Сага о Кае Эрлингссоне. Трилогия (СИ) - Наталья Бутырская. Страница 114

Если бы она вежливо попросила меня, то я не смог бы ей отказать. Но после ее презрительного взгляда на пристани, после хмыкания «мужчина» как я мог повиноваться?

Так что я встал, качнул головой.

— Я обещал Кормунду половину золотой монеты. Так что по весне принесу монету ему, пусть он сам разрубит и возьмет свою часть. А остаток я брошу в море, чтобы не таскать за собой чужой беды.

И ушел.

На половине пути к дому Ньорда я поостыл и пожалел, что вспылил. Может, сходить к тому купцу, как его там звали? Да нет уж. И вообще, что это за глупость — через дар придет беда? Разве я беда? Наоборот, благодаря мне Магнус победил в кнаттлейк, а то ведь играл хуже Ингрид. Благодаря мне он вообще еще жив. Если бы пошел к хутору вместе с Варди, то помер бы, наверное. Так что пусть вздорная баба не мелет глупости. Сама монету дала, никто не просил, никто не вымаливал.

Да и вообще хорошо они живут тут! Честные хирдманы за каждый эйрир бьются, рискуют жизнями и головами, а в Хандельсби за несколько месяцев можно получить ни за что целое состояние. Подумаешь, фьорд переплыл или в кнаттлейк сыграл. А вон сколько заработал! Понятно, почему здесь такая прорва народу живет. На одной акульей шкуре можно кучу денег поднять!

Если останусь в Хандельсби, скорее всего, буду поднимать по руне за год, ну, может, за два. За десять лет дорасту до десятой руны. Как дружинник Магнуса, а именно это меня будет ждать, получу сердце твари просто так. Женюсь, отстрою дом, хозяйство, буду каждый год играть в кнаттлейк на потеху толпе, состязаться с другими хельтами, ходить на зимнюю охоту, привечать гостей, как Стиг Мокрые Штаны, ездить на поединки и следить за правдой. Вроде бы чего еще желать? Тут тебе и деньги, и руны, и спокойная жизнь.

Тулле с хозяевами дома меня так рано не ждали. Старуха лишь глянула на меня, так сразу же побежала топить баню, Тулле хлопнул меня по плечу и пошел таскать воду для мытья, Ньорд принес колбасу со вчерашними лепешками.

Я вернулся.

Смыв с себя липкую жижу, хорошенько пропарившись и выпив темного пива, я упал на лавку, завернулся в пропахшее дымом одеяло и уснул.

— Сколько он уже так дрыхнет? — послышался грубоватый голос, не приглушенный даже немного.

— Весь вечер, ночь и до сих пор, — робко ответила старуха. — Будить?

Я приоткрыл глаза и сквозь ресницы увидел, что в скромный ньордов дом пришла половина хирда во главе с Альриком. Это что же такое случилось?

— Да что разговаривать? Выгнать из хирда и всё!

Ах ты ж, Видарссон! Выгнать, говоришь? Да если б не я, сидел бы ты в подмышке отца и пикнуть бы даже не смел. А тут охрабрел чересчур…

— Ага. Вот ты его и выгонишь, — заговорил Вепрь. — Прямо подойдешь и скажешь, мол, так и так, я, перворунный новичок, хочу, чтобы ты, пятирунный урод, ушел из ульверов.

— Вставай уже! — повысил голос хёвдинг. — Не спишь же!

И то правда! Я отбросил одеяло, по привычке поежился, а потом понял, что мне не холодно. Даже босым ступням не зябко на дощатом полу стоять. Так что накинул вторую рубаху, наскоро обмотал ноги, всунул в меховые сапоги и подошел к хирдманам.

— По городу слухи ходят, что ты убил конунгова сына. Или не убил, но будто помер он из-за тебя. Понятно, что брехня. Хочу узнать, насколько. И кто мог распустить такой слух.

— Конунгова жена, — буркнул я, — больше некому. Ну или рабыни-дуры. Понять ничего не поняли, зато языком чесать горазды.

— Рассказывай, — Альрик сел за стол, кивнул, чтобы сел я. А остальные так и остались стоять.

Тулле с хозяевами примостились неподалеку.

Я подробно пересказал, как дело было, начиная с первого гарма и заканчивая тем, как я Магнуса до хутора доволок, а потом бежал до Хандельсби.

— Только не понимаю, что за черный гарм такой. Говорили же, что гармы до пятой-шестой руны силой. А тут такая махина! Рун восемь-девять!

Высунулся из-за плеч ульверов Ньорд:

— Могу сказать.

