Я так хочу (СИ) - Фокс Оксана. Страница 19

Лина перевела взгляд за его плечо, но Джозеф покачал головой:

– Не сегодня, сorazon.

– Где он?

– Неподалёку. В Окленде.

Лина вскинула брови.

– Проходит в клинике восстановительный курс.

– Он... болен? – выдавила она.

– Нет. Это горячий привет от страховщиков. Дрянной пунктик. Внесли в полис после того, как Кит повредил связки. Требуют гадёныши заключение фониатра и лора перед выступлениями. Ну, а те и рады залечить клиента до икоты. Не хочет трусливая братия рисковать.

– А есть риск?

– За всем не уследишь, – пожал плечами Ривера. – Вон, на прошлом концерте Стю чуток возгорелся. Повезло, что не факелом. И виновных нет. Техники-балбесы устроили замыкание, ну так мы сами их подгоняли – опаздывали сильно.

– Спасибо, – пробормотала Лина и благодарно пожала большую руку.

С наступлением ночи суетливая гостиная размякала, обволакивалась невнятными тенями, которые словно вампиры медленно наполнялись жизнью и заводились искусственной энергией. Лина подозревала, что дело в чем-то действеннее травки, запах которой отчётливо витал в доме. Никому не интересные занудные поэты и писатели, не состоявшиеся музыканты, байкеры, постаревшие и второсортные модели, стриптизёрши, и травмированные гимнасты, выброшенные из спорта – веселились громко и отчаянно фальшиво. Никто не спрашивал, кому принадлежит вилла, кто хозяин вечеринок, и кто спонсирует выпивку. Лина старательно избегала случайных и навязчивых собеседников, которых она не занимала, а только её связанная с деньгами фамилия.

– Зачем все эти люди? – Лина бросила салфетку на полированную поверхность рояля, поставила сверху бокал водки с мартини.

Тим благодарно улыбнулся и склонил голову над клавишами, словно решал с чего начать.

– Кто знает, ангел. Они появляются сами собой, как пыль.

– Они не выносят вас, – сказала Лина, рассматривая сквозь пелену дыма запруженную разноцветным людом комнату. – И меня.

– Скорее даже ненавидят. Но газетчиков и папарацци ненавидят куда сильнее. Пренебрежение хуже зависти. А для нас – это уже хорошо.

– Что же делать?

– Не обращать внимания и чаще проветривать, – тряхнув волосами, Тим улыбнулся шире.

– Поймал! – обхватили сзади татуированные руки. – Ты чего от меня прячешься? – острый подбородок ткнулся в плечо.

– С чего бы это, – пробормотала Лина, высвобождаясь из горячих объятий Вуда.

– Сфоткай нас, Стю! – он выудил из кармана телефон и бросил Тиму. – Улыбайся, лады? А то на вчерашних фотках ты хмурая.

Лина невероятно широко растянула губы в объектив.

– Тебе идёт, – хмыкнул Френк. – Ты знаешь, что фотогенична?

– Перестань, ты отрываешь мне рукав, – она отцепила с предплечья пятерню с фиолетовым лаком на ногтях.

– Извини. А хочешь, устрою тебе пробы? У меня режиссёр кентуха, ищет героиню в свой фильм. Пойдём наверх, позвоним ему, обсудим...

– Френки, иди, поклей свободных девочек. Вон, красотка с полным шестым не сводит с тебя глаз.

– Да ты не переживай за меня lovencitos. У меня всё на мази, правда, куколка? – ухмыльнулся Вуд, прижимая Лину крепче.

– Валяй отсюда, Френки. Ты её утомил.

– А чего ты за неё решаешь? У тебя повышение? Заделался сторожевым псом или евнухом?

Нахмурив брови, Лина пыталась вставить слово, злясь на обоих. Стюарт заиграл сонату Шопена и не глядя на клавиши, ласково посмотрел на Вуда:

– Ещё слово, Френки, и я сдеру с тебя штаны и повышу прямо на рояле.

Вуд резко наклонился, словно хотел вцепиться Стюарту в шевелюру, но вместо этого, плюнул в его бокал и быстро затерялся в толпе.

– Не знаю, что сказать… – выдохнула Лина.

– Забудь, ангел. Френки все приходится объяснять дважды.

Она неловко улыбнулась и отошла. Вокруг бара толпа истошно завопила, подбадривая мужчин, которые на скорость опрокидывали в себя текилу. Пустые и полные рюмки выстроилась на стойке батареей. Лина протиснулась в гущу болельщиков, подсаживаясь к громкому, пьяному и самому безопасному Стренжерсу.

– Ты поставила на меня, сorazon?! – заорал Ривера, дико вращая глазами. – Поставила?

