Мятежница и менталист (СИ) - Бланк Эль. Страница 4

Меня её выговор рассмешил. Это и есть те самые “сволочи”, о которых она меня предупреждала? А вот такие “подглядывания” — страшные домогательства? Похоже, она относится к категории женщин, которые один только раздевающий взгляд уже готовы отнести к категории “изнасилование”. А это не самое адекватное восприятие мужчин…

И мне ещё веселее стало, когда в ответ на мою невольную улыбку до ушей, нотация сиделки продолжилась уже в мой адрес:

— А ты чему радуешься, дурёха? Вот реально никого контузия здоровее и адекватней не делает…

Впрочем, выполнять при этом свои обязанности ей это не мешало — повязку с меня наконец сняли.

Глаза я раскрывала с трудом и опасением. А ну как окажется, что ослепла? Вспышка плазмы была ярчайшая. Выдержала ли сетчатка?

Пока я моргала, пытаясь сфокусироваться и хоть что-то рассмотреть в бело-серой мути, рядом оказался чей-то силуэт. Бойкий, шустрый, суетливый. Пробежал мимо, вернулся, схватил за подбородок, заставив поднять голову, бесцеремонно оттянул веки, видимо заглядывая в глаза, буркнул: “Норм” и тут же исчез, рванув дальше.

Тот самый доктор, гроза всех недовольных пациентов, ясное дело. И обижаться на него за безразличие и торопливость неразумно. Ему со мной возиться особо некогда. Он один, а больных тьма. Местный госпиталь явно испытывает трудности и в снабжении, и в наличии персонала. К тому же диагноз он поставил верный, несмотря на скоростной смотр и отсутствие сложных приборов — постепенно зрение прояснилось.

Меня окружали высокие ширмы из пожелтевшей, когда-то белой ткани. Высотой они были метра в два, дальше еще на метр, до покрытого ржавыми потёками потолка, шло свободное пространство. Окон по всей видимости тут не было, помещение заливал тусклый искусственный свет настенных прожекторов. На полу была местами разбитая плитка, а возле кровати действительно находилась тумбочка, на которой стояла металлическая кружка с водой.

Дверь в туалет оказалась сразу за шторкой, закрывающей вход в мою “палату”. Женский, потому что на двери красовался выразительный треугольник-юбочка с ножками и кругом-головой. Похоже, к моему положению отнеслись с пониманием и “поселили” поблизости, чтобы мужская часть пациентов оставалась на расстоянии, а меня не пришлось далеко водить.

Сейчас я в сопровождении не нуждалась. Хотелось умыться, после повязок кожу стянуло. Но больше всего меня занимал вопрос, есть ли там зеркало. Пусть крошечное, неудобное. Я была бы рада любому.

Зеркало нашлось, однако заглянуть в него оказалось ничуть не менее боязно, чем снимать повязку с глаз. Страшно за свою внешность. Для журналиста приятное лицо это его визитная карточка. Понятно, что существуют и другие ценности — мастерство речи, умение оказаться в нужное время в нужном месте, оригинальный подход в подаче происходящего, умение держать интригу. Но зрителю намного приятнее видеть привлекательного репортера.

Есть, разумеется, пластическая хирургия. Но это удовольствие дорогое, у начинающего репортера нет таких средств. И моя страховка не предусматривает подобные “несчастные случаи”. Жива-здорова и ладно.

И всё же мне повезло. Из потускневшего стеклянного “окна” на меня смотрела испуганная, осунувшаяся, но симпатичная мордашка. Портили её только неровные красные пятна, похоже, я сильно обварилась горячим воздухом, но хотя бы шрамов не было, а волосы — спутанные, грязные, тусклые, паклями висели вдоль щек.

Ну ладно, это поправимо. Хотя бы перспективы понятны и вполне неплохи. Надо только расчёску раздобыть и до полноценной помывочной добраться — в имеющемся здесь умывальнике только руки помещаются.

Однако сегодня заниматься собой у меня возможности не осталось. Сиделка, а по факту медсестра и нянечка в одном лице, принесла ужин, выдала пригоршню таблеток и банку с мазью, пояснила: “Сама будешь втирать, не маленькая” и поспешила к другим пациентам. Догонять её и приставать с несущественными просьбами, когда нет угрозы жизни, было бы верхом наглости.

