Враг моего сердца (СИ) - Счастная Елена. Страница 9

Такие гуляния было слышно издалека по хохоту молодых голосов, по бешеному лаю псин и радостному визгу детей, что всегда сопровождали шумные ватаги ряженых. И совсем уж скрыться от них не удавалось. Приходилось после отлучки возвращаться в избу изогнутыми тропами, чтобы не налететь на лишнее внимание и не попасть под шалости захмелевших от быстрого бега крови по телу друзей.

Да вот сегодня не с руки было плестись едва не вкруг всей веси — несла она почти полную корзину яиц от Избавы, выменянную на несколько мотков прекрасной, крашеной тайными травами Сновиды пряжи. От её особого отвара нитки приобретали дивный и очень стойкий красный цвет — самое то, чтобы подросшей дочке понёву соткать— любой парень залюбуется.

А потому Елица пошла сегодня по главной улице, сначала хорошо прислушавшись — нет ли где поблизости знакомого гогота и щёлканья трещоток, отгоняющих злых духов. Показалось, вокруг тихо, а потому можно было и успеть до дома добраться, несмотря на то, что подходило уже самое время для вечерних гуляний. Но не прошла она ещё и половины пути, как, нарастая, пронёсся от двора старейшины Благослава первый отголосок веселья. Елица ускорила шаг придерживая корзину с хрупким грузом, но ноги, как назло, то и дело соскальзывали по коварному ледку, что притаился под рыхлым после солнечного дня снегом. Гурьба, окликая каждого прохожего и заглядывая в каждый двор, двигалась аккурат ей навстречу. Скоро показались впереди тёмные фигуры ряженых. Торчали в небо длиннющие рога страшных личин. Развевались кудлатые космы их шкур. Елица отошла поближе к ряду плетней, надеясь в душе, что её не заметят. И уже вот она — крыша нужной избы, а дойди попробуй.

Жутковато рыча вперемешку с заливистым смехом и обрывками песен, ватага приблизилась, но всё внимание их привлекла кучка девушек, что шли со стороны реки. Сокрытые под нарядами чудищ парни тут же окружили их, а их подруги, которых можно было узнать по голосам, только раззадоривали товарищей и пытались нагнать на пойманных жертв ещё большего страха.

Да только девицы не сильно-то испугались: начали откупаться от “нечистых” пирогами да лепёшками. Да и против того, чтобы загребущие руки парней, которым скрытые лица добавляли изрядно наглости, их приобняли, они вовсе и не были. Елица попыталась проскочить за спинами ряженых и выдохнула облегчённо, когда к ней никто даже и не повернулся. Она уже взялась за верх калитки, как рявкнул позади низкий голос:

— А вот и моя добыча!

Окутало её запахом сырой шерсти и бересты. Жадные руки обхватили поперёк талии и потащили куда-то. Едва не рухнула в снег корзина, и трудно было отбиваться — плетёная ручка так и норовила соскочить с локтя. Елицу прижали к стене соседского овина, забрали ношу. Прямо перед глазами возникла кособокая личина то ли медведя, то ли ещё какого зверя.

— Я откуплюсь, — выдохнула Елица, всматриваясь в тёмные прорези глазниц. — Только пусти.

Попыталась оттолкнуть пленителя, но разыгравшаяся кровь и дурман безнаказанности, похоже, придавали ему больших сил. Парень сдёрнул маску и отшвырнул в сторону. Едва только Елица успела узнать в нём Денко, как тот сунул горячие ладони ей под распахнутую свиту и поцеловал. Так знакомо и ненасытно — аж в голове становилось шало от смеси студёного воздуха, что скользил по щекам и шее, и жаркого дыхания парня.

— Конечно, откупишься, — проговорил он прерывисто. — Отпущу, как нацелую вдоволь.

Елица ударила его в плечи, но скорее она смогла бы сдвинуть стену этого овина, чем заставить сейчас изголодавшегося буйного Денко отступить хоть на полшага. Он нещадно мял её губы и блуждал руками по талии и спине, то и дело впиваясь пальцами сквозь ткань. Никак сам проснувшийся Ярила бил хмелем ему в голову. И позабыл он все предостережения, все отказы, которых было за эти годы немеряно. Он брал, как думал, своё. А все увещевания Елицы, видно, считал лишь игрой, что только приманивала его сильнее.

— Хватит! Пусти! — она наконец смогла хоть немного отстраниться.

Вся спина взмокла от усилий, в глазах стояла пелена невольного морока, что свалился на неё от рьяных ласк.

— Всё равно моей будешь, сколько ни сопротивляйся, Нежа, — Денко поднял с земли личину и отряхнул от снега.

Взглянул исподлобья, не тая во взоре страшного огня вожделения. Скрипнула дверь избы и во двор выглянула Сновида: видно, обеспокоилась тем, что Елица долго не возвращается.

— Не буду! — зло ответила та, подхватывая на удивление аккуратно поставленную в снег корзину. — Не буду, пойми уж!

Денко желваками дёрнул и откинул от лица светлые волосы. Хорош — сказала бы без раздумий любая другая девица, залюбовалась бы пылкой страстью, от которой темнели его глаза сейчас, да и сдалась бы, верно, на милость завоевателя.

— Люблю я тебя, Нежа, — он покачал головой. — Всю душу ты мне изъела. Нешто не гожусь для тебя? Чем не угодил?

— Да всем ты гож, Денко, — она пожала плечами, пряча от него взгляд и прикрывая краем платка румянец, что жаром опалял щёки. — Не серчай.

Она выбралась из сырого сугроба, куда парень её загнал. Сновида увидела её и резко махнула рукой, подзывая.

— Слышишь? — неожиданно бросил Денко совсем невпопад.

Елица обернулась на него: он прислушивался, вытянув шею. И верно: весёлый гомон на улице стих, а на смену ему пришёл отдалённый глухой топот копыт, что отражался от стен домов и возвращался глухим эхом. Много всадников ехало сюда, и сам звук их приближения уже навевал смутную тревогу. Они промчались через всю весь насквозь, не остановившись даже. Видно, стремились в Лосич, а селение им без надобности. Одёжу их рассмотреть в сумерках не удалось толком: а потому и непонятным осталось, кто они да откуда. Лишь успела Елица заметить их предводителя. Молодого и статного, но такого отстранённого, будто весь он был погружён в свои мысли. На плечах его горело в отсветах чермного заката такое же по цвету корзно. Будто у князя самого.

— Что за сокол? — хмурясь, проговорила подошедшая к калитке Сновида. — Явно ведь непростой.

Елица переглянулась с ней, а после и с озадаченным появлением незнакомцев Денко.

— Вроде, не воевать нас едут, — парень развёл руками. — Но как будто на остёрцев похожи.

— Тебе всюду теперь остёрцы мерещиться станут, — фыркнула волхва. — Но там посмотрим. Видно, воевода им нужен. Да то пока не наше дело, — она покосилась на Елицу и качнула головой в сторону избы. — Пойдём уж. Хватит миловаться.

— Да я не… — начала было оправдываться Елица, но бросила.

Сновида всё прекрасно понимала и ворчала так, больше для Денко, который хоть и нахальный, а под её взором часто робел.

Они вернулись в дом, оставив парня снаружи. Елица поставила корзину в клеть, где хранились все припасы, и вернулась, разматывая на ходу шерстяной платок. Дома сменить его можно было на лёгкий — льняной. А то и вовсе походить так, ничем не накрываясь. Гости здесь случались не так уж часто.

Тяжело упали на плечи косы, оттянули разрывающуюся от переживаний голову.

— Терпи, Елица, — вздохнула Сновида, наливая в кружку горячий сбитень с брусникой и орехами. — Просыпается Ярила. Будоражит кровь парням. Сила в них сейчас играет самая буйная.

— Мне уж эта сила. И так никакого спасения нет, — Елица села на лавку, косясь в сторону ткацкого стана.

Работы ещё на сегодня достаточно. В самый день вешнего солнцеворота работать нельзя, а сейчас — без дела зазорно.

— А ты подумай, — вдруг на удивление взвешенно предложила волхва. — Теперь неведомо что в Велеборске творится. Говорят, княгиня город-то сдала. Ворота врагам открыла. Может, и не стоит теперь Денко гнать.

Елица аж глаза округлила. Кто бы мог подумать, что Сновида когда-то так заговорит.

— Что же ты? Совсем уже не веришь, что всё образуется? — она поставила кружку на стол чуть громче, чем нужно. — Я всё ж княжна ещё!

— Княжна… — согласилась волхва. — Но ты всё ж подумай.

На том странный разговор и завершился. И как Елица ни пыталась, а не могла прогнать из головы слова старухи. То казались они справедливыми, то превращались в полный вздор. Так она и уснула, беспокойно проворочавшись с боку на бок полночи. А утром встала, едва дождавшись, как светать начнёт и, прислушиваясь к сопению Сновиды, собрала бельё на стирку. Хорошо с утра сполоснуть в речке да высушить под солнцем. День обещал быть погожим: тёплые лучи Дажьбожьего ока разливали по небу бледный мёд. Уже проснулась где-то несмелая капель, верещали пичуги в зарослях дикой яблони за околицей двора. Елица, умостив под мышкой широкую корзину, дошла до пологого берега, где, дыша сыростью, посверкивала полынья. Мерно споласкивая рубахи да рушники, задумалась о своём. И вспомнился ей вдруг давнишний незнакомый всадник, что проезжал по веси с соратниками. Так и стоял в глазах его добротный плащ, сшитый явно из заморской ткани. И взгляд его холодный, точно эта вот полынья: только погрузишься ненадолго — и замёрзнешь насмерть.