Если бы (СИ) - Фокс Оксана. Страница 26
Женщины поднимали роллеты над мясными магазинчиками. Отпирали залепленные маркерными табличками двери туристических бюро, близнецы хозяйственных лавок. Следующие моде бабушкиных журналов "Работница" хамоватые тётки в платках переговаривались на идише. Они неприязненно посматривали на Лину, мгновенно исключив из вероятных клиентов.
Продрогнув, она быстро миновала ряд пахучий елей. Необъятная дама в коричневой норковой шубе и колпачке Санты хрипло выдавала англо-русско-еврейский жаргон, покрикивала хилому работнику и жевала пирожок. Худосочный мужчина сопел и с трудом крепил изумрудные вязанки к деревянным подставкам под злыми глазами хозяйки.
Главная улица Брайтон-бич казалось, собрала под грохочущей эстакадой гадкие стереотипы слышанного от отчима выражения: "нomo soveticus". Родная речь с одесским акцентом неслась из каждой двери и не грела. Она царапала душу, оставляя во рту привкус прогорклого масла.
Изучив жидкие колонки с работой и недвижимостью, Лина выбросила газеты в мусор и вышла к набережной.
На скамейке двое стариков в ушанках азартно резались в нарды. Раннее утро и пятьдесят градусов по Фаренгейту не мешали игрокам потягивать пиво из пластиковых стаканов без всякой маскировки. Лина остановилась в стороне, вдохнула острый горьковатый запах йода и втянула подбородок в шарф. Чуть постояла у парапета, затем спустилась на пляж.
Ледяной порыв метнул в лицо песчинки с колючими брызгами и клочками пены. Подошвы заскрипели, ботинки провалились и увязали. Ветер забивал дыхание, путал волосы, срывал куртку. Сотни иголок жалили плечи и колени, но Лина упрямо подбиралась к вздыхающему в серо-фиолетовом мареве Атлантическому океану. Высокие волны набегали друг на друга и шумно разбивались о берег.
Обхватив себя руками, Лина долго вглядывалась сквозь непроглядную завесу вдаль, отыскивала очертания горизонта и решалась.
Цветочная лавка только открылась, впуская первую посетительницу. Продавец в круглых очках перевязал лентой белоснежную охапку тюльпанов и протянул Лине с пожеланием счастливого Рождества.
Глядя под ноги, она зарылась лицом в букет и быстро шагала под электрическими гирляндами, натянутыми от ресторанов к столбам. Мимо проплывали витрины, обильно сдобренные предновогодней мишурой. Санты зазывали у дверей магазинов, громко кричали о последних распродажах в уходящем году.
Неоновая вывеска салона тату на миг зацепила взгляд. Дешёвый праздничный венок криво болтался на стеклянных дверях, облепленных словно мухами проколотыми ноздрями, бровями, пупками. Выставленные напоказ части тела выглядели отталкивающе реалистично, как фотографии из папок судмедэкспертов. Лина брезгливо поморщилась и ускорила шаг.
Люди разбились на небольшие группы перед входом в светло-серое десятиэтажное здание медицинского центра. В воздухе трепетали плакаты с пожеланиями. Синие от холода лица объединило выражение собачей преданности. Такое же, как у неё...
Лина подняла глаза к узким бойницам окон и напряжённо вгляделась. Бесконечные ряды прямоугольных окон наглухо завесили одинаковые жалюзи. Как узнать за каким?
Двое полицейских охраняли центральные двери. Бесстрастные лица с квадратными подбородками под чёрными фуражками. Позади широких спин сквозь стекло просматривался освещённый вестибюль. Фигуры в зелёном появлялись и исчезали в глубине, огибали у лифтов габаритных истуканов в форме. Не составляло труда представить похожие силуэты на лестнице, на этаже интенсивной терапии, возле палаты. Посетительнице вроде неё – внутрь попасть невозможно. Но Лина и не стремилась.
Она обошла толпу. Сжала губы и сосредоточилась на простой работе неокрепших мышц. Медленно поднялась по ступенькам, в двух метрах от полицейских остановилась.
– Я хочу передать цветы для Кристофера Берри, – обратилась к ближнему копу и, заливаясь горячей краской, продолжила: – И ещё, поговорить с кем-нибудь из персонала, кто знает о состоянии его здоровья.
