Изменчивая судьба (ЛП) - Блэквелл Тэмми. Страница 32

Каждый вечер Лиам выходил на улицу и обращался перед сном. Каждое утро я просыпалась в обнимку с теплым волком. Это было здорово, но так не могло продолжаться.

— Ты не можешь и дальше так делать, — сказала я пятым вечером, когда Лиам вышел наружу после заката. — У нас не хватит еды, чтобы питать твое обращение каждый вечер, — он просто стоял, держа руку на двери. — Ты даже сейчас не получаешь достаточно калорий. Ты не сможешь делать так всю зиму.

Он вернулся в хижину и взял с постели запасное одеяло, которым я пока не пользовалась. Только когда он начал складывать его в форме длинного прямоугольника, я сообразила, что он хочет сделать.

— Ты не будешь спать на полу, — взгляд, которым он меня наградил, заставил мои щеки покраснеть. — Господи, Лиам. Я не буду приставать к тебе. Просто ложись уже в чертову кровать, — я бухнулась на подушку и быстро развернулась лицом к стене. Я очень редко плакала от стыда, и если это будет один из таких разов, то я не хотела показывать Лиаму свои слезы. Это лишь взбесит меня и вызовет еще больше плача.

Иногда быть девушкой просто потрясающе круто.

Я думала, что он будет упорствовать и все равно ляжет на полу. Если так, то я решила, что не буду жалеть его или чувствовать себя виноватой. И по очереди спать на полу мы тоже не будем. Я не возражала делить кровать, так что не стану от нее отказываться.

Я собиралась поделиться этой мыслью, но тут почувствовала, как одеяло приподнялось, и Лиам скользнул в постель рядом со мной.

***

Следующее утро началось точно так же, как любое другое утро в Канаде. Я просыпалась медленно, моей спине было немножко прохладно, но остальное мое тело согревалось шерстью, в которую я вцепилась пальцами.

Вот только это была не шерсть.

Я медленно открыла глаза, затем в таком же черепашьем темпе приподняла голову, потому что мое лицо утыкалось в совершенно человеческую грудь Лиама. Я с чрезвычайной осторожностью по одному распрямила пальцы, отпуская толстовку, в которой спал Лиам. Мне потребовалось не меньше пяти минут, чтобы полностью отцепиться от него, хотя даже после этого его рука все еще лежала под моей талией. Я не знала, как отодвинуться, чтоб не разбудить, ибо я меньше всего хотела его будить. Я не смогу справиться с выражением ужаса на его лице, когда он поймет, как я прильнула к нему ночью. Моего собственного ужаса хватило с головой, благодарю покорно.

Я взвесила все варианты и наконец решила просто как можно быстрее скатиться с кровати. Если повезет, я окажусь подальше от кровати еще до того, как Лиам проснется и поймет, кто где был.

Я сосчитала до трех и метнулась на пол. И я действительно нашла пол. Своим лицом.

— Скаут? — позвал Лиам хриплым со сна голосом.

— Я в порядке, — ничего не пострадало, кроме моей гордости. — Одеяло не отпускало меня и схватило за ногу.

— Ууу, коварное одеяло, — протянул он зловещим голосом в духе фильма ужасов. Я выглянула поверх края кровати, убеждаясь, что призраки не похитили его и не заменили на подменыша, но он уже уснул обратно.

Глава 18

Жизнь в хижине быстро вошла в колею рутины. Каждое утро Лиам уходил рубить деревