Дайте шанс! Том 3 (СИ) - Сагайдачный Вадим. Страница 41

Воронцов откинулся на спинку стула и выставил вверх указательный палец, тем подчеркнул важность момента.

— А теперь мы подошли к Великой тайне мироздания, о чем вам прямо не скажет ни один церковник. Все дело в том, что в нас сосуществует два начала. Это не присуще ни одному другому живому организму. В каждом из нас сидит зверь и сидит частица Высшего Сознания. Это дается с рождения. Наша задача — обуздать зверя и развить эту частицу. Кстати, понять, что в нас присутствует два начала очень просто. Задумайтесь, с кем вы ведете длительные внутренние диалоги? В том числе сейчас, слушая, о чем я говорю. Какая-то часть вас слушает меня, она жаждет услышать важные вещи, а вторая кричит: «О чем несет этот старый пень?!» Двое сидящих внутри постоянно спорят. Пойти этой дорогой или той. Согласиться или отказать. Хочу или не хочу. Убери ту или другую часть и у вас не будет сомнений. Вы точно будете знать чего хотите. Будь то животное или высшее существо оно знает, чего хочет и не сомневается. Когда их двое, это всегда противостояние с переменным успехом. Задача человека взять верх над сидящим внутри него животным. Но не думайте, что вы сможете его победить или убить. Оно будет продолжать жить внутри. Будет снова и снова вас искушать, сбивать с толку. Брать через гордыню, через удовольствие, через тщеславие. Лишь продолжая взращивать в себе частицу Высшего Сознания, вы сможете взять верх над сидящим внутри животным…

Я слушал Воронцова, то и дело ловя себя на мысли, что знал, о чем он говорит. Пусть не осознанно, на интуитивном уровне, но знал. Он был абсолютно прав. Я давно уже чувствовал в себе и лучшее, и худшее начало, называемое им животным существом. Мог усмирять его и выпускать, когда в этом была необходимость.

Преподаватель еще много чего говорил, пытаясь закрепить в нас материал. Но всю суть я уловил в самом начале. Потому что это было мне близко.

Смирнова сказала, что Воронцов читает эту лекцию всем первокурсникам. Так понимаю, неспроста. Этим он пытается как можно скорее направить студентов в правильное русло.

Вот только мне не понятно, если Высшие так же как Смирнова знали обо всем том, что сейчас доносил нам Воронцов еще до поступления в университет, то зачем они вчера пытались устроить казни первокурсникам? Что хотели этим сказать? Показать, что они животные и не могут с этим ничего поделать?

Первая лекция закончилась и после короткого перерыва началась вторая. Дряхлый старик с таким же дряхлым дребезжащим от слабости голосом, уткнувшись в планшет, начал что-то читать по социологии. Уверен, многие студенты пытались вникнуть в нуднейшее повествование, однако спустя полчаса преподавателя уже никто не слушал. В сети появились новости о том ужасе, который постиг нашего сокурсника князя Болховского. Как оказалось, минувшей ночью в его московском доме случился пожар. Сгорел сам парень и двое его слуг.

Министр внутренних дел взял дело под свой личный контроль. Он заявил, что следователи обязательно докопаются до истинных причин пожара.

Немногим позже появилось аналогичное заявление от имени Императора. Его Величество Федор Иванович Барятинский поставил под сомнение версию случайного возгорания дома Болховского и поручил подключиться к расследованию Особый отдел тайной канцелярии.

Только все отошли от шока и появились куда более тревожные новости.

Сбежавшие минувшей ночью из колонии строгого режима заключенные рассыпались по самой Костромской губернии и уже добрались до крупных соседних городов. А это Вятка, Вологда, Нижний Новгород, Владимир. Вместе с местным жульем они начали творить чуть ли не бесчинства. Кроме этого имелись сведения, что многие заключенные в данный момент прорывались к Москве и к Санкт-Петербургу. В этой связи в Костромской и соседних губерниях ввели режим ЧС. В обеих столицах усилены меры безопасности.

А ведь речь шла не просто о заключенных, об осветленных заключенных владеющих способностями. Подчас серьезными и как следствие опасными для окружающих способностями.

Теперь как никогда остро снова встал вчерашний законопроект, касающийся осветленных. Законодатели частично сдались. Они согласились на усилении мер контроля за осветленными в столице. Некоторые партии пошли дальше, согласились на расширение закона и для городов регионального значения. Однако Император продолжает настаивать на своем, на повсеместном контроле за осветленными, потому как его инициатива уже смотрелась совершенно в ином свете.

Лекция закончилась, началась большая перемена. Я и Смирнова покидаем аудиторию, и я ловлю в толпе вытаращившуюся на меня Волгину. Боже, сколько претензий во взгляде. Не пойму, она ревнует?

Вот прямо удивила. Она же меня ненавидит. Сама об этом говорила. С чего ей на меня смотреть настолько злыми глазами? Лишь потому, что ей вдруг захотелось дать мне шанс? Тогда хотя бы у меня спросила, а нужен ли мне этот шанс.

Пока мы со Смирновой добираемся до буфета, нас догоняют первокурсники, что подходили ко мне перед занятиями. Мы входим, Лена отправляется к своим друзьям, я же остаюсь с парнями.

А буфет-то вовсе и не буфет. Нечто среднее между кафе и столовой.

Помещение разделено на две зоны. Слева диваны со столиками, справа высокие столики, за которыми можно лишь стоять.

Студентов нахлынуло валом. Везде, где можно присесть, все забито. Свободные есть только стоячие места.

Берем с парнями подносы и становимся в очередь вдоль вытянутой линии раздачи.

Взял тарелку супа, тарелку гречневой каши. На основном блюде зависаю. Отбивная смотрится деревянной, с курицей не хочется возиться, в тушеном мясе много жира. Приходится брать котлеты.

А что взять из салатов?

Представлены «по-деревенски», «по-царски» и прочие свекольно-капустные изыски. Останавливаюсь конечно же на «по-царски». Там много всего и порции солидные.

А где вареные яйца? Где масло? Где конфеты?

Вместо вареных яиц нашлась уже приготовленная яичница. Масло с хлебом тоже имелись. А вот с конфетами облом. Пришлось обходиться сладкой булочкой и компотом.

Столики были рассчитаны на четверых. Мы потеснились и уместились впятером. Ребята меня уже знали, а я-то нет, поэтому в первую очередь познакомился.

Самыми бойкими оказались Костя Лукьянов и Егор Парфенов. Именно они со мной заговорили утром в холле. Арсений Медведев и Герман Ильин оказались поспокойнее и поскромнее. Они и здесь предпочли не выпячиваться. Оба предпочитали больше помалкивали.

Как-то само собой мы перешли на «ты». Они изначально уже между собой так общались. Да и мне без отчеств было легче всех запомнить.

— А где тот парень, которого вчера поставили на колени? — вспомнил я.

— Не видно. Скорее всего, уехал. Кто после такого позора будет оставаться в университете, — прожевав, ответил Костя.

— Прискорбно, — искренне посочувствовал я, потому как при вчерашних обстоятельствах на его месте мог оказаться любой из нас.

— Вы уже здесь? — к нам подошел высокий старшекурсник, с которым мы уже виделись в холле. — Андрей Викторович, мы для вас заняли место на диванах. Тут в обед всегда так. Приходится кого-нибудь отправлять до окончания занятий. Прошу!

Он указал на один из столиков, окруженный диванами. Там сидели два парня, пять девушек и было всего два свободных места.

— Но я не один. Не брошу же я ребят.

Старшекурсник понимающе кивнул и позвал к нам двух своих друзей. Он представился Ярославом Артемовичем Корнеевым и уже учился на 4 курсе. Двух его друзей — Еремеева с 3 курса и Гришина со 2 курса я запомнил лишь по фамилиям. Все трое и оставшиеся на диванах девушки принадлежали к кланам добытчиков скверны.

— Слышали новости о Булыгиных? — спросил Ярослав. — Это промышленники из Высших. Говорят, они устроили бунт в костромской колонии. Сегодня все утро шли задержания. Род обвинили в измене.

— Ничего себе… А откуда известно? — заинтересованно спросил Костя Лукьянов, как будто лично был с ними знаком. — Я только что листал новости. О Булыгине ничего не говорилось.