Приручить королевича (СИ) - Бересклет Антонина. Страница 82

А за завтраком Зореслава-Сияна строго спросила:

— Ты хорошо зарядила брату все амулеты?

— Да, конечно, — удивилась странному вопросу Варя.

Принцесса вздохнула:

— Еще неделю его не увидим — к северной границе белогорцы подтянулись. Опять с ними воевать придется.

Варя пирожок мимо рта пронесла от такой вести.

— Не волнуйся, Хвощ всех своих рыцарей и пехотинцев собрал и туда перебросил. Ешь спокойно, — велела Зорька. И сама продолжила нервно нарезать блинчик в тарелке до состояния мелкой лапши. — Соседские бледные вожди и шаманы поглядят издалека на нашего бледного королевича, да и разойдутся каждый в свою сторону, как обычно. Зачем только приходят, спрашивается…

Варя не отстала от принцессы, пока та не рассказала о жителях Белых Гор всё, что сама знала.

— Ну… Они любят холод и носят белую одежду, чтобы быть незаметными на снегу, а может, наоборот, чтобы лучше видеть друг друга в глубоких пещерах, где они обитают. Они не строят городов, живут большими семьями, деревнями. Молятся своим богам. Среди них есть маги, но они используют совсем другие виды энергий и способы заклинаний, чем мы. Вроде бы ими правит королева, которая стоит над вождями всех племен…

— Они жуткие! — поежилась Варя. — Я видела в лесу одного — просто вампир-йети, точно как на картинке в учебнике!

— Тот шпион, наверное, был в маске с накладными клыками и с закрытыми глазами, — пояснила Зорька. — На самом деле картинкам в книгах не стоит слишком верить. Художники просто не хотели рисовать наших давних врагов красивыми.

— Как эти снежные гоблины могут быть красивыми? — не поверила Варя. — Да у него были руки ниже колена!

— Это просто рукава длинные.

— И ноги кривые короткие!

— Шпионы любят штаны особого кроя, со свободным швом в шагу, — пояснила любительница кройки и шитья. — И ходят они на полусогнутых, отчего силуэт кажется коротконогим. Но на самом деле им просто так удобнее быстро бегать или бесшумно красться.

— А глаза-то у него были! Глаза-то!.. — вспомнила и содрогнулась Варя.

— Да говорю же — закрытые у них днем глаза, — настаивала принцесса.

— Как это? — не поняла та.

— Третьим веком, от яркого света. Представь: вылезают они из пещеры или подземного хода, а снаружи солнце сияет и снег блестит — так и ослепнуть недолго! А жизнь в горах не сладкая, долго моргать некогда. Вот они и приспособились днем держать глаза закрытыми. Еще от сильного ветра, говорят, помогает, от мороза и от пурги с колючей ледяной крошкой.

— Третьим веком? — повторила Варя, соображая. — А! Это как у кошек? То есть, у зябликов? Два века нормальных, нижнее и верхнее, а под ними вертикально ходит полупрозрачная пленка?

— Именно. У белогорцев она темная, поэтому издалека кажется, будто глазницы страшные, как у черепов. На самом деле глаза у них огромные, насыщенного цвета, как драгоценные камни, выразительные, как у тех же зябликов, и, говорят, вообще мерцают в темноте. Не все, конечно, красавцы, но ведь и люди бывают разными. Ну, и красота их всё-таки своеобразная, к ней привыкнуть надо. Так вот! Благодаря чувствительности их зрения, дедуля и придумал вешать зимние звезды — они и отпугнут яркими вспышками даже среди ночи, и послужат сигналами для людей, предупредят о вторжении.

— А меня Зимослав уверял, будто зимние звезды придуманы, чтобы у людей улучшалось здоровье и настроение, — фыркнула Варя.

— Одно другому не мешает, — хихикнула Зорька. — Какое тут здоровье, если солнце месяц не показывается из-за Кольца, на небе почти всегда густые тучи и дни становятся темные, как сплошные сумерки? Прибавь холод и снег — и банды бодреньких белогорцев, разгуливавших по приграничным землям, будто у себя дома! Хотя нет, у себя дома они вряд ли стали бы грабить соседей и громить всё подряд. Так и спускались со своих гор сотни лет, каждую зиму, с незапамятных времен, когда три королевства еще были единой империей. А вот когда братец встал во главу погодников и военных и подвесил под тучами лично доработанные солнышки-маяки — тут-то и пришел конец их зимнему раздолью. При всем уважении к деду и отцу, их звезды получались сторожевыми и отпугивающими — но когда еще стража примчится на помощь? Зато братовы могут иной раз так обогреть непрошеных гостей, что от них кучка пепла останется! Такие вот чары срабатывают, если те посмеют пролить кровь наших подданных.