— Давай, старый, поведай нам, — Альрик дружелюбно похлопал по скамье рядом с собой.

Старик с достоинством сел, положил морщинистые руки на стол и неторопливо начал:

— Гармы, они ведь как… Как волки. Бездна то ли сразу выродила их, высмотрев обычных волков, то ли испоганила самих зверей. А у волков что главно? Стая. Вожак. Вот у гармов есть такой вожак, твариный хёвдинг. Если у волков вожаком делается самый мудрый, то у гармов — самый злобный. Как помрет старый хёвдинг, так начинается у них грызня. И кто всех больше загрыз, тот и вожак. А к тому времени он и силу поднимет. Черный гарм ведь может и до десятой руны силой быть. Выше — никогда не видывали. И ведь не кажный год удается его убить. Прячется он, боится. Бают, что черный гарм умеет думать как не всякий человек, потому знает, на кого кидаться, а от кого бежать.

— Вот уж действительно — не как всякий человек, — усмехнулся Альрик. Уж не на меня ли он намекал?

— И всякий раз черный гарм поджидает, когда воины послабже отобьются, и убивает их, чтобы пополнить силу. Теперича гармов вожак мертв. Эту зиму и следующую тихо будет в наших лесах.

— Благодарю за рассказ, — кивнул Альрик. — Значит, конунгов сын жив. Даже если помрет, ты виновен, только если сбежал, бросив товарища.

— Да какой сбежал? — разозлился я. — Я за черного гарма на руну поднялся.

— А взял что-то с его трупа в доказательство? Ухо? Клык? Хвост?

— Так некогда было. Я как увидел, что Магнус еле дышит, кинулся к хутору.

— А теперь хуторские что угодно могут сказать. Мол, что сами нашли Магнуса и гарма сами зарубили. А ты сбег!

— Зря ты наговариваешь, — снова вмешался старик. — У Рагнвальда не дураки служат. По следам всё прочитают. И как бы конунг наш не зол был, напраслину возводить не станет. А вот женка его, Рогенда, может. Но и то, лишь до его возвращения.

После слов старого Ньорда ребята подуспокоились, расселись по лавкам. Старуха принесла ледяное пиво, с разрешения еще и засоленное мясо. Не поесть, а так, перекусить. Я подождал немного, потом встал, толкнул в плечо Видарссона и кивнул ему на дверь. Тот посмотрел на хирдманов, вздохнул и пошел за мной. За нами следом выскользнул Тулле.

Во дворе я коротко и легонько ткнул кулаком Видарссону под ребра. Тот сразу согнулся, судорожно пытаясь вздохнуть.

Тулле стоял неподалеку, но не вмешивался.

Я ухватил Видарссона за ухо, не давая разогнуться. Меня душила злость на этого обнаглевшего дурака.

— Выгнать, значит?! Меня выгнать решил? — Я ещё раз легонько ударил его кулаком в живот. — Ну? Отвечай! Как при спящем говорить, так храбрец? А в лицо мне что скажешь? Ну? Чего молчишь? — Голос опустился до свистящего шёпота.

— Я… я не хотел! Я не подумал! — Видарссон захлёбывался от недостатка воздуха и боли.

— Не подумал он. Так начни! Где только храбрости набрался? У папаши своего пятки лизал, а сейчас вздумал на меня рот раззявить? — выпустив ухо, я с размаху залепил ему подзатыльник.

Видарссон упал, и я вдогонку пнул его по ребрам. Замахнулся ещё, но тут меня дернули за плечо. Тулле?

— Хватит! — Альрик сдавил плечо будто тисками. — Он своё получил.

— Разве? Перворунный прыщ за всю жизнь зверски зарезал одну козу. И сейчас говорит мне, пятирунному, уйти из хирда? Пусть благодарит, что я ему язык не отрезал!

Беззащитный отшвырнул меня на пару шагов.

— Это мой человек, — прошипел он. — Мой хирдман. И только я решаю, как его наказать! Охолони! Будешь сидеть дома, пока не привезут конунгова сына!

— Снова взаперти? — у меня от злости аж горло перехватило. — Снова мне… снова в ведро срать? Да ни в жизни! Я ни в чем не сплоховал! Пусть тот мелкий уродец сидит. Да и как ты меня заставишь? Я… я тоже пятирунный. А значит, не слабее тебя!

Сказал и снова пожалел о сказанном. Всё же хёвдинг — есть хёвдинг. Он не обязательно самый сильный по рунам. За такие слова и впрямь выгнать могут.

Альрик заметно посмурнел.

— Не слабее, — медленно проговорил он. — Значит, решим этот спор, как положено воинам.