Пламя моей души (СИ) - Счастная Елена. Страница 60

— Я почти не знала тебя, — тихо заговорила Елица, прикладывая ладонь к мохнатому, колючему от сухой травы боку кургана. — Но я прошу помочь мне. Мне больше некуда идти. Я не знаю других дорог, кроме той, что привела меня сюда. К тебе. За последними ответами.

Елица опустилась на колени, скользя рукой вниз по сухим стебелькам, словно по щетине, не зная, что ещё сказать. С чего она вообще решила, что сумеет встретиться с матерью здесь? Может, и не захочет та показываться… Здесь вообще может случиться всё: это совсем другой мир, чуждый живым, враждебный. И страшно было осознавать, что и правда — идти-то больше некуда. Спросить не у кого.

— Встань, — велел спокойный и твёрдый голос.

И как ни мало в нём было материнской ласки и заботы, а всё равно Елица узнала его тут же. Встала, медленно поворачиваясь — и сердце словно замерло, перестав биться. Оставались в памяти до сего дня только смутные обрывки образов, связанные с Милиславой. И теперь волнительно так было увидеть её воочию. Будто в минувшее вернуться.

Мать стояла позади, и тонкая светлая — то ли белая, то ли бледно-голубая — рубаха обрисовывала мягко изгибы её тела. Оставалось только подивиться, как были они с Елицей похожи, словно в водную гладь, едва колышущуюся, она взглянула. Милислава оглядела её в ответ, и брови её тёмные вскинулись на миг.

— Как мечтала тебя взрослой увидеть. Думала, не суждено… — по губам её бледным пробежала слабая улыбка. — Только плохо, что здесь это случилось. Нельзя тебе долго здесь быть. Ты больше, чем другие, подвластна Нави. Жива твоя желаннее для неё.

Елица шагнула было навстречу ей, да как будто в завесу тугую ударилась: ближе не подступиться. Она вскинула руку — хотя бы так дотянуться: близко ведь совсем. Махнула — и сквозь фигуру матери её ладонь прошла, ничего не ощутив — только разве что лёгкий ветер, как дыхание.

— Я долго сюда шла. Петляла. И я хочу услышать от тебя, что с Сердцем Лады сталось. Забрал ли его отец? Или то просто выдумки? — Елица вздохнула тяжко, каждое движение груди становилось всё сдавленней, будто груз какой на ней висел. — Не только моя жизнь исковеркана. Но и чужие жизни. Многие. Из-за него.

Милислава покачала головой, и лицо её стало словно ещё бледнее. Опустились уголки губ, залегла между бровей морщинка слабая.

— Я не знала до смерти многого. Не знала ничего, так же как и ты. Потому что воля Богов нам, неразумным, неподвластна. Но теперь знаю, — она пошла медленно вкруг Елицы, оглядывая её с интересом, скорее, сторонним, чем с участием родного человека. — Я забрала Сердце. Но только не по своей воле. Но, верно, по воле Лады. Матери Матерей. Я пришла на её капище вместе с Борилой, когда в Остёрске меня настигла беда. Когда Светояр отказался от меня, а Любогнева захотела, чтобы меня не стало. Я хотела унять боль, я хотела отомстить. Но Борила просто хотел, чтобы я была рядом с ним. И позвал Сновиду, жрицу Макоши, чтобы она привязана меня к нему. Чтобы я забыла Светояра.

— Но как так случилось, что Сердце покинуло Остёрске земли? — Елица обхватила себя руками за плечи, чувствуя, что просто замерзает. И хватит ли сил выслушать то, что матушка пожелает ей сказать?

— Я была тяжела от Светояра. И Лада осенила меня своей милостью, дала защиту, — Милислава помолчала, горько усмехнувшись. — И наказала Светояра за опрометчивость. Наверное, всё должно было сложиться по-другому. Но сложилось так, что Сердце больше не вернулось к остёрцам. Потому как ошибок своих Светояр не осознал.

— Так где оно теперь? Если соединилось с тобой?

Милислава остановилась, наконец, взглянула чуть искоса.

— Лада — мать. А в ком сердце матери?

Елица ни на миг не задумалась, что можно на это ответить.

— В ребёнке, — и тут же вздрогнула от догадки ясной. — Что же это? Сердце не здесь, не в твоём кургане?

— Сердце матери в ребёнке, ты права, — спокойно продолжила матушка. — Сердце Лады — в ребёнке, рождённом от любви.

— Получается… — Елица тряхнула головой. — Получается, Отрад был Сердцем?

Милислава кивнула плавно.

— Он не был Сердцем. Но оно было в нём.

— Но, коль он умер… Где же теперь?..

— Теперь ты хранишь его. Ты тоже моё дитя.

Елица хмыкнула невольно. Как такое вообще быть может? Разве достойна она того, чтобы Сердце Лады в себе носить?

— Я родилась не от любви. Ведь отец приворожил тебя. А это не настоящая любовь. Разве не так?

— Я любила Борилу, — твёрдо возразила Милислава, и фигура её светлая словно качнулась в раздражении. — Любила до самой смерти. И приворот уж не имел надо мной власти. Сердце Лады избавило меня от него очень быстро. Чтобы не застилал взор. Чтобы я поняла…

— Но почему же тогда я не чувствую ничего? Ничего… Ведь должна, наверное…

Княгиня усмехнулась тихо и подошла ближе. Ладонь её коснулась головы, прошлась медленно по волосам, не давая никаких ощущений, словно её и не было. Только прохлада едва заметная как будто пронеслась по коже. Порой Елица думала, повзрослев, как хорошо было бы хоть изредка чувствовать объятия матери, которых она совсем не помнила. И вот встретилась с ней — ступив через грань миров — но всё равно не могла дотронуться.

— Мне тоже казалось, что я ничего не чувствую, — умиротворяюще проговорила Милислава. — Но это не так. Разве не видишь ты, что сила твоя гораздо больше той, что дало бы тебе волхование? Умения твои плещут гораздо шире.

Елица опустила голову. Никогда она о том не задумывалась. И не видела ничего, что поменялось бы в ней после смерти Отрада. Да только в жизни всё так закрутилось, что и поразмыслить над этим не было ни единой оказии. Казалось, течёт всё своим чередом, а то, что внутри деется — отринуть нужно.

— Я не понимаю…

— Сердце сейчас спит внутри тебя. Ты только хранишь его. Как ларец. Но всё ж оно даёт тебе больше умений, защищает. А в полную силу оно проснётся, как понесёшь ты ребёнка. От того, кого любишь всем сердцем. Такова воля Лады. И тогда у тебя два пути. В себе его оставить и передать детям своим. Или вернуть его в Остёрское княжество. Тяжела я была, когда забирала его невольно. И вернуть его тоже надо, отяжелев. И кровь свою малую принести на капище том. Кровь от ножа, который дарил тебе отец. Он ведь с тобой?

В груди холодом пронеслось. Не вспоминала она почти о том ноже, который безделушкой заморской считала. А оказывается, надо было хранить его, попусту в ход не пускать. А теперь он, верно, лежит там же, где из руки выпал: разве кто мог найти его, в той-то глуши?

— Нет, я потеряла его, — голос скатился в едва разборчивый сип.

И новая волна озноба прокатилась от ступней босых к горлу. Милислава вздохнула только.

— Тебе нужно его вернуть. Это жреческий нож. Им я кровь свою проливала на капище, когда творила… — она задумалась печально. — Творила то, что не должна была. То, о чём и сейчас жалею.

— А если не сыщу?

— Значит, тебе Сердце носить до смерти самой. Но коли сыщешь нож, да как придёт срок, вернёшь его. Если пожелаешь, — повторила княгиня. — Когда будет рядом тот, кто твоё сердечко собой наполнит.

Елица закрыла лицо руками, словно отгородиться хотела от слов матери. Кто бы смог рассказать ей о том больше? Ведь никто не знал. И матушка сама, пока не умерла — не могла понять, что с ней творится.

— А если тот… — она осеклась, чувствуя, как к горлу подкатывают слёзы душные. Будто разрывалось что-то внутри. — Если тот, кого сердце моё жаждет, не может дитя зачать?

Она вновь подняла взгляд на Милиславу. Лицо её было спокойным, безмятежным, будто даже судьба собственной дочери уже не тревожила. Верно, все волнения погибают в этом неподвижном мире тоже, не способные больше трогать отжившую своё душу.

— Всё можно преодолеть, если хочешь, — ответила она загадочно.

— Твоей волей! — Елица рубанула рукой, делая шаг к матери, которая и с места не двинулась. — Твоей волей ни один, ни другой Светоярычи не могут стать отцами. Ты прокляла их. Разве не так? А сейчас ты говоришь мне… Что я должна...