— Поэтому белогорцы решили теперь, что холодов ждать нет смысла, — подхватила Варя мрачно, — надо наступать, пока Зим не получил свой любимый источник сил от снегопадов.

— Они ж не знают, что у него появилась ты, — многозначительно добавила Зореслава. Вспомнила: — Если хочешь на третье веко поглядеть, пошли к Друне? Попросим его показать, он тоже умеет с закрытыми глазами разгуливать. Правда, наш-то привычен к яркому свету, поэтому редко жмурится. Кстати, это ведь белогорцы придумали приручать сайгаков — на них удобно ездить по тропкам между скал или перелетать через расщелины.

На сайгака пошли глядеть, не откладывая.

— А разве Зим не взял своего скакуна с собой? — запоздало спохватилась Варя.

Принцесса помотала головой:

— Он же порталами шныряет везде. Чтобы переносить сайгака, это ж сколько энергии нужно! И вообще, Друня у него исключительно для парадных выездов. В опасные путешествия братец его никогда не возьмет.

— А на чем же ездят королевские рыцари? — не унималась Варя. — Разве не на сайгаках?

— Нет, на сайгаках давно никто не ездит верхом, кроме нашего Зимки и белогорцев.

— Неужели ваши всадники на кроликах скачут? Или на зябликах?!

Зорька от ее «почемучек» отмахнулась, ибо уже пришли.

На заднем дворе «конюшни» что-то грохотало, словно там работала бригада лихих каменщиков. Огнеяр Тихун сидел на верхней ступеньке боковой лесенки, ведущей ко входу на его чердак, взирал на творящееся во дворе свысока и наигрывал на флейте умиротворяюще-печальную мелодию.

Услышав звуки флейты, Зореслава ахнула и остановилась послушать. И Варю придержала за руку, чтобы пока не подходила и не мешала музицировать. Но у парня был хороший слух, даже на расстоянии и сквозь грохот он их услышал и тотчас перестал играть.

— Привет, Огнеярушка! — зарумянилась маковым цветом принцесса. — За Друней присматриваешь?

— Угу, — ответил Тихун. Встал с места и явно собрался улизнуть, как только девушки отвернутся.

А Зорька будто не замечала и продолжала настырничать:

— Как там наш сайгак? Сердится, что братец без него на войну уехал?

— Угу, — снова был содержательный ответ.

— Пусть не переживает зря! — нарочно громко объявила она. Шум на заднем дворе прекратился — похоже, сайгак прислушивался к их разговору. — Сейчас же лето! А всем известно, что летом белогорцы еле ноги волочат, какие уж им военные походы. Это они, наверное, от солнечного удара умом тронулись, с горных склонов кубарем скатились — так возле наших границ и очутились. Братец им быстро объяснит, что мы их в гости не ждали, да обратную дорогу укажет! Верно говорю?

— Угу! — подтвердили хором Варя и Тихун.

— А нам можно к Друне заглянуть, разрешишь? — продолжала принцесса строить глазки Огнеяру.

— Угу, — опять промычал он и пожал плечами, что можно было понять как: «Если вам больше нечем заняться и не боитесь получить камнем, то идите, мне-то какое дело?»

Варе как-то резко расхотелось тревожить пребывающего не в духе зверя, но Зореслава потянула ее за собой. И велела Тихуну:

— Спускайся! Раз твоя музыка не успокоила Друню, будем вместе ему шерсть вычесывать! Неси грабли! А не то вдруг сгоряча сломает свою обувку или купальню испортит — будет еще неделю горевать.

— Или крылья повредит, камнями-то кидаясь, — негромко пробормотала Варя.

Зорька ее услышала и шепотом, сделав страшные глаза, сообщила:

— Ты что! Крылья — его больное место!

— Почему? — шепотом же спросила Варя. — Он же умеет ими махать, почему летать-то не научился?

— Отец нашел Друню в горах совсем еще птенцом, тот из гнезда выпал и в щели между скалами застрял. Зимка и дед его выходили, поэтому Друня к братцу привязался. Но без взрослых сайгаков рядом Друнь не смог вовремя научиться летать. Когда поняли, в чем проблема, было уже поздно — он подрос и набрал вес. Кормил-то дед его хорошо, разбаловал, пока Зим в Златограде жил. А крылья остались слабенькие, на таких ему никогда в жизни в небо не подняться. Вот с тех пор он и хандрит временами, особенно если братца долго не бывает дома.