Пламя моей души (СИ) - Счастная Елена. Страница 59

Елица смахнула с лица мокрую пелену, упёрлась ногами в мерзко-мягкое дно. Будто в квашню погрузилась по щиколотки. Сдёрнула повой, облепивший голову, и отбросила в сторону: он потонул в Смородине, будто каменный.

— Вот это да, — выдохнула она, слегка отдышавшись.

Заморгала часто, всё пытаясь избавиться от мути в глазах.

— Уж как умею, — проворчал Леден и повёл её на берег.

Встал в стороне, встряхивая руки: с него текло, будто из ведра окатили. Бежали мокрые дорожки с волос по вискам, пропадая в бороде, слиплись от влаги ресницы, тёмной каймой оттеняя необычайно сияющие в Навьем мире глаза его. Будто лишь в этом извечном полумраке становилось понятно, какой свет они несут на самом деле. Влажная рубаха облепляла его плечи и грудь: просвечивали сквозь ткань тонкую даже тёмные волоски на ней.

Елица, отжав косы от воды, спохватилась и взгляд опустила: её одежа, став от воды почти совсем прозрачной, тоже ничего от взора княжича не скрывала. А он смотрел на неё открыто, ощупывал будто — и дыхание его частое не унималось никак. Елица отвернулась и встряхнула рубаху на груди, пытаясь хоть немного просушить. Да не время сейчас такими глупостями неважными маяться. Толку вышло немного — и пришлось хотя бы косы вперёд перекинуть: какое-то да прикрытие. А там высохнет.

— Провести-то я нас провёл… — заговорил вновь Леден, как немного они оправились после такого неожиданно мокрого перехода. — А дальше что?

— Дальше курган матушки надо найти здесь.

Елица огляделась, мелко подрагивая от прохлады. Леден подошёл и обнял её за плечи, легонько растирая. И странно так: в Яви кожа его всегда прохладной казалась, а тут была горячей, не хуже чем у Чаяна. И движения его, казалось бы, резкие, разогревающие, всё равно в негу вгоняли — Елица даже глаза прикрыла и заметила только, как положила ладони на пояс княжича, держась за него. Попросту упасть боялась от накатившей слабости в коленях. Страшно неладное с ней творилось рядом с Леденом: уже и отмахиваться от того глупо.

— Еля, ты как? — княжич взял её лицо в ладони, тряхнул слегка, выдёргивая из морока.

— Не знаю… Странно.

Она подняла на него взор — и словно снова опору под ногами обрела. Нет, это Навий мир с ней шутит, силу забирает. Да только чего же так быстро? Леден погладил её большими пальцами по щекам.

— Хватит стоять. Отойдём от Смородины — она твою душу утягивает прочь.

Не успела Елица и ничего ответить, как Леден подхватил её на руки и быстрым шагом понёс подальше от русла коварного. Окутал жар его с головы до пят. А бок, который к нему прижимался, и вовсе раскалился как будто. Чуть обретя силы, Елица обхватила шею княжича руками и прижалась виском к сильному твёрдому плечу. Хорошо-то как! И неважно, где находишься, лишь бы он обнимал.

Ушли они немного вглубь леса берёзового, в котором не шумело ни единого листочка: только тонкие чёрные ветви свисали едва не до самой земли, касались плеч и голых ступней, вплетались в волосы, пока Леден нёс Елицу сквозь их прозрачную завесу.

— Вот так, — шепнул он, опуская её наземь. — Теперь легче должно стать.

И верно, стоило отойти от реки, как пропал туман из головы, и тело снова обрело силу, почти такую же, как в Яви: стерпеть можно.

— А ты? — Елица не поторопилась отстраняться, позволяя рукам его задержаться на талии. — Разве здесь ничего не чувствуешь?

— Чувствую, — Леден слегка провёл ладонями по её спине вверх. — Но не так сильно, как ты. Я здесь почти свой.

Он улыбнулся не слишком весело. И Елица неосознанно качнулась вперёд, так сильно толкнуло её желание немедленно прижаться к его губам своими. Словно она мыслями не поспевала за телом, которое здесь просто звенело, точно льдинка, от каждого его касания, тянулось к нему, как к единственно живому существу.

— Осторожно, княжна, — его голос неуловимо изменился. — Можешь ошибиться.