Впрочем, и на следующий день ситуация не сильно изменилась. За ширмами постоянно царила суета — кого-то приносили, кто-то уходил, кому-то что-то втолковывали… Персонал сбивался с ног, занимаясь больными.

И всё же мне удалось выяснить, где именно можно принять душ, потребовать, чтобы принесли мою одежду и выдали принадлежности для штопки. А когда я привела себя в порядок и закончила с реставрацией вещей, вот тогда, пользуясь свободой и приличным для пострадавшей самочувствием, движимая профессиональным интересом, отправилась на разведку местности.

Нет, я не собиралась влезать на запретную территорию и совать нос в секретные планы повстанцев. Но получить общее представление об окружающей обстановке было жизненно необходимо. Хотя бы для того, чтобы оценить перспективы.

Помещение госпиталя оказалось подземным бункером, состоящим из трёх корпусов. В одном, самом большом, лежали больные, во втором, поменьше, находились две операционные и жил персонал, в третьем разместился склад и пищеблок.

Наверх вело три лестницы и шахта с грузовым лифтом. Последним я пользоваться не стала, он занят был, мужчины в военной форме шустро выгружали из него ящики, тюки и баллоны — похоже, сегодня была поставка провизии и необходимых вещей. Да и не настолько уж я слаба, чтобы не преодолеть четыре десятка ступеней. Поднялась там, где народа было больше всего, используя шанс затеряться в толпе и незаметно всё посмотреть — привлекать к себе внимание мне не хотелось.

На поверхности оказалось суетно ничуть не в меньшей степени, чем в госпитале. Медики в бледно-голубых форменных комбинезонах спешили на смену. Уборщики выгребали из переполненных контейнеров мусор. Электрики суетились около невысокой магнитосферной вышки, закрепляя у её основания дополнительные кабели. Военные-механики проверяли технику, с которой грузчики спускали и ставили на песок контейнеры с грузом. Судя по этикеткам, товары были земного производства. Дорогое удовольствие и опасное в условиях войны.

Любопытно, кто является спонсором повстанцев? Откуда у них финансы на подобные закупки? Вопрос финансирования и мотивов контрабандистов, которые на свой страх и риск тайно ведут торговлю с мятежниками, наверняка интересен широкой аудитории.

Это главарь мятежников настолько богат? Или лояльные к Сопротивлению местные жители поделились деньгами? Последнее сомнительно. Если сложить годовую прибыль всех районов Марса, то её вряд ли хватило бы на такое систематическое снабжение, тем более что часть районов контролируется Федеральным Советом.

Как версию можно предположить, что повстанцы обирают или обкрадывают местное население. Способ заиметь средства на закупки не обязан быть законным и добровольным, тем более в условиях войны…

Стоп, Карина, стоп! — Я одёрнула себя, подавив полёт фантазий. — Прекратить домыслы! Ты журналист! И не имеешь права на беспочвенные предположения и безосновательные гипотезы.

Вернув разуму холодную и беспристрастную наблюдательность, я профессионально цепким взглядом прошлась по окружающему пространству, фиксируя не замеченные ранее детали.

Наземная часть базы повстанцев была компактной — защитный электромагнитный купол охватывал площадь максимум на пару сотен метров в диаметре. И умещалось здесь немногое. Пять невысоких зданий, утопающих в красно-рыжем песке, по сути являлись своеобразной верхушкой айсберга, то есть бункерами. Кроме входа в госпиталь, неподалёку виднелись распахнутые настежь ворота-входы в склады и ангары.

Совсем рядом с одним из них и до самой границы купола недвижно стояли транспортники, те самые, рогатые, которые стреляли разрушительными плазменными сгустками.

Я таких в непосредственной близости ещё не видела, потому сама не заметила, как приблизилась к одному из них.

— А ну ка, стоять! — пригвоздил к месту требовательный голос. — Далеко собралась?

Из-за корпуса ближайшей машины вышел караульный. Одежда простая, без нашивок, камуфляжно-песчаная, на голове берет, на ногах берцы-вездеходы. Небритый, на лицо неприятный, да и по глазам была заметна подозревающая меня во всех смертных грехах недоброжелательность. Дуло плазменной винтовки было направлено в песок, но от этого менее грозным оно не выглядело.