Если бы (СИ) - Фокс Оксана. Страница 40

Мальчик остался лежать у дороги. Широко раскинутые руки обнимали ржаво-коричневое рассветной небо.

Бутч закрыл все ржавые засовы. Запретил жильцам высовываться. Но, никто и не собирался покидать жалкие комнатёнки. Постояльцев на свет можно было вытащить только силой.

Мальчик лежал один под единственным целым фонарём, словно ориентир… Зелёный огонёк – маяк Хантс-Пойнта.

Лина не знала, какие силы поддерживают тело. Стояла и стояла у окна, прижавшись щекой к облезлой раме, глядела вниз. Рыдал кто-нибудь в ночи, оплакивая ребёнка? Горевал кто-нибудь за ним?

Воздух застыл. Не шевелился. Дом накрыла мёртвая тишина.

Тело увезли утром, когда солнце поднялось высоко, и яркий свет застревал в остатках окон соседнего дома. Приехала полиция, и сломанная фигурка больше не смущала взор, оставив после себя лишь тёмный след на тротуаре. Ненадолго. Первый дождь вновь превратит останки дороги в полноводное озеро.

Фонарь у дома Бутча больше не светил. Ни на следующую ночь, ни после.

Костёр догорел. Оставил напоминанием кучку вздрагивающего под ветром пепла. Тонкая красная полоса на востоке рассекла горизонт, обозначив новый день. Ломаные очертания свалки утратили зловещую таинственность и выступили безликой горой мусора.

Лина поднялась и размяла затёкшие ноги. Стряхнула от земли рюкзак.

– Пока, Хосе.

Старик сидел в той же сгорбленной позе, не поднимая век.

Амиго затрусил рядом, путался в ногах, жался к коленям впалыми боками, словно тоже нуждался в прикосновении и тепле. Он всегда провожал её к остановке. Дожидался первый автобус. Неподвижно сидел, будто вылитый хозяин, сгорбленный Хосе. Не мигая, глядел влажными карими глазами, как Лина поднимается по ступенькам и за ней с грохотом закрывается дверь.

Глава 27

Весна захватила Нью-Йорк.

Город распрямился во всю высь небоскрёбов, нырнул стекляшками крыш в голубое небо, вдохнул полной грудью влажный воздух и расцвёл акварелью парков и скверов. Южный ветер разогнал тучи над Статуей Свободы, и они устремились в Бронкс, сгустились плотным покровом в ожидании грозы.

Мигель Гальего Торо сделал выбор.

Бутч стал на сторону мексиканцев, контролирующих промышленные отходы, нелегальные автомастерские и стриптиз-клубы. Азиатских драгдилеров выгнали из района. Наркодельцы свернули сеть.

Все понимали – так просто с улиц Хантс-Пойнта и Мотт-Хейвен не уходят.

Свалка притихла в ожидании бури.

К ржавым засовам на дверях меблированного дома Бутча добавились заколоченные окна первых этажей. Горсть постояльцев перебралась этажом выше и затаилась. Пропали вернувшиеся после тягостных холодов бездомные собаки и коты, как и мусор у подъездов. Жильцы перестали его выносить: оставляли в коридорах, за дверями, и на лестнице. К нестерпимой вони привыкли, перестав замечать, как и крыс. В любое время дня и ночи они нагло бегали коридорами, раздирали пакеты с объедками, грызли проводку в раздолбанных стенах. Электричество устраивало безумную свистопляску: то появляясь – то исчезая.

По колдобинам все чаще разъезжали автомобили и грузовики, останавливались у дома. Из окна комнаты Лина наблюдала, как из багажников выгружали объёмные спортивные сумки и мешки, сносили в запертые комнаты четвёртого этажа.

Она запрещала себе задумываться: что в них. Как и все, Лина страшилась развязки.

Поздно вечером она тихо постучала в дверь:

– Это, я!

Клацнул замок, и Лина тенью скользнув внутрь. И ахнула, когда увидела покрытое красными пятнами лицо.

– Ничего?

– Нет, – Джулия вытерла глаза уголком грязного фартука.

– Не плачь! Он наверняка ночует у кого-то из друзей, такое ведь бывало... – Лина поперхнулась, вдохнув горький резкий воздух, застрявший в горле.

– Третьи сутки…

– Говорила с Бутчем?

– Без толку. Его не видали, – пошатываясь, Джулия прошла в гостиную, рухнула в кресло. Стеклянный взгляд упёрся в колени.

– Мы найдём его, обещаю! – присев на продавленный подлокотник, Лина оглянулась в поисках источника вони и прыгнула к плите. Она сорвала с огня шипящую кастрюлю, опрокинула в мойку и пустила струю воды. Комнату наполнил удушливый пар.

Кашляя, Лина распахнула форточку. Обернулась к скорбной фигуре и застыла. Среди грязной посуды, перевёрнутых банок специй, крошек, и остатков еды заметила начатую бутылку виски.

– Ты пила?

Джулия молчала, подбородок свесился на грудь.

– Миленькая… – испуганно прошептала Лина, упала на колени, сжала чёрные ладони. Перебирая мозолистые пальцы, заглянула в красные глаза:

– Я разыщу Кроссмана и попрошу его найти Джейсона, слышишь? Ты меня слышишь, Джули? Пол отыщет его, обещаю! Ты только больше не пей родная, ладно? Тебе ведь нельзя... – умоляла Лина хриплым голосом, целовала, прижимала вялые руки ко лбу, к щекам.

– Худо будет. Беда.

– Неправда, не говори так! Всё будет хорошо, вот увидишь. Ты просто устала. Очень-очень устала, милая. Поздно уже, тебе нужно отдохнуть. Давай помогу прилечь?

– Нет. Посижу ещё. Подожду.

– Ладно. Заварить чай? Хочешь? Как ты любишь? Из двух пакетиков?

Джулия словно очнулась, подняла глаза:

– Спасибо деточка, не хочется, – она погладила Линины волосы заторможённым, сонным движением. – Скоро сериал… Посмотрю чуток, потом уж лягу, чего уж там.

– Хорошо, посмотрим вместе.

– Нет, курочка, не нужно. Тебе, поди, на учение скоро. Ты иди, отдыхай. И я скоро пойду.

– Ты ведь… не станешь больше пить?

– Не стану.

– Обещаешь?

– Святые мощи! Забери эту бутылку себе, иди, вылей! Один чёрт. Всё одно пойло дерьмовое, – сплюнула Джулия привычным жестом.

– Хорошо, – улыбнулась Лина. – Я зайду утром, перед колледжем.

– Угу, – кивнула Джулия, и вдруг выбросила к экрану руку, указывая на оживший фильм:

– Этот ублюдок в прошлой серии трахнул приёмную дочь! Какого, а? Как тебе это нравиться, а? Не, ну скажи!

Закусив согнутый палец, Лина с сомнением поглядела на Джулию.

– Спокойной ночи. Не забудь закрыть дверь

Она потопталась на пороге, потом тихо вышла.

Лина лежала в постели беспокойно прислушиваясь. У подъезда остановилась машина, двигатель умолк. Пронзительно заскрипели засовы, хлопнула входная дверь. По лестнице раздался стук тяжёлых каблуков. Снова шаги. Теперь сверху – вниз. Хлопнул багажник, машина завелась и покатила по улице. В соседней комнате пискнула половица. Лина уловила запах сигарет, но не решилась окликнуть Бекки.

Установилась гнетущая тишина.

Привычные звуки дома исчезли, сменились давящим на перепонки ожиданием, сотканным из страхов и предчувствий.

Проваливаясь в беспокойный сон, Лина видела себя плывущей в вязкой, кисельной тишине, она звенела в ушах сдавленными воплями и монотонными обрывками молитв.

Тяжело дыша, Лина проснулась в поту от немого крика. Стук сердца разрывал грудь. Она поднялась, подошла на цыпочках к окну, сдвинула занавеску.

Темно и тихо. Как в доме. Словно все одновременно съехали или умерли…

С лёгким шелестом сдвинув баррикаду, Лина выглянула в коридор. Крадучись вдоль стены, подошла к лестнице. Сдерживая дыхание, вгляделась во мрак. Уловила едва различимое странное бормотание. Дрожащими пальцами нашла перила и поднялась по ступенькам.

Под дверью Джулии мигала полоска света, негромко работал телевизор. Мать не спала, ждала блудного сына. Лина прислонила голову к плечу, от жалости защемило сердце, хотелось постучать. Но не смогла: для себя давно решив – горе легче прятать в одиночестве под подушкой. Она опустила руку, так же неслышно спустилась к себе, и наконец, уснула.

Белёсая дымка раннего утра смахнула ночные страхи. День обещал быть ясным и солнечным.

Лина вырвала из тетради лист, написала короткую записку Кроссману. раздумывая как быстрее передать послание. Через Молли? Коула? Или разыскать сержанта в участке?

Подсунув под дверь Бекки сигарету, положила в карман сложенный вчетверо лист и поднялась на четвёртый этаж.