Она отстранилась тут же, сбрасывая руки его пленительные, под которыми, кажется, даже рубаха сохла быстрее. Она хотела попасть в эту ошибку, потонуть в ней. Как будто разум очистился вдруг от мирской шелухи, обнажая истинные желания. Здесь всё поворачивалось изнанкой — не скрыть ничего, видно каждую ниточку, каждый узелок вышивки на полотнище мироздания. И от себя здесь не убежать тоже.

Леден всё ж взял её за руку, и вместе они пошли тропкой узкой: только бок к боку и жаться. Скоро закончилась полоса мёртвого березняка — и открылась впереди весь изнаночная, которая в Яви была Полянкой.

Ни единой живой души не было там, лишь тени скользили полупрозрачные: и не мары, и не люди. Только остатки их, что почти растворялись в этом плотном воздухе, который не дарил жизнь, а лишь забирал по капле. Елица сжимала крепко руку Ледена, и, кажется, вышли они уже на открытую дорожку, а всё равно продолжали тесниться друг к другу, пытаясь хотя бы одеждой соприкасаться.

Тихая улица, тёмная, встретила пустотой надколотой крынки. Только пылью пахло здесь, и паутиной на лицо ложилось время застывшее.

Пустые избы, тёмные провалы оконцев без единого проблеска огонька в них. Вот покачивается калитка, зажатая с обеих сторон плетнем — и ни звука, хоть и покосилась она давно. Лишь иногда долетает будто бы шёпот леса кругом. Словно кроны деревьев колышутся сами, без ветра.

— Никогда так много по Нави не гулял, — буркнул Леден, заставив вздрогнуть.

— Скоро придём уже. Сейчас, за околицу только… — Елица с трудом собрала мысли воедино и облекла в слова.

Словно и они тут умирали, если молчать долго.

Катились по небу гранитные тучи вслед за путниками нежданными. И ни единого взора Богов не могло бы пробиться сквозь них. На то он и Нижний мир: из Ирия не дотянешься. И от понимания этого становилось вовсе не по себе. Как оно тут, без заступы, на которую нет-нет, да понадеешься.

Но Елица повернула голову к Ледену: вот её заступа. Как она могла не замечать этого раньше? Он всегда рядом был, как только встретились они. Оберегал, как мог, спасал не раз. Он был в её жизни неотступно, незримо порой — оттого-то и тянулась к нему душа теперь, словно ростками — к свету. Потому что давно он уже часть её.

Скоро осталась за спиной и весь молчаливая. Вытянулся по сторонам бор сосновый — и чем дальше шли смутно знакомой дорогой, тем шире он расступался, открывая простор травяной, да словно соков всех, красок лишённый. Терялись во мгле невысокие холмы жальника местного: старые совсем и поновее. Будто ещё одна весь раскинулась, да только та, в которой поселиться никто до срока не хочет.

Елица боялась запутаться. Пойти не туда, не отыскать здесь материнской усыпальницы, которую отец справил для неё — достойную княгини. Пусть и пожелала она упокоиться на родной земле, а не подле Велеборска. Но наитие смутное вело её незримо. Нет, всё здесь так же, как и в Яви, хоть и другое как будто — не заблудиться. И вот уже она пошла чуть впереди, а Леден лишь доверился ей, ступая следом, не отпуская руки её. Только на миг она остановилась, призадумавшись — показалось, тропинка не туда свернула — а после дальше пошла. Всё верно ведь. Там, где в Яви направо надо идти, в Нави — налево вовсе.

Курган матери не отличался здесь от других, хоть в Яви был выше значительно. А тут — чуть больше, чем в рост человеческий, поросший густой травой, обмытый дождями до покатости болотной кочки. И тут всё открыл Нижний мир, как должно: смерть всех уравнивает, какую бы насыпь над прахом ни устроили люди, здесь она будет ровно такой, как у остальных. Неведомо как Елица сумела узнать курган, но она пришла к нему почти не сомневаясь, и остановилась подле, чуть задрав голову к его вершине.

И как ни хотелось оставить руку в ладони Ледена, а пришлось разорвать соприкосновение.

— Будь здесь. Не ходи за мной.

— Я должен видеть тебя, — настоял княжич, вновь поймав за кончики пальцев.

— Тогда просто не подходи близко.

Елица мягко высвободилась, прошла ещё вперёд, к самому подножию пологого холма, обогнула его, дойдя до той стороны, с которой был засыпанный землёй вход. Конечно же, внутрь она попасть не сможет, но может позвать матушку и надеяться, что она откликнется.