Пламя моей души (СИ) - Счастная Елена. Страница 54
Только перед сном самым, как уже умывался Чаян у бочки, громко фыркая и отплёвываясь от прохладной воды, Леден поймал Елицу во дворе, когда сама она возвращалась в избу женскую с ведром полным. Боянка раньше ещё одно внутрь отнесла. Княжич подхватил ношу уже перед тем, как собиралась она войти, и поставил наземь.
— Подожди, — шепнул, склонившись к уху самому — и мурашки побежали по спине от того, как пронеслось его дыхание по виску.
Леден потянул в сторону, к завалинке, и усадил на скамью тёплую, ещё не остывшую после целого дня под светом Дажьбожьего ока, которое нынче не иначе сам Ярила раскалял.
Сердце то замирало, то принималось вновь стучать, словно сумасшедшее, пока шла Елица ту сажень в сторону от двери, чувствуя, как сжимают пальцы Ледена её ладонь, тут же вспотевшую. Неладное с ней начало твориться после всего, что должно было их с княжичем сблизить, да разделило только, кажется. Совсем неспокойно стало с ним, будто девчонкой она была, которая после гуляний на Купалу ждёт, что вот-вот пожалуют к отцу сваты. Она села, повинуясь велению Ледена, и подняла на него глаза в ожидании, не зная, что сказать. Княжич обернулся коротко в сторону мужской избы и пробормотал тихо:
— Пусть Перун молнию на голову уронит тому, кто сейчас мешать вздумает.
Елица улыбнулась невольно.
— Чего хотел, Леден?
Он провёл ладонью по поясу своему и нащупал на нём нож небольшой, какого ещё не приходилось у него видеть. Да и маловат, для его-то руки — почти целиком в ладони крупной помещается. Он отстегнул застёжку хитрую и протянул оружие в красиво украшенных костяными пластинками ножнах Елице.
— Вот. Не хочу, чтобы ты теперь без него оставалась. Свой-то тот, заморский, потеряла? А управляться с ним поучу тебя, если хочешь. Хоть ты и так ловка. Только опыта нет.
Уж, верно, последнее нападение Димины на Елицу к той мысли его привело, что без ножа справного ей теперь никак. Да она и сама уже не раз успела подумать, что будь при ней отцовский кинжал — так она лучше сумела бы с травницей потягаться.
Елица протянула руку и приняла от княжича подарок.
— Спасибо. Только… — она усмехнулась. — Только учить меня не надо. Я…
— Хочешь, Брашко прикажу? — кажется, Леден вмиг разгадал её отказ.
Не могла она представить теперь, как будет науку постигать, что помогла бы ей с ножом умело обращаться. Помнила она уроки Отрада: там ведь и притиснет к себе порой, и обхватит крепко, силясь опрокинуть или пленить. Как будет она такое терпеть — рядом с Леденом? Руки его на теле, дыхание его близко-близко. Соприкосновения кожа к коже. Мучение одно.
— Да, Брашко пусть учит.
Она подняла взор на княжича, ожидая увидеть на его лице обиду. Но он только усмехнулся горько: и правда ведь, понял всё. И, кажется, сам же надеялся, что она откажется принимать его уроки.
— Тогда в дороге и начнёте, как повод будет находиться, — вновь поменялся тон княжича, словно небо ясное тучами затянуло.
Он встал, ведя пальцами по поясу своему, раздумывая о чём-то. Собрался уже уходить. Елица поднялась тоже, крепко сжимая подарок его в ладони. Ойкнула, как Леден резко повернулся к ней, будто вдруг ещё что сказать захотел. Столкнулась с ним, когда шаг назад он сделал.
Ладонь большая прижалась к пояснице, тесно, горячо. Грудью почувствовала Елица, как ходят рёбра его при дыхании. Перед глазами качнулось всё, поплыло куда-то. Она вцепилась в запястье княжича, чтобы убрать руку его, но передумала и за рубаху на груди ухватила. Взгляд Ледена такой необычный, словно внутри льдинок пламя колыхалось, опрокинул её в пьяную бездну, как в багульника заросли. Она потянула княжича на себя, неотвратимо, не желая отпускать. Опустила взор на губы его. Ощутила только прохладу их вечную — так близко — когда сам он вперёд подался.
