусь к груде одежды на полу. Боже мой, я ношу бабушкины трусы.

Он входит внутрь и закрывает за собой дверь, — Так лучше?

— Это не было приглашением, — говорю я, — Что с тобой? Убирайся из моей ванной. У тебя нет границ?

— Ты только что жаловалась, что дверь открыта, — говорит он, — Я бы не хотел, чтобы кто-нибудь увидел, как ты пялишься на мой член, как будто это кусок стейка, а ты голодное животное.

— Ты точно дебил, — говорю я, стиснув зубы, — Отвернись, я оденусь.

Я почти удивляюсь, когда он действительно это делает, и с трудом засовываю ноги обратно в джинсы.

— Ты уверена, что хочешь надеть эти джинсы? – спросил он, — Просто, эти трусики не совсем… откровенны., тогда на тебе было кружево.

Я содрогнулась от того, что он только что видел меня в трусах размером практически с простыню, — Я думала, мы договорились никогда больше не говорить об этом инциденте. Почему ты все еще здесь? Я сказала тебе уйти.

— Инцидент? Это так теперь называется?

Он повернулся, а я пользуюсь случаем, чтобы задержать взгляд на его голой спине. Его мускулы четкие, от плеч вниз по всей длине его подтянутого тела, V-образная форма его спины переходит в конус, где его талия частично скрыта лентой на брюках. Я делаю паузу, останавливаясь, чтобы проверить его идеальную задницу, вспоминая, как я чувствовал ее в своих руках той ночью.

Громов оборачивается и ловит меня, и я чувствую, как мое лицо краснеет. Он бросает на меня такой самодовольный взгляд, который говорит, что он знает, что я его осмотриваю. Его член все еще тверд, как камень, и мне интересно, нормально ли это. Это не может быть нормальным, верно? У него должно быть какое-то заболевание. Для него не может быть обычным вести такой разговор с гигантской эрекцией. И я имею в виду это буквально. Он не совсем маленький.