Нас невозможно убить (СИ) - Осадчая Виктория. Страница 27

— А как же правило? — задумалась я.

— Какое?

— На счёт увольнения, — пояснила я.

— Аааа! — вспомнил недалекий Игорёк. Хотя нет, мужчина-то он был сообразительный, просто есть такие находки для шпионов, которые любят почесать языком. Вот этот экземпляр был как раз из таких. — Так это распространяется только на Дикого.

— И от чего такое уважение?

— Ну, как? Он же когда в аварию попал, чуть не помер. Там с головой проблемы. А сильный удар в затылок может его убить. Вот чтобы оградить его от этого, Петрович решил пойти ва-банк.

— А! Из-за этого, — подыграла я сама себе, понимая, что нихрена не знала об этом. Кровь прилила к щекам, и почему-то сразу стало на столько плохо, что весь мир потускнел вокруг. Я ведь видела шрам и почему-то не решилась спросить. И почему сейчас Разумовский ведёт себя так спокойно? Его же могут убить на ринге. К тому же он хочет позволить бить себя. «Это чистой воды самоубийство!».

— Что ты говоришь? — поинтересовался Игорь. Видимо, последнюю фразу я произнесла вслух.

— Говорю, что мне сегодня необходим выходной, — объявляю и валю из зала.

Полчаса дороги меня никак не спасают. Мысли попутно возвращаются снова к тому, что сказал мне Игорь. В душе шевелятся миллионы сомнений о том, стоит ли говорить с Андреем. Стоит! Ещё как стоит! Если он не думает о себе, я хоть немного важна для него. Наконец, есть мама и сестра. О, а эта идея! Можно подключить и эту тяжёлую артиллерию. Будет повод познакомиться. Но сначала нужно поговорить с самим виновником. Правда, за время пути адреналин приглушился. И если эти самые тридцать минут назад я готова была разорвать его на редкие кусочки, то сейчас даже не знала с чего начать.

— И когда ты мне собирался сказать? — влетела я на веранду, где Разумовский колдовал над сковородой.

— О чем?

— О том, что тебе нельзя драться.

— Игорь, да?

— Даже если и не Игорь. Почему я узнаю об этом не от тебя и в последнюю очередь?

— Жек, послушай…

— Я поняла! — вдруг осенило меня, — ты ведь столько тренируешься не просто так. Одним боем не обойдется, да Дикий?

И откуда я у папы с мамой взялась такая сообразительная дочь? Жаль, что соображает она поздно, когда все уже сделано.

— А меня предупредили, что бой слить не получится.

— Но ты мне говорил…

— Чтобы ты меньше нервничала.

— А! Так это ты ща меня беспокоился, — хмыкнула. Не приятно как-то.

— Это решение дело, малышка.

— И снова я узнаю последняя. Бедный мальчик. Всему есть решение, Андрей. Просто ты решил выбрать самый лёгкий вариант. Ты просто хочешь вернуться в клетку, зная о том, что можешь в любой момент умереть. Это жестоко, Андрей.

— Я дурак, — он запустил пальцы в свою шевелюру, растрепал ее, видимо, собираясь с мыслями. Он всегда так делал. Я думала, что знаю его. Но снова обманулась. Невозможно выучить человека за месяц. Нереально просто.

— Это ничего не изменит. Ты меня обманул. Мы с тобой встречаемся две недели, а ты уже врешь.

— Блядь, Божена, я не хотел, чтобы так было. Я хотел, держать тебя вдали от всего этого, но дал слабину.

— Поздно. Это уже случилось. Поэтому не смей жалеть, Разумовский. Я — лучшее, что могло с тобой случиться. И ты это все проспал. Знаешь, я бы могла с тобой пойти до конца, я бы могла тебя поддержать, даже водичку подавать, когда ты ведёшь свою схватку. Но чего я делать точно не стану, так это смотреть, как ты самовольно идёшь на смерть. Извини, Дикий, я тебя слишком сильно люблю, чтобы на это смотреть. Это выше моих сил. Хочешь? Вперёд! Но без меня.

— Нельзя быть настолько скептичной. Я смогу!

— Я и не сомневаюсь. Пригорает.

— Что?

— Ужин твой пригорает.

Это дало мне форы в несколько секунд. И их хватило, чтобы дойти до автомобиля. Наверное, в таком состоянии лучше было не садиться за руль, но я ведь как-то добралась сюда.

Внутри все горело. Столько эмоций и ни одной из них положительной. Страх, потому что я боялась за человека, которого любила. Ярость, потому что узнала обо всём так, а не от него. Бессилие, потому что в этой ситуации я уже ничего не могла сделать. Паника, ведь турнир должен был состояться через два-три дня.

Я пыталась себя как-то успокаивать, даже вытащила в бар Надю, чтобы она меня отвлекла, но, как оказалось, Разумовский занял большую часть моего сознания. Это-то и пугало. Я чётко осознавала, что он мне необходим. Как минимум, вечер, проведенный без него, казался пустым. Наверное, так и должно быть, когда любишь человека. Но этот человек даже не удосужился позвонить или хотя бы написать.

Я знала о том, что извиняться он не мог. Для Дикого выговорить слово «прости» равносильно тому, что он признается в гомосексуализме. Извини — это значит, виноват. А человек с таким эго и самооценкой не может быть виновен никогда и не в чем. И, наверное, именно эту теорию пьяная я доказывала Наденьке.

— Слушай, а послать этого Разумовского никак нельзя?

— Не могу! Это выше всех моих сил.

— А я думала ты сильная девочка.

— Не в случае с ним. Я уже с папой больше недели не разговариваю, и живу у брата и все из-за этого гавнюка. Я все готова оставить ради него, но это лишь говорит о том, что я одержимая.

— Все наши проблемы из-за мужиков, — устало заявила подруга.

— Что адвокат говорит? — поняла я на что она намекает.

— Заседание назначено на следующую неделю. Перспективы рисует радужные, но всё равно я переживаю. Он непредсказуемый человек, и я за семь лет брака уяснила это, как священную мантру. Нельзя ни на минуту расслабляться. И тебе пить хватит, — выудила Надя у меня бокал.

— С каких пор ты стала такой праведницей?

— С тех пор, что кто-то в нашей паре должен быть всегда трезвый. Сегодня Эта роль достается мне.

И все же девочка-Божена нахрюкалась, пока добралась до места ночёвки. Просто нужно было не заходить в ресторан Арины. А там бар и от выбора глаза разбираются. И мне было всё равно, что таким образом я проявляю свою слабость, зато я могла забыться. А ещё надеялась, что именно так себя сейчас тоже чувствует Разумовский. Хотя мужики толстокожи, а он так подавно. Но…так, все! Сколько можно размышлять о его поступке? Хватит! Убирайся, проклятый Разумовский из моей головы! Я устала и обессилена, потому что ничего не могу сделать с собой. И пока я занималась самобичеванием, проклиная ко всему почему Андрея за закрытыми дверьми номера, Ромка решил, что пора спасать сестру, поэтому пошел на предательство. Он позвонил папе. А тот примчался спасать свою малышку. Что ему ещё оставалось делать?

Отбиваться и ругаться с Алексеем Алексеевичем у меня совсем не было ни сил, ни желания. Казалось, я вообще вся иссякла. Всё душевные силы куда-то испарились, поэтому была я похожа на тряпичную куклу, которой можно было управлять, поворачивая кисть, куда тебе нужно. Но эта бездушная тряпка никогда не выполнит того, что ты хочешь. Она живёт по своим правилам, лишь только будет идти с тобой. Так и я оказалась снова дома, снова в своей постельке и снова под пристальным наблюдением папы.

— Что с тобой происходит, крошка? — допытывался он. А я просто не знала, что сказать в ответ. Всё сложно! Однозначно. И когда я из этого выпутаюсь не понятно. Я боялась оказаться без Андрея, а ещё больше я боялась, что его вообще не станет. Даже то, что он где-то ходит по планете или колесит по ней на своем байке, придавало мне сил. Господи, почему с мужчинами все так сложно?

На столе завибрировал телефон входящим сообщением. «Он сегодня вечером дерётся. Игорь». Сердце ухнуло вниз. Я думала, что у меня есть ещё денёк в запасе

11

Я подпрыгиваю на кровати, понимая, что проспала полдня. А я думала, что у меня не получится уснуть. Замученная ночными кошмарами, я пытаюсь отдышаться и ещё раз пробегают по тексту сообщения. И почему мне так тревожно? Хотя это вполне нормально, учитывая мои чувства к человеку. Нужно что-то делать. Немедленно. Ведь его возможно из этого вытащить. Так?