Бастард Ивана Грозного (СИ) - Шелест Михаил Васильевич. Страница 13

Потом Санька вспомнил про способ выдерживания дерева в моче и его прессовании. Это значительно повышало гибкость и прочность и лыж, и рессор. Им так понравился результат вымачивания и «гнутия», что они и для лодки выгнули несколько широких тонких досок, получив короб с загнутым вверх носом.

Уже ближе к устью лёд оголился, буер встал на коньки и путешественники почувствовали настоящую скорость. Они даже не сразу поняли, что проскочили лежащий на левом берегу городок и выкатились на просторы Дона.

— Йохо! — Крикнул Санька, как индеец апач и совсем отпустил тормоз. — Главное — держи руль и не поворачивай резко! — Крикнул он, поворачиваясь к отцу.

Тот показал сведённые указательный и большой пальцы правой руки.

Санька в прошлой жизни интересовался всем, что касается леса, и много чего знал про североамериканских индейцев. Даже язык жестов. Шипов лес на его участке имел всего лишь десять километров в ширину и двадцать в длину. Поэтому у него в «зимовье» имелся даже интернет и мобильная связь. А времени в межсезонье было предостаточно. Здесь лес простирался, как умом понимал Санька, до самого Воронежа. А это более ста километров. Почему он так решил? Да потому, что ведун рассказал ему историю местечка.

Как оказалось, по Дону лежал путь на Москву, которым раньше регулярно хаживало войско крымского хана, потому, что всё вокруг были леса. И только по рекам зимой можно было пройти до Москвы. В селах имелись зимние запасы для всадников, а маленькие монгольские лошадки выкапывали корм из-под метрового снега.

С собой войско вело отары овец, которые с удовольствием обгладывали кору ближайших к реке деревьев, да так, что выедали целые рощи. Эти деревья и оставались потом русичам на прокорм до конца зимы. Берёзовая каша оказалась не вымыслом, а фактом. Санька уже пробовал её этой зимой. Её делали из слоя древесины между лубом и сердцевиной. Нарезали «чипсами», жарили на противне, перемалывали и варили. «Чипсы» тоже были ничего себе.

Об этом Ракшаю рассказал ведун. Вообще, Санькино обучение состояло из прослушивания устного народного творчества. Санька обычно говорил: «Ну, рассказывай свои сказки, легенды, тосты…», и шаман заунывным голосом начинал низвергать на ученика поток непонятных словосочетаний.

Санька и простую речь селян с трудом понимал, а стародавнюю тем паче. Мокша с Лёксой давали поблажку сыну, предполагая, что живёт он с медведями, потому и путается. А на самом деле Саньке мешало предыдущее прошлое знание русского языка.

Малолетний разум постепенно впитывал понимание речи, но селяне удивлялись непонятным словам, нет, да и выскакивающим у Саньки.

— Оверштаг! — Крикнул Санька.

Он сам себе удивлялся. Совсем не морской, если не считать, что родился и учился во Владивостоке, он вдруг к месту вспоминал «морские» словечки и даже судовые термины.

Мокша плавно выведя буер под ветер чуть резче дернул руль, и гик перевалился на другой борт. Буер встал на правый конёк и Санька вынужден был выдвинуть направо страховочный брус. Брус упёрся в лёд, конструкция заскрипела, но выдержала.

— Мокша! Ёшкин дрын! — Крикнул Санька весело. — Держи киль ровнее!

Он хотел сказать «руль», но и так получилось очень по-морскому. Саньке нравилось их путешествие. Они переночевали лишь однажды и то, лишь для того, чтобы не приезжать в Сарант в ночь. Переночевали почти с комфортом. Три кресла опускали спинки, а заднее ещё и выдвигалось вперёд, и становились удобными лежанками для троих. Укрывшись мехами, ночевалось ладно.

Городок стоял на левом берегу Саранта и левом берегу Дона. Стоял полдень и вышедшие на лёд постирухи ошеломлённо бросили стирку и заголосили на разные лады, размахивая красными от мороза руками. Тут же, откуда не возьмись, набежали ребятишки.

Ракшай налёг сначала на мягкий тормоз, а потом на жёсткий. Раздался жуткий скрежет, от которого заложило уши и едва не свело зубы, но буер встал у причала как вкопанный.

Санька выбрался из лодки через дыру своего люка и схватив верёвку шустро побежал к столбику причала, на который верёвку и закрепил. Сзади, потягиваясь и разминая суставы, вылез громадный Мокша, зафиксировавший рычаг заднего стояночного тормоза в позиции «С».

— Глядикось, да это Мокша! — Крикнула одна из баб всплеснув руками. — То мой свояк с верхних выселок!

Бабы сразу притихли. Мокша подбоченился и, признав жену брата, чуть поклонился ей.

— Здорово живёшь, Марфа! — Пробасил он. — Как дети? Как Кавал? Как Микай?

— Дети? — Удивилась баба. — Да что им будет? Вон сопли на кулак мотают… А браты твои живы и здоровы. А это твой, что ли, первец? Сподобил наконец-то господь?

— Наш. Вон и Лёкса приехала.

Лёкса как раз вылезала из своего «люка». Живот у неё уже был приличный и Марфа, заголосив, непонятно почему, снова, ловко поспешила по скользкому льду к буеру. Её грузное тело встретилось с Лёксой и они припечатавшись к борту, обнялись.

— Не завалите мне лодью! — Вскричал Мокша, веселясь.

Вслед за Марфой на лёд поспешили бабы, а за бабами ребятишки. Ракшай едва успел спрятаться под возвышающимся примерно на метр надо льдом причалом. Лёд за зиму нарос толстый. «Провалиться не должны» — подумал Санька, но на причал вылез.

— Глазеть, глазейте, но руками не трогать! — Крикнул Мокша, но куда там.

Все только и делали, что щупали и трогали. Лыжи, конки под ними, болты и гайки, которыми прикручивались коньки. Сообразил всё-таки Санька, как накрутить внутреннюю резьбу. Детали типа винтов Мокша знал. А теперь научился делать и гайки. На два века раньше исторического факта. Но Санька, о том, что опередил время, не знал. Головку болта и гайку сделали четырёхгранными. А ещё Санька научил Мокшу сделать «гровер». Это такая подпружиненная шайба. Резьбы были не точны, а нагрузки на коньки значительные, и соединения без гровера откручивались. Шайбы сделали из бронзы. Её было у Мокши совсем немного, но на двенадцать гроверов хватило.

Мокша спокойно подошёл к упорной балке, далеко торчащей с правого борта, вытянул её, и с этаким «демотиватором» двинулся на толпу. Он крутанул над головой восьмиметровую дубину, издавшую такой гул, словно заработал пропеллер вертолёта, и толпа моментально рассеялась.

— Не доводите до беды, бабы. Приберите малят.

Никого бить Мокша, конечно же не стал бы, но знал, что если не поставить ограничителей, народ растащит всё. Просто так. А после такого представления все поняли, что это имущество трогать действительно нельзя.

Как раз появились и мужички, и первыми спешили Мокшины браты: Кавал и Михай.

— Так их, Мокшаня! Гони на нас! — Крикнул Михай — самый старший из троих братьев.

Они все трое были широки в плечах и узки в бёдрах, одинаково русы и густобороды. И Михай, и Кавал мяли кожи и шкуры. Жёны их шили шубы, шапки, кожаные чуни мехом внутрь и сапоги на мягкой подошве, подвязываемые к поясу. На такие сапоги надевались лапти и сапоги носились долго. У Мокши, Лёксы и Ракшая тоже были надеты такие сапоги с «галошами».

— Что за чудо чудное ты привёл, Мокша?! Словно птица летела! Я видел! — Спросил Кавал. — Так чолны не плывут!

— Но катятся! — Рассмеялся Мокша.

Ему было радостно от того, что он наконец-то увидел братов и от того, что смог их чем-то удивить. Он был сильно младше и добиться их удивления дорогого стоило. Он забыл, что всё что им сделано это благодаря его малолетнему сыну и искренне гордился собой. Санька стоял и понимающе улыбался. Ему тоже было приятно, что они с Мокшей чуть-чуть другие.

Глава 5

Если селян «выселок» буер удивил, то городок, где жили родичи Мокши, буквально встал «на уши». Пришлось договариваться со старостой и с местным ведуном. Первый не сделал практически ничего, зато второй провёл нужный обряд. О том с ним договаривался Ракшай, имевший пару посланий от своего ведуна, вырезанных на липовых дощечках.

Через три дня, положенные хозяевам для ублажения гостей, браты насели на Мокшу с вопросами, что, да как? Куда — вопрос игнорировался, так как считался несчастливым. Но когда узнали, что Мокша с семьёй просто прокатился в гости без выгоды, покрутили у виска.