Бастард Ивана Грозного (СИ) - Шелест Михаил Васильевич. Страница 11

— Вот Сварога и сыновей его славить пойдём, поглядишь. А сам не ходи на пуп. Ты не крещён, случаем?

— Креста нет, — обтекаемо ответил Санька, не желая отрекаться от Христа.

Это тело никто не крестил, а чья здесь душа, Санька не знал. Сам-то он крестился по православному обряду давно и причащался несколько раз, но в церковь ходил редко. То в лесу жил, то не пускало его что-то в храм.

Здесь, возродившись в новорожденном теле, Санька внимательно к себе прислушивался и усиленно молился, поначалу думая, что обездвижен и ослеплён недугом. То ли выпитым, то ли аварией, то ли параличом.

Потом, когда всё правильно понял, вынужден был научиться слушать тело и заставить разум включиться. А что тело, что разум были девственны и, во-первых — впитывали новое, а во-вторых — имели первозданные каналы чувств, связанные с чем-то большим.

Санька не понимал, что это, но ЭТО ему сильно помогало. Трудно было не утратить ЭТО, при общении с родителями, потому что, когда появлялись они, ЭТО «пряталось». Санька думал, что ЭТО было лесом. Духом леса. Но потом понял, что ЭТО не только лес.

Санька обратил внимание, что начинал знать о приближающемся снеге или дожде заранее. А Мокше для этого нужно было потрогать амулеты, висящие у него на поясе. Перед охотой Мокша доставал из сумки заячью лапку с двумя перьями и подвешивал себе на шею. Тогда охота была удачной. Саньке для того, чтобы знать, «где сидит фазан», амулеты не требовались. Мало того, он научился «успокаивать» дичь.

Так же было и с грибами-ягодами. Санька всегда знал, где, что растёт. Это он в конце «экзамена» продемонстрировал волхву и у того «снесло крышу».

Санька до конца не понимал, причины возбуждения колдуна, потому что и Мокша, и Лёкса тоже спокойно находили нужные им корешки, даже под слоем снега. Но, опять же, с помощью амулетов.

В конце концов Санька стал догадываться, что родительские амулеты «забивают» голос его «Леса» и вскоре научился не обращать на них внимание. Подсказки слышны стали чётче. Стала проявлять себя и интуиция, только Санька ещё плохо понимал её намёки. Чувство тревоги возникло перед отплытием на чёлне с родителями, но деваться было некуда и Санька отбросил его. А можно было бы прислушаться и постараться избежать встречи с казаками.

Хотя, тогда Санька не проверил бы себя в схватке и они остались без барыша.

По возвращении в поселение Санька по-настоящему почувствовал давление на себя капища и окружающих его амулетов. Первые ночи он спал плохо. Он привык к свободе воли, а свободы здесь не было. Духи охраняли деревню и подавляли чужую пришлую волю. Только воля пропущенная через амулет могла вырваться наружу. Так же, как амулет защищал владельца от чужой воли и духов. А Санька амулета не имел и на него тут же накинулись все собранные в этом месте души.

Однако Санька бороться с ними не стал. Он их не боялся, потому что давно понял, что страх, как и остальные душевные страсти, застит ум и сердце. Души попугали-попугали Саньку ночами, да и сгинули, поняв, что Санька в них не нуждается.

Души, как обычные рэкетиры, сначала хотели запугать, а потом предложить услуги по охране и посреднические услуги по связям с богами. Но у Саньки уже была своя «крыша» — небо голубое, а потребности в богах он не знал.

Глава 4

— Мокша! — Раздался голос волхва из-за двери сразу после третьих петухов. — Разговор есть.

— Ты что не спишь? Камлал всю ночь? — Усмехнулся Мокша.

Он уже тоже не спал, да и Лёкса с Ракшаем уже позавтракали. Лёкса всё ещё сцеживала грудное молоко, а Ракшай, которому трёх лет ещё не стукнуло, с удовольствием молоком подкармливался. Потому и рос, как на дрожжах.

— Разговор есть за твого мальца, — повторил шаман. — Выйди.

В русских духовных традициях о шаманах не упоминалось. Их называли волхвами, ведунами, колдунами, но не шаманами. Санька же вчера явно слышал на капище стук бубна и какие-то подвывания. Он всё же прокрался в сумерках почти к самому капищу со стороны леса и на фоне пламени костра видел пляшущую фигуру волхва.

Мокша вышел и огляделся. Лес стоял тёмный, а над степью розовело. Лёгкие облачка вырывались изо рта при дыхании.

Шаман сделал несколько шагов к реке и обернувшись остановился.

— Отдай мне своего Ракшая, — сказал он, не поднимая взгляд от земли.

— Зачем? — Удивился Мокша. — Да и не мой он. Он сам по себе. Он брата сын, Микая. Пришёл с нами силу леса принять.

Шаман потоптался нерешительно на месте.

— У меня нет детей… Ты знаешь…

Старик помолчал. Мокша понимал к чему клонит шаман, но ждал.

— А у него… У Ракшая… Дар у него великий. И духи так сказали, и я сам видел. Я должен усыновить кого-нибудь.

— Не станет он шаманом, Рогдай. Охотник он.

Шаман поморщился. Лицо скрывал полумрак, но его гримасу Мокша разглядел.

— Общине нужен такой шаман, Мокша. Я не дружу с Велесом. Нет у меня его силы. Но я собрал духов предков и Перун нас тешит присутствием.

— И как ты передашь ему силу Перуна, если он пришёл за силой Велеса? Капище Перуна не примет его.

— Уже приняло, — тихо сказал шаман. — Перун примет Ракшая. Ты прав… Я всю ночь камлал: сначала в капище, потом в святилище. Ты сам сродни шаману. В твоей кузне тоже встречаются земля, металл, огонь и вода. Ты знаешь, как говорят боги.

Мокша не стал переубеждать ведуна. На самом деле Мокша с Перуном говорил только про металл. Мокша спрашивал Перуна: «когда?» и всегда получал ответ. Цветом металла, искрами, ковкостью. Потом Велеса просил: «укрепи!», и опускал изделие в купель, и только что тягучий металл становился крепким. Вставал. Мокша называл такой металл — сталь. Ничем другим Мокша не отвлекал Богов. Но зачем об этом знать колдуну?

— Я Ракшаю не владетель. Племяш он мне. Сам говори с ним.

— Я долго мыслил, как свести богов воедино… И удумал. Мы вместе обучим его. Я усыновлю душу и передам свои премудрости, а ты передашь ему свою науку [15].

Мокша вздохнул и развёл руки.

— Как договоришься… Хотя он интересовался моим делом, но не особо.

Санька, действительно, не особо интересовался железом. Его больше прельщало дерево. Он и раньше много резал из него и открыл для себя некоторые секреты, но сейчас, по малолетству, пока раскрываться не хотел, но очень хотелось взяться за стамеску и вырезать что-нибудь эдакое.

Он стоял у двери, слушал разговор отца с ведуном и думал: надо ли ему становиться посредником между богами и людьми? Людьми неблагодарными… Он всегда вёл отшельнический образ жизни, по сути. Кто-то иногда приезжал в его зимовье. Тогда Санька обеспечивал гарантированную рыбалку или охоту… Но остальное время жил в лесу один. Редко брал к себе кота. Те выживали чаще. Собак не заводил, дабы не привлекать тигра. Кот животинка знамо какая, не придёт, пока сам выживает. Потому Санька жил в лесу бобылём.

Что характерно, и сын его и дочь были пристроены хорошо. Обоим были когда-то куплены квартиры в Москве. В итоге, дочь вышла замуж за немца и уехала в Берлин, а сын женился на голландке и уехал в Голландию. Россию дети позабыли. Жена Санькина как-то переживала, но выдюжила, а Санька сильно запил и в оконцовке умер.

— Слушаешь? — Спросила Лёкса. — Что бают?

— Ведун усыновить хочет, силу передать.

— Так и думала, что он на тебя глаз положит. Не отказывай ему. Зачем тебе такие враги?

— Не моё это… Камлать… Я по-другому вижу. Мой дом — лес…

— То мниться тебе. Твой дом — люди. Их беды и чаяния. Ты — зверь только по имени. Потому, принимай дар богов и живи с людьми ладно. Прими навык отца и навык ведуна. Великая в том сила случится. То польза может быть великая.

Санька насупился. Для себя он всё давно решил. Не зазря судьба забросила его под сиську медведицы. Не зазря он детёнышем оказался в диком лесу. И слышал лес, и видел, и чувствовал… Чужие Боги не интересовали Саньку. Кузнецом? Ну, может быть. Но ведуном? Замполитом людей, которые относят детей в лес? Это — увольте…