Туманная река (СИ) - Порошин Владислав Викторович. Страница 2

— Есть такое чувство, что когда то я очень любил читать, правда, не помню что именно, — я еще немного помялся и поплёлся дальше.

В одной из палат я заметил некоторое оживление.

— Лошадью, ходи, лошадью, — кричал один нервный больной.

На звук я скромно зашел в палату и поздоровался, — можно мне посмотреть на игру?

— За просмотр деньги платят? — заявил один из шахматистов, судя по позиции, и по довольной раскрасневшейся его физиономии, победа корыстного любителя древней индийской игры была делом техники.

— Я только одним глазком, — попросил я.

Как и ожидалось, красномордый шахматист через минуту объявил своему противнику мат.

— Ну что пацан, — обратился он вновь ко мне, — хочешь сыграть?

В студенческие годы я неплохо играл, вспомнил я себя из прошлой жизни, правда давно это было, но так как делать было совсем нечего, то я решил, почему бы и нет.

— Да я бы сыграл, — признался я.

— Мы тут люди все серьезные, на интерес играм, — заулыбался шустряк, — один рубль партия.

— А можно в долг? А то у меня с наличкой проблемы, — снова скромно попросил я.

— Эх, что с тобой делать, но если проиграешь, побежишь за куревом, договорились?

Мы ударили по рукам и разыграли цвет фигур, мне повезло, и выпало играть белыми.

— Вы извините меня, напомните, как конем ходить, — решив включить дурачка, сказал я.

— У него с памятью проблемы, — подтвердил мою рассеянность мужик из моей палаты.

— Буквой хе, — пророкотал красномордый, — давай не тяни резину пацан, ходи.

Я не стал ничего изобретать, по-быстрому мы разыграли королевский гамбит, потом я, желая упростить позицию, пошел на несколько разменов и перевел партию в эндшпиль. А в эндшпиле самое главное ум и изобретательность. И тут оказалось, что мой соперник меня очень и очень сильно недооценивает. Я ему объявил шах ферзем, которого он без зазрения совести съел, после чего моя ладья поставила его королю мат. Я прокашлялся.

— Как там, на счет одного рубля? Мы же все тут люди серьезные.

Красномордый шустряк стал еще краснее, но бумажку рыжего цвета не зажал, честно выложил на байковое одеяло около шахматной доски, — давай теперь я белыми, — заявил он.

Странная деньга, пронеслось у меня в голове. Вытянутая по вертикали бумажка с большим гербом СССР. Моя память немного стала возвращаться, и я вспомнил, как выглядел один рубль времен СССР, он был такой же рыжий, но вытянутый по горизонтали. И в то время это была хорошая сумма. Я взял рубль в руки и посмотрел его на просвет, может быть он фальшивый.

— Что смотришь? — недовольно пробурчал красномордый шахматист, — фальшивых не держим. Играем вторую партию, теперь мои белые.

Во второй игре, я с удовольствием отметил, что память еще больше стала приоткрываться, а саму партию я выиграл еще быстрее. Поймал торопыгу на простенькой вилке, выиграл преимущество и технично довел игру до победы.

— Играем еще две партии, — заявил красномордый.

Вокруг нас стали собираться мужики и похихикивать над шустряком.

— Семеныч, — обратился к нему мужик из моей палаты, — как же так, а говорил, что скучно тебе с нами, соперника нет достойного, что чемпион своего завода.

— Не бухти под руку, сейчас я сопляка разделаю, как бог черепаху, — огрызнулся красномордый.

Однако обе партии остались снова за мной. Потом я выиграл еще шесть партий уже у других находящихся на излечении товарищей, и наконец, сославшись на слабость в голове, с десятью рублевыми бумажками в руке отправился на тихий час. И тут в мою голову потоком хлынула всевозможная информация, я вспомнил все, причем в двух различных вариациях. Я вспомнил, что я — Виктор Михайлович Тетерин, и что угодил в грозу, снимая птиц в заповеднике, и даже увидел вспышку молнии, которая ударила в меня. Я вспомнил, что меня зовут так же Богданом Викторовичем Крутовым, и что я, чтобы привлечь внимание симпатичной девчонки полез на заброшенный деревянный барак, с которого и грохнулся. В общем, вспомнил я все. Оказывается, невидимая рука судьбы меня забросила в далекий 1960 год в подмосковное Измайлово. Еще бы понять для чего я оказался здесь. Однако возвратившаяся память обошлась мне очень дорого, меня снова тошнило, и безумно болела голова. В итоге я пролежал в кровати весь остаток дня и всю ночь.

2

Наутро прекрасное весеннее солнце разбудило меня в отличном состоянии и настроении. Появилась непреодолимая жажда деятельности, а так же зверский аппетит.

— Положите ему еще добавки, — попросил в столовой доктор Анатолий Порфирьевич, видя, как я сметаю безвкусную перловую кашу со своей тарелки.

Потом я еще раз смотрел взглядом побитого щенка на «добрых» поваров, выпрашивая добавки во второй раз. Спустя пять минут они сломались, и я съел третью порцию клестероподобной субстанции.

— Семеныч, — обратился я к вчерашнему партнеру по шахматной игре, — есть желание отыграться? Или вам слабо?

От этих слов, красномордый Семеныч чуть не поперхнулся, — да я тебя сейчас разделаю под орех, как… — задумался он.

— Как бог черепаху, — подсказал я ему.

Через двадцать минут все больные мужского пола, которые могли передвигаться самостоятельно собрались на эпичную шахматную битву «Алехина» и «Капабланки» местной больницы. Саму шахматную баталию, с разрешения Анатолия Порфирьевича, устроили прямо в больничной столовой.

— Чтобы быстрее больные шли на поправку, они не должны зацикливаться на своих недугах, — пояснил доктор свою мысль коллегам.

В первой партии, играя черными, я выбрал выжидательную тактику, решил пусть рискует, а я его поймаю на какой-нибудь ошибке. К тому же Семеныча задели за живое мои слова про слабо. Поэтому он много горячился, грозился, и конечно пропустил от меня эффектную вилку и потерял ферзя.

— Семеныч, сдается мне, разделка под орех откладывается, — стал посмеиваться над хвастуном мужик из моей палаты.

Он и вчера мне помог морально, нужно будет ему при случае сигарет или папирос прикупить, — вижу по лицу, вы сдаетесь? — сказал я красномордому, — теперь мой черед играть белыми.

Семныч молча перевернул доску, и мы снова расставили пешки и фигуры в начальное положение. Посмотрим, как чемпион завода знаком с ферзевым гамбитом, подумал я и пошел пешкой дэ два на дэ четыре. Ровно десять минут пыхтел бывший чемпион больницы, отбиваясь от моих наскоков. Разделал я его как бог черепаху, под орех.

— Мне на укол пора, — пробубнил Семеныч и выложил два рубля прямо на доску. Потом он поднялся, немного помялся и пожал мне руку.

— Спасибо за игру, — поблагодарил я его, молодец, проигрывать всегда нужно достойно, — следующий кричит заведующий! — предложил я смельчакам сразиться со мной на шахматной доске.

После чего до обеда я еще выиграл тринадцать партий, даже доктор Анатолий Порфирьевич проиграл мне трешку. Потом он потрогал рукой мой лоб и сказал, — в медицинской практике подобное уже случалась, человек после сильного потрясения начинал лучше соображать, поэтому ничего удивительного я у больного не замечаю. Завтра будем тебя выписывать.

— Это что, мне в школу идти придется? В восьмой класс? — спросил я растерянно доктора.

— А как же, у тебя экзамены на носу! — усмехнулся он, — ничего, парень ты башковитый, смекалистый, что характерно уже и при деньгах.

Мысли о школе и предстоящих экзаменах вогнали меня в уныние, поэтому весь день я решил посвятить ничего неделанию, и лежанию на больничной койке. Ночью мне снилось детство паренька, в теле которого я пребывал. Родился новый я в июле 1955 года. Отца я помнил смутно, он много болел и умер от ран, когда мне было восемь лет. Как раз в тот год, когда родился мой младший брат. И жили мы в коммунальной квартире в одной комнате втроем. Брат! При этой мысли я проснулся. Опять в окно светила Луна, которая уже пошла на убыль, а вся палата спала беспокойным сном.

— Брат, — повторил я шёпотом.

Ну конечно, Миша, Михаил, — это же мой отец в будущем, его усыновил однополчанин моего теперешнего отца. То есть я сейчас в теле своего дяди Богдана, который погиб в детском доме, когда меня еще на свете не было. Как погиб мой дядя, я не знаю, но, по всей видимости, догадываюсь. С крыши упал.