Не злите добрую колдунью (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна. Страница 40

— У меня не настолько короткая память, — с сарказмом заметила я и протянула ему бумагу. — Отправляй.

Школяр сжал краешек гербового листа двумя пальцами, пару раз им помахал туда-сюда, словно разгоняя воздух. Потряс и даже подул.

— Что ты делаешь? — вкрадчиво уточнила я, глядя на эти… почтовые пируэты.

— Морально готовлюсь, — серьезно пояснил он.

— Отправить письмо?

— Это же пресветлый.

— То есть огненным заклятьем ты никогда не пользовался, — резюмировала я.

— Между прочим, некоторые отправляют письма такой удобной штукой как почтовая шкатулка, — фальцетом выпалил он. — Никогда не пробовали? Очень рекомендую.

— Не удается заклятье? — уточнила я, искренне сочувствуя нам всем: и Нильсу, и себе, и даже пресветлому. Получит вместо нормального ответа ребус и будет до вечера расшифровывать. Надеюсь, ему все еще нравится отгадывать шарады.

— Пытался. — Нильс шмыгнул носом. — Занавески спалил.

— То есть сгоревшая крыша у старого дома — это не случайность, а закономерность.

— В трех комнатах, — добавил он.

— Значит, уже дурная привычка, — искренне восхитилась я. — Ладно, устроим короткий урок почтовых чар.

— Вы уверены? — с опаской уточнил он. — Я потом себя под кустом не найду?

— Вызывай, магию, — скомандовала я.

— А если я опять что-нибудь подожгу?

— Лично потушишь и повезешь письмо пресветлому.

Видимо, угроза предстать перед мрачным ликом пресветлого, искренне ненавидящего делиться деньгами, сильно впечатлила Нильса, и он справился с заклятьем за две попытки. В первую, правда, едва не подпалил полотенце, мирно висевшее на спинке стула. Зато занавески остались целенькие. В кухне завоняло паленой тканью, но письмо полетело прямехонько в руки пресветлого.

— С ума сойти, — Он изумленно посмотрел на свои мерцающие магическим светлом руки. — Я отправил письмо самому Вацлаву Иствану. Что теперь, учитель?

— Ждем ответа, — сухо отозвалась я. — Или денег, если очень повезет.

— Пока мы ждем, можно матушке отослать письмо? — решил он воспользоваться приобретенными знаниями на практике. — Вот она удивится.

Письмо к матушке упорхнуло тающим пеплом. Нильс поставил перед собой шкатулку, в нетерпении дожидаясь весточки из отчего дома. Я поймала себя на том, что сама сверлю эту самую резную шкатулку из малахита пристальным недобрым взглядом, словно именно в ней должен появиться ответ от отца.

Наконец крышка сама собой раскрылась.

— Мама, написала, — восторженно объявил школяр, быстро достал сложенный напополам маленький листик, раскрыл и торжественно зачитал: — Какой дряни тебя там обучают? Чуть мать до остановки сердца не довел… Кхм…

Он сконфуженно смял листик в большом кулаке.

— Матушка пока морально не готова к передовой магии.

— Ага, — не без ехидства протянула я.

Следом в шкатулке появилась новая записка.

— Пойду что-нибудь постряпаю. — Нильс захлопнул каменную крышку, отказываясь знакомиться с тем, что еще намеревалась ему сказать возмущенная родительница, и поднялся из-за стола. — Надо рыбку почистить, а то совсем испортится…

— Фея, — позвал меня с улицы Фентон.

Я выглянула в окно. Он по-прежнему был небрит, раздет и протягивал свернутый трубочкой лист:

— Тебе тут снова прислали…

И что-то в голосе слышался подозрительный смех, уголки губ подрагивали от улыбки, а глаза ехидно блестели. Понятия не имею, что его так рассмешило. Вряд ли пресветлый в ответ на законное требование отдать деньги написал какой-нибудь скабрезный анекдот.

— Почему ты смеешься? — сощурилась я, забирая письмо.

— Ты должна его прочесть.

Нахмурившись, я развернула лист и почувствовала, как вытягиваюсь в лице. После моего во всех отношениях законного требования выросла длинная борода из чужих комментариев.

"Кто такой Нильс?" — спрашивал кто-то небрежным почерком.

"Пресветлый Вацлав — жлоб" — обзывалась мелкая строчка, явно написанная женской рукой.

"Отдай деньги, пресветлый"

"Агата, если вам требуется помощь с жалобой в магический совет, свяжитесь со мной. Поверенный…" — Ни имя поверенного, ни город его проживания мне ни о чем не говорили.

"Господин Истван, не в моих правилах вмешиваться в дела ковенов, но вы собираете подати с учеников?" — вкрадчиво интересовался главный маг королевства. Точно он. Я узнала печать, стоящую возле аккуратной строчки. Такая же украшала мой диплом об окончании светлой академии.

В конце была категоричная приписка, сделанная отцом, до которого, с легкой руки школяра облетев полкоролевства, все-таки добралось письмо:

"Недостойная имени своих славных предков, чародейка Агата Истван, явитесь в немедленно в замок"

— Угу, чтобы ты мне это еще и в лицо высказал? — пробормотала я.

— Что написали, учитель? — вопросил Нильс, стоящий над раковиной с ножом в одной руке и окунем в другой.

— Денег не будет.

— Почему? — искренне изумился он.

— Потому что тебе еще надо потренироваться в почтовых заклятиях. — Я покосилась на ведьмака, который больше не считал нужным сдерживать смех. — Очень весело?

— Смотрю, у вас в семье высокие отношения, — ответил он.

— А ты думал, только у тебя паршивые родственники?

— Учитель, — позвал Нильс, оставшийся не в курсе созданной магической неразберихи, — понимаю, что несколько несвоевременно задаю вопрос, но у вас есть розмарин? Рыба с розмарином и тремя острыми перцами страсть как хороша… Хотя не утруждайтесь, сам схожу в огород.

Вдруг вспомнилось, что розмарин я сажала возле табероуса. Исключительно из созвучных названий, а не из ботанической необходимости. Нильс немедленно представился вымазанным в пыльце цвета сочной фуксии. Даже вздрогнула от страшной фантазии.

— Знаешь, Нильс. Не отвлекайся. Я сама принесу.

К розмарину, растущему на бывшей половине ведьмака, мы отправились вместе с Йосиком, но в десяти шагах от заветных кустов до меня донеслись подозрительные звуки. Показалось, что возле разрушенной стены старого дома кто-то тихо и жалобно всхлипывал. Я несколько удивилась — не сказать по-простецки обалдела, — от того, что кто-то пробрался на мою территорию и со вкусом рыдает, словно провожает в путь любимого родственника.

Табуретопес, как всегда любопытный, дружелюбный и проворный, дернулся в сторону ведьмачьего логова. Он несся, как ретивый конь, не разбирая дороги. Перескочил через репейник, нахватав себе на обивку пук колючек, и скрылся в траве.

— Живая табуретка, — взвизгнули женским голосом в ответ на его стремительное появление, а следом к чистому небу взлетело словцо такой крепости, что сам верховный, наверное, покраснел бы.

Заросли зашевелились. Йося проворно проскакал мимо меня и, не чуя под собой ножек, рванул к дому. Стоило признать, что защитник из призрачного пса всегда был посредственный.

А возле камней у разрушенной части дома застыла с ошеломленным видом высокая худая девица с темными короткими волосами. Одета она была не по погоде: в кожаный длинный пыльник с мужского плеча, остроносые сапоги и узкие брюки. Вместо глаз черные провалы.

На долю секунды почудилось, будто в рядах моей домашней нечисти вновь прибыло. Но теория несколько не стыковалась с тем, что в руках девица вытягивала сложенные крестом ножки от стола, словно собиралась ими отмахиваться от монстра.

— Не подходи нечисть, — выкрикнул она. — Упокою.

Глаза оказались густо накрашены, и темная краска расплылась пятнами от пролитых на разрушенную стену слез.

— Это вряд ли, — вздохнула я, складывая руки на груди, и прищурилась. — Ты кто, милое создание?

— Какая я тебе милая? — огрызнулась она.

— Надо было сказать "немытая"? — иронично уточнила я. — Хорошо, немытое создание. Ты здесь по дому убиваешься или просто так, плачешь по душевному порыву?

— С чего бы мне убиваться по руинам? — Она опустила самодельный крест. — Ты кто такая?