Туманная река 3 (СИ) - Порошин Влад. Страница 35

— Вам не хватает заключительного вопроса, — остановил я уже складывающего свои записи репортёра, — чем финалить собираетесь статью? Между прочим, последнее слово всегда запоминается лучше первого.

— И что вы предлагаете? — подвис корреспондент.

— Давайте напишем так, — я мечтательно посмотрел на потолок, — в нашей беседе Богдан выразил надежду, что в целях массовой популяризации здорового образа жизни, после того, как в Риме погаснет Олимпийский огонь, все призёры семнадцатых Олимпийских игр вновь соберутся вместе на торжественный бал чемпионов в Москве. Чтобы ещё раз вспомнить незабываемые мгновения побед нашего великого Советского спорта! Ведь как говорил товарищ Ленин: «Молодёжи особенно нужны жизнерадостность и бодрость».

Репортёр этого самого «Советского спорта» от неожиданности открыл рот.

— Главный редактор не пропустит, — печально задумался он.

Я вынул из кармана двадцать баксов и протянул их бедному репортёру.

— Это зачем? — вздрогнул тот.

— Пообещайте главному бутылку хорошего итальянского вина, — деньги я просунул между листов, замученной невнятными закорючками, репортёрской тетради.

После ужина Суренович объявил в команде свободное время, напомнив, что завтра игра с Бразилией, поэтому не маленькие дети, и сами должны осознавать всю ответственность. Но ребята и без накачки договорились в последние три решающих дня никакого вина, и никаких приключений на свою попу. Ведь почти всем парням пообещали, в случае золотых медалей, улучшение жилищных условий, премии, и покупку вне очереди персонального автомобиля. Лишь один я, который не принадлежал ни к одному спортивному обществу, бился за простое элементарное право любого нормального человека заниматься своим любимым делом.

— Чё, сидишь? — Корней заглянул в нашу комнату, где я тупо уставился в стену.

Что-то замотался за эти дни, и потянуло меня на расслабляющую медитацию.

— Пошли мячик, побросаем, — он вытащил из-под кровати баскетбольный снаряд.

— Иди один, — я вновь попытался остановить свой внутренний плохо затухающий диалог.

— Боря обратно просится, — шепнул мне на ухо Юра.

— Ну, тогда, конечно, пойдём, побросаем, — я натянул спортивный костюм.

По традиции мы стали обстреливать кольцо на уличной баскетбольной площадке перед окнами американской команды. Пусть поволнуются, думал я, забивая восьмой мяч подряд с восьми метров. Вообще после сильнейшей травмы, когда любой бросок давался через боль, меткость моя возросла до восьмидесяти процентов. Это, конечно, если обстреливать корзину без сопротивления. А в борьбе примерно залетало семь из десяти, что тоже очень круто.

На стук мяча по асфальту и об деревянный баскетбольный щит из здания напротив подтянулись к площадке американские баскетболисты, Джерри Уэст, Джерри Лукас и ещё один высокий под два метра парень, с такой необычной большой нижней челюстью.

— Привет парни, — поздоровался с нами на чистейшем русском языке незнакомец, — сыграем два на два?

От такого нежданчика я махнул мимо цели.

— Сыграем! — с вызовом бросил Корней, — если к мамочке не побежите жаловаться, что регламент не такой.

— Что он говорит, Том? — спросил долговязого Уэст, это я понял, само собой, чисто интуитивно.

— Я, между прочим, со своей мамочкой несколько лет провёл в японском концлагере под Токио, — ответил Том Юре Корнееву.

— Тогда сыграем за дружбу народов, — предложил я, — ставка сто долларов.

— Хотят с нами играть на сто долларов, — перевёл Том наши слова двум своим, неговорящим на языке Пушкина и Толстого, соотечественникам.

Корней тут же набросился на меня.

— Ты чё, с дуба рухнул? — зашептал он мне, — какие сто баксов? Мы так с тобой не договаривались!

— Э, нет! — махнул рукой Джерри Уэст, — с коммунистами на доллары я играть не буду.

И со своим тёзкой Джерри Лукасом они, развернувшись, потопали в сторону своего корпуса.

— Бэби эфрейд? — кирнул я в спину гордым сынам европейских переселенцев на дикий запад.

Я конечно в английском в той своей жизни силён не был, так нахватался по шапкам на курортах Турции, Греции и Египта, выучил пару десятков слов, и возможно на словарь английской Эллочки людоедки вполне тянул. Правда сейчас мне, было не совсем понятно, дошёл смысл сказанного до американских ушей или нет. Но судя по тому, что Уэст крикнул, что я проклятый русский наглец. Два криво произнесённых мной английских слова, что детка испугалась, попали в точку.

Я объяснил вкратце через переводчика Тома Мешери правила игры двое на двое, что играем на одно кольцо, за каждое попадание очко, и то, что мяч разыгрывать придётся от центральной линии. И самое главное если ты забил, то владение остаётся снова за тобой. И мы, с Корнеем раздевшись по пояс, договорились, он играет против двухметрового Мешери, а я против ста восьмидесяти восьми сантиметрового Уэста.

Джерри Лукас подкинул спорный мяч, и матч до десяти очков начался. Мешери выиграл подбор и тут же отпасовал на Уэста. Я, широко расставившись, стал очень быстро переносить центр тяжести с ноги на ногу. Уэст попытался качнуть меня в одну сторону, а уйти в другую, но я оказался быстрее и просто выбил мяч в сторону. Первым с пола поднял его более координированный Корней. Он дождался, когда я выскочу на центр площадки, и отдал баскетбольный снаряд в мои руки. Уэста в свою очередь я раскрутил за пару мгновений, переведя мяч за спиной. Мешери не решился оставить без опеки Юру и я свободно метнул с восьми метров точнёхонько в корзину.

— Том! — крикнул Уэст, — нужно было блокировать двадцатку.

Двадцаткой, американцы называли меня, потому что этой цифре соответствовал номер на моей игровой майке. Пока американцы переругивались, мы быстро разыграли с центра и Корнеев забил от щита лёгкий второй мяч.

— Это не честно! — пискнул Уэст.

— Передай своему другу, — обратился я по-русски к Мешери, — что в большой семье хлебалом не щёлкают!

И мы снова с Корнеем пошли в атаку. Небольшой перепас. Скрещивание, когда мы на ведении поменялись местами с Юрой, и ещё один дальний точный бросок. Мяч лишь чуть-чуть чиркнул переднюю дужку и нырнул внутрь корзины. После шести ноль, Уэст и Том Мешери поменялись оппонентами, американец говорящий по-русски стал опекать меня.

— Мне нужно с тобой поговорить, — шепнул мне Мешери, когда я обыгрывал его спиной.

Я вышел на ударную позицию, дождался, когда на меня понесётся в расстроенных чувствах Джерри Уэст и отдал пас с отскоком от пола прямо под кольцо Юре Корнееву.

— Семь ноль! — Корней победно потряс кулаками.

— Завтра в семь утра на берегу Тибра, я буду делать пробежку, — шепнул я Тому Мешери.

После семи ноль американские студенты все же размочили счёт, но итоговый результат десять три принёс нам пять зелёных бумажек с изображением седьмого президента Эндрю Джексона на банкнотах.

Когда мы делили наши деньги, Корней вновь вернулся к разговору о Боре.

— Так что с Никонором делать будем? — посмотрел с надеждой на меня Юра.

— Как что? — я удивился, — пусть топает обратно в Олимпийскую деревню.

— Как? Просто так? — Корнеев даже растерялся.

— А что ему будет? — я отдал Юре десять баксов сдачи, — пусть для храбрости выпьет, придёт сюда и скажет, что отмечал олимпийскую золотую медаль с местными римскими шлюхами. Где не помню, так как был пьян. Вещи его здесь, гитара, которую он на значки выменял тоже здесь, красный джипсовый костюм у меня в чемодане. Я его Дорис так и не передал.

— Ну да, что ему дураку будет, — согласился Юра, — путешественник, мать его яти.

Глава 25

В утренней прохладе в ленивых звуках прибрежных волн дремал медленный римский Тибр. На берегу реки было привычно пустынно. Итальянцев ещё не обуяло массовое стремление к долголетию и здоровому образу жизни. Спортсмены же из Олимпийской деревни и без того замученные ежедневными тренировками досматривали последние сны. Рыбаки, которым никогда не спиться сидели, как скрюченные статуи в своих лодочках, обречённо уставившись на воду. А я трусцой отмерял уже третий километр.