Мужчины не удостоили ответом. На официальных лицах ни дрогнул мускул. Лина смотрела в бледные глаза, словно в щёлки жалюзи. Наконец, один гладко выбритый подбородок едва заметно сместился в сторону.
Лина посмотрела направо и моргнула. За поворотом у подножия ступенек начиналась и взбегала вверх пёстрая волна. Только срезанные свежие цветы прикрывали букеты, которые ночевали под небом много ночей. Всевозможные тона, окраски и оттенки мешались дурманной какофонией. Розы, гвоздики, хризантемы, фрезии и азалии с орхидеями перемежались мягкими медведями, пандами, открытками, картонными и тканевыми сердцами всех размеров и форм. Из целлофановых обёрток сотнями фотографий смеялся Крис Берри.
Лина подошла ближе. В нос заполз сладкий запах, похожий на гниение. Мороз пробежал по коже.
Что это? Алтарь? Или свежая могила...
Она пополнила умирающее изобилие белыми тюльпанами и не оборачиваясь, сбежала по ступенькам. Каждый торопливый шаг отдавался в рёбрах. Игнорируя боль, Лина стремительно пересекла дорогу. Она едва сдерживалась, чтобы не бежать. И вдруг застыла на месте.
Вывеска салона-тату мигнула и погасла. Снова мигнула.
Лина медлила всего секунду. Обхватила руками бока и толкнула дверь.
Глава 17
На пороге квартиры Лина задержалась. Пристроила на плечах рюкзак с остатками имущества, занимавшего некогда два чемодана. Перекинула за спину громоздкий планшет и оставила ключи под ковриком.
В дверях подъезда она налетела на соседку, едва не столкнув с собакой с крыльца.
– Ох, извините, миссис Бэнкс, – Лина подняла выбитые свёртки.
– Привет, голуба. Все, торопишься? В колледж? – старая леди приняла пакеты, извлекла из кармана оранжевой парки сигареты.
– Да, миссис Бэнкс.
– А я вот покупками занялась. Сестра с племянником будут на Рождество. Приходи и ты. Джейкоб, хоть и оболтус редкий, но учёный вроде тебя, долбит книжки как дятел, – крепко затягиваясь, соседка рассмеялась: – Найдёте о чем поворковать в вашем-то возрасте.
– Спасибо, миссис Бэнкс, я…
Лина сглотнула, развернулась и бегом слетела с лестницы. Женщина недоуменно осталась стоять на крыльце.
На лекциях не удавалось сосредоточиться. Взгляд цеплялся за набитый доверху рюкзак. Он торчал под каждым сидением в каждой аудитории и будто тикал как бомба с часовым механизмом. Мысли прыгали испуганными белками. Лине не удавалось поймать ни одну. Она ничего не придумала, когда удивительно быстро занятия подошли к концу.
Куда дальше?
Ножки мольбертов проскрипели по паркету. Последние студенты покинули аудиторию, а Лина всё бессмысленно смотрела в окно, едва замечая серые ветви платана, подсвеченные бледным солнцем. Заурчавший живот вывел из оцепенения. Она встряхнулась и поплелась в компьютерный зал.
Лина открыла поисковую страницу, пробежала пальцами по клавиатуре, вбивая: «самое дешёвое жилье в Нью-Йорке». Спустя полтора часа она затолкнула планшет в щель между шкафами и сунула в карман распечатку адресов и карту Бронкса.
О «неблагополучном боро», примыкающем к острову Манхэттен со стороны реки Гарлем, Лина слышала ещё в Москве. Желание составить собственное мнение не возникло; не заманил туда и один из лучших в мире зоопарков. Теперь путь лежал в юго-восточную часть округа, омываемую Ист-Ривер, где если верить "Гуглу": сдаются комнаты за десять долларов в сутки.
Землю под доками, полулегальными мастерскими и оптовыми базами городские власти давно пытались выкупить у владельцев, чьи бизнес амбиции простирались далеко за рамки закона. Но дело затягивалось, из года в год повисало в бюрократических инстанциях и судах; а пока конфликт решался, муниципальные службы оставили спорный участок на произвол: прекратили ремонтировать дороги, вывозить мусор и обслуживать канализации. Район обходили стороной туристы и местные. Его боялись. Территорию беззакония, избегаемую белыми, называли: "Свалка".