Если бы (СИ) - Фокс Оксана. Страница 25

Солёный горячий воздух вибрировал и скулил. В небе носились лазерные лучи. Обильно повалил снег, спеша превратиться в грязно-красные лужи под ботинками.

Оглушительно взвыли сирены.

Стена полицейских появилась на входе, наступила со стороны боковых трибун. Дубинки и слезоточивый газ подавляли панику и сопротивление. Копы выводили дезориентированных людей на улицу.

Бригада скорой помощи промчалась по коридору чёрных щитов. Заработал слаженный механизм: Берри подняли, уложили на носилки. Кислородная маска скрыла лицо. Раскачиваясь в такт шагам, с носилок упала вывернутая рука, белая простыня утонула в ржаво-алых узорах.

Лина ничего этого не видела. Подробности злосчастной ночи узнала много дней спустя. Одни из носилок, мелькавшие десятками на стадионе, несли её к другому выходу.

Кареты скорой помощи несколько часов разрывали ночь сиренами. Половине из трёхсот пострадавших медики оказали помощь на месте, ещё четверть отпустили из госпиталей до рассвета домой. Остальных задержали дольше.

Лина оказалась в числе «счастливчиков», которые праздновали в медицинском центре День Благодарения. Сотрясением мозга, сломанным рёбрам и внутреннему кровоизлиянию в область грудной клетки она была обязанная десяткам пар ботинок, споткнувшимся об её тело.

В клинике её никто не навестил. Синие занавески справа и слева отрезали узкую койку от мира и от соседней. Лина не знала, что случилось с Морин, Гэрри и другими. Днями глядя в белый потолок с голубыми лампами, терялась в догадках и сомнениях.

Покидая клинику спустя семь дней, она больше не чувствовала боли. Эластичные фиксаторы на рёбрах не причиняли неудобств. Тошноту прогнали капельницы и таблетки. Синяки и ссадины заживали.

Лина восстановила здоровье, оплатила больничный счет, и в тот же день вылетела с работы.

– За прогулы, – коротко бросил Бахман.

Пряча глаза солнечной чёлкой, Морин Томсон занималась клиентом и не оборачивалась. Но Лина на неё не смотрела. Она собрала в коробку сменную обувь, пару конспектов и толкнула дверь.

На улице больше ничего не напоминало о первом снеге. Подошвы ботинок, как и прежде, месили серую грязь.

Глава 16

Сорванное в Мэдисон Арене выступление Strangers долго обсуждалось во всех средствах массовой информации.

Лина не выключала телевизор, следила за получасовыми выпусками новостей. Ведущие выдвигали версии трагедии, строили гипотезы, оценивали вместе с приглашёнными экспертами убытки. Обсуждали и то, что в суд не был подан ни один иск, никто не заявил претензий: ни организаторы, ни зрители, ни музыканты. Обыватели довольствовались слухами о рыскающих от Мэна до Гавайев представителями юридических и страховых компаний, которые якобы аккуратно подчищали, покрывали и улаживали каждый частный случай. На этом подробности иссякли. Инцидент исчерпал себя.

Единственный кто серьёзно пострадал, был зачинщик скандала. Журналисты разыскали водителя кареты скорой помощи, которая транспортировала Берри в клинику. Он озвучил прессе выявленные на месте происшествия травмы музыканта: закрытый перелом правой руки, открытая травма черепа, обширные гематомы мягких тканей и суставов, множественные растяжения и разрывы мышц, сухожилий, связок, в том числе и голосовых; осколки рёбер зацепили лёгкие. Лидеру "Strangers" предстояла не одна операция и долгое восстановление.

Медицинский центр в южном Бруклине окружила частная охрана. Управление шерифа города Нью-Йорка выделило дополнительные патрули полицейских. Сквозь коридор усиленного конвоя не пробрался ни один репортёр. Ежедневно медики давали короткий комментарий: состояние пациента стабильно-тяжёлое.

Во влажном воздухе продрогших улиц, в спёртом смраде пабов, накуренных клубов и в кондиционированном климате офисов витал никем не озвученный вопрос: сможет ли Кристофер Берри вернуться на сцену?

Пресс-менеджеры группы молчали. "Strangers" отменили годовые гастроли и исчезли. Папарацци перестали радовать снимками ребят с модных курортов, звёздных тусовок и закрытых вечеринок. Плейбой Тим Стюарт, любитель красивых женщин и быстроходных катеров, пропал из светских хроник разом с задирами Вудом и Риверой. Закутанные в шарфы тени, смутно напоминающие знаменитостей, ловили только у дверей госпиталя.

Фанаты по всему миру надели цвета траура и молились на разных языках, в разных церквях, об одном…

Сидя в маленьком интернет-кафе напротив дома, Лина методично продавала с аукциона «Ибэй» своё нехитрое имущество. Ноутбук, фотоаппарат, часы и два новых чемодана ушли в первый день торгов. Одежда и обувь расходилась плохо. Ежедневно понижая цену, Лина наблюдала, как из всемирной паутины пропадают упоминания о злосчастном концерте. Слова "трагедия" менялись на "несчастный случай", потом "случай" и наконец, просто: "концерт". Сайты систематически подчищались, обсуждения закрывались, архивы удалялись, стирались детали и сглаживались углы. Из памяти горожан старательно выветривали подробности.

Спустя две недели интернет успокоился и переключился на новые сплетни.

Грязные разводы по тротуарам и моросящий дождь погрузили Манхэттен в серый туман. Небо разбухло и навалилось на небоскрёбы, склонило ветви деревьев к земле. Молочное покрывало окутывало улицы днём, а вечером сменялось непроглядным свинцом, разбавленным искусственной иллюминацией.

Ночь наступала все раньше и становилась все длиннее.

Лина неугомонно ходила по комнате. Перекладывала вещи с места на место: то собирала в стопку, то вновь разбрасывала на постели. Когда получалось унять слёзы, начинала заново.

Хозяйка снова отказала в просьбе подождать с арендной платой. Лина этого ждала. Но теперь, когда освободить студию нужно уже завтра, не могла поверить...

Она зажмурилась и открыла глаза. Что сунула в рюкзак? Вытрусила все обратно, попыталась сосредоточиться.

Мозг отказывался оценить положение: нет жилья, нет работы, нет денег... Придётся начинать заново, только без паспорта и визы. Документы исчезли на стадионе под металлическими обломками вместе с сумкой, мобильным, и зимним пальто. Пятьсот долларов, которые она выручила на аукционе, отделяли от краха.

Лина вперилась взглядом в студенческий пропуск. Что она скажет в Пратте? Ответит честно хоть на один вопрос? Она сдавила голову руками. Нет, обратиться к администрации колледжа такое же безумие как идти в посольство. Даже ночёвка на вокзале ужасала меньше, чем депортация.

Оттерев манжетам свитера мокрое лицо, Лина встала у окна. Ночь закончилась. Холодный рассвет сочился в комнату. Она прислонила лоб к стеклу, бездумно скользила взглядом по жухлой траве, скелетам деревьев. Лысая магнолия с поникшими ветками стояла такая же угрюмая как всё вокруг. Ничего не напоминало акварельный рисунок, прицепленный кнопкой пониже огней Манхеттена.

Лина подула. Туманное облачко расползлось по стеклу, размыло унылый пейзаж и испарилось. Мертвенная серость обрела ещё большую чёткость. Закрыв глаза, Лина вслушалась в голос страха. Этот голос затмевал другие. Страх за мужчину, который боролся в реанимационном отделении, вызывал непрерывные слёзы.

Любит она этого странного человека? Она не знала. Не думала о нём, не строила планов. Он просто жил в мыслях, тёк в жилах морфином, обезболивал самые трудные минуты и делал ещё невыносимее. Если он исчезнет, она тоже потеряет смысл. Как пустая оболочка шара.

Утро вяло стянуло мутно-серую плёнку с крыш. Лина смахнула слёзы кулаком. Надо быть сильной! Он борется, а значит она тоже должна бороться. И перестать проигрывать.

Время ползло несносно.

Кутаясь в тонкую куртку, слабую преграду между зимой, Лина зябко сутулила плечи. Она бродила уже долго, но часы за стеклянной витриной показывали всего без четверти семь.

Она бесцельно пошаталась по Брайтон-бич авеню вдоль "советских" вывесок с англо-русскими названиями. Без особой надежды взяла в автомате местные газеты.