Отрава. Отрава для души — сладкая, как вино южное, молодое, что порой привозили отцу купцы в дар. Когда так успело случиться? Как настал тот миг, что удержаться нельзя от того, чтобы дотронуться до него — хоть на мгновение одно. На пару ударов сердца. Ещё ближе губы княжича, дыхание его частое. И волосы его светлые, подхваченные ветром, касаются висков, скул...
Елица выдохнула медленно, выпустила ткань из пальцев и разгладила на широкой груди. Леден убрал ладонь, чуть скользнув ею по талии. И просто ушёл, ничего не сказав, не взглянув лишний раз. Через двор — неверным шагом, словно мёда крепкого испил на пиру.
Они сталкивались и бежали друг от друга. А после схлёстывались снова — с большей силой. И этому, кажется, невозможно было противиться: осознание приходило только после. Каждый раз.
Донеслись голоса от мужской избы: княжичи о чём-то говорили. Елица посмотрела на нож в своей ладони — и казалось, что хранит он даже запах рук Ледена, в которых побыл не так уж и долго. Жаль, вырезать им нельзя его из груди. Тут ни один нож не поможет.
Наутро выехали из Яруницы к северу — в весь дальнюю, на самой границе двух княжеств — Полянку. Может, и можно было поспорить ещё, к каким землям она принадлежит. Там мать её уж много лет как похоронена. Как была при жизни на перепутье: и Светояру принадлежала, и Бориле — так и после смерти осталось. Может, и сама она того захотела. Как бы ни были сильны чары, что наложила на неё Сновида, а сердцем всё равно она к остёрскому князю тянулась. Теперь понимала это Елица ясно, но образ матери оттого вовсе не померк. Не потускнел от пыли ошибок и желаний её сокрытых.
Не обманул Леден, не слукавил, предлагая уроки телу Елицы давать, чтобы крепче стало, чтобы постоять за себя можно было хоть как-то, если вдруг опасность. Наука Отрада, она давно уж за плечами осталась, только смутное что-то в памяти задержалось ещё. А во времена неспокойные хорошо бы и правда хоть чем-то уметь за себя постоять.
Как развернули вечером стоянку у речки неглубокой, безымянной, как подкрепились все горячей похлёбкой с копчёным мясом — так на отдых засобирались. Только Брашко, страшно краснея, подошёл к Елице, когда она миски собирала, едва не напугав — так бесшумно.
— Завтра утром, если воля твоя будет, княжна, можем вон там поупражняться немного. Место хорошее, — он указал взглядом ей за спину, где за стеной густой осоки была ещё одна полянка, чуть поменьше, да для разминки достаточная.
Елица и растерялась даже поначалу. В какой-то миг она подумать успела, что Леден просто к слову об уроках сказал. Отыскала взглядом его — он стоял у воды, о чём-то с братом беседуя, повернувшись лицом в её сторону нарочно: чтобы ничего не упустить. А Радим, который рядом сидел, у огня, и брови вскинул удивлённо.
— Куда это ты с княжной собрался? — в голосе его разлилось острое недоумение.
Брашко промычал что-то неразборчиво, не зная, как объяснить. Елица рукой махнула, успокаивая мужа.
— Хорошо, — она кивнула. — Разбудишь меня, как идти нужно будет.
Отрок поклонился слегка — так почтительно, будто матерь в годах учить собрался и боялся теперь, как бы не навредить ей. Да и вообще бегом сбежал бы отсюда, если бы не приказ княжича. Уж его смущение точно можно было понять. А Радим, кажется, всё понял и перечить не стал, хоть по всему было видно, что затея их вовсе не пришлась ему по нраву. Да только не решался он пока рьяно указывать Елице, что ей делать, хоть и мог вмешаться — муж всё же.
Светоярычи сами обошли с дозором вкруг становища небольшого, то ли надеясь, что нагонят их мужи из Яруницы раньше, чем они на то рассчитывали, то ли врагов выискивали каких. Сейчас уже всего можно было ожидать. После вернулись, и скоро стало тихо кругом, как все улеглись спать. Только сверчки наперебой звенели в траве, выпь орала где-то вдалеке — доносилось сюда лишь эхо голоса её утробного и страшного.
Утром, едва коснулся свет зари берега, Брашко осторожно тряхнул Елицу за плечо, пробравшись в их с Боянкой укрытие. Она отмахнулась было, пытаясь прогнать, да сразу встрепенулась, как вспомнила, зачем её тревожат. Отрок вышел, давая одеться. Елица собралась как могла быстро, стараясь не потревожить челядинку, которая вчера тоже устала.