Глава 15

Взрывы хохота доносились реже, словно очаги пожара стихийно возникали и гасли. Сколько людей сегодня в доме сморило усталостью? Лина не знала. Комната в торце, самая удалённая от гостиной, была спокойнее и уютнее её претенциозной спальни с непомерной супружеской кроватью, которую она уступила лысому звукорежиссёру с "внучкой" – так в шутку звал Стюарт маленькую пышногрудую тайку. После того как вилла обратилась в полевую базу скрещённую со "Студией 54" ценность квадратных футов измерялась не видом из окна, изяществом отделки и ортопедическим матрасом, а удалённостью от опасных развязок, проходных магистралей, звуконепроницаемостью и надёжными дверями.

Лина свесила кисти с подлокотников кресла и откинула голову. Острые листья пальмы, что тянулись из сада в окно, расчертили потолок веером теней. Впервые за много дней отчётливо шумел океан. Лина представляла, как тонны воды разбиваются о камень – точат и точат, словно архитектор ваяющий мемориал, неутомимый, как тоска, что обгладывала кости...

Расслабленные мышцы подобрались, среагировав быстрее разума. Обуздывая радость, Лина схватила халат. Заливистый лай из глубины холла вторил торопливым шагам. Она пустилась по коридору бегом. На середине лестницы остановилась. Пальцы впились в перила и побелели, удержав на месте.

Нагромождение хрустальных блоков дизайнерской люстры окружили мягким светом рояль, протянули блики по мрамору камина, подле которого, поджав под себя ботинок, сидел Берри. Оборвав аккорд, он перегнулся через гитару и почесал ретривера за ушами. Виляя хвостом, пёс суетился, норовил облизать ласкающие руки. Потрепав золотую холку, Берри взял карандаш. Быстро исписал клочок бумаги, поглядел на запись и зашипел под нос. Недовольно взъерошил волосы, перебрал мятые страницы у ног: расправлял и вновь сминал, уворачиваясь от розового языка, который ловил губы. Чёрный нос тыкался в плечо, обнюхивал рубашку, джинсы. Широкая лапа настойчиво царапала локоть, но Кристофер хмурился и смотрел в ноты. Пёс вздохнул и распластался у коленей, ткнулся мордой в потрёпанную тетрадь.

Угловатая ладонь выронила страницу и легла на струны.

В тени перил Лина опустилась на ступеньку, стараясь вздохом не нарушить хрупкую интимность. Из хаоса и мусора вершилась музыка. Совершенная в своей простоте, обнажённая как новорождённое дитя – вынутая и переложенная на струны душа. Сквозняки тянулись над полом, забирались под халат. Мурашки покрыли сведённые холодом бедра, но Лина не замечала. Кожу жалили морозные аккорды, эмоциональные, красноречивые. Она не смела, прервать таинство. Тёмная мелодия рвала нервные связи, вытягивалась в венах больно и восхитительно, будто масляная краска, рисуя нерастворимый минорный след.

Постепенно бой смягчился, сделался прозрачным. Серый рассвет коснулся ступней. Ночь отползла к стенам, точно покинула поле боя, а остров света потускнел, истратив силы на изгнание злых духов. Кристофер выпростал из-под себя ногу. Длинное тело напиталось странной музыкой и расслабилось на полу. Гитара замяукала тише, потом умолкла.

Лина разогнула онемевшие конечности. Подождала, пока мышцы наполнятся кровью, поднялась и осторожно спустилась по ступенькам. Пёс вскинул голову, протяжно зевнул. Обхватив ребра, Лина остановилась посреди комнаты. Сцепив на гитаре пальцы, Кристофер спал. На её ковре, в её гостиной – муж, который существовал только на бумаге... Она разглядывала подмятый ботинком шерстяной ворс, брошенный в кресло карандаш, вырванные тетрадные страницы и, завидовала неодушевлённым предметам, почти так же сильно, как ретривиру. Они часть его жизни, и нужны какие есть без всяких условностей.

Стащив плед с дивана, Лина прикрыла ноги спящего. Погасила верхний свет и по-старушечьи поплелась в комнату.

Отрывистый смех, шум воды за стенкой и громкие голоса возвестили о том, что утро в разгаре. Лина оторвала взгляд от садовника, вырывающего сорную траву меж розовых кустов, повела плечами, сбрасывая невидимый груз. Она слезла с подоконника и приняла ледяной душ, мало-помалу возвращая в тело бодрость. Энергично растёрлась полотенцем и надела лёгкий сарафан. Тщательно уложив волосы, накрасила ресницы, замаскировала корректором следы бессонной ночи. Из зеркала по-прежнему глядело бледное отражение. Вздохнув, Лина забросила кисть для румян в ящик трюмо. Кого она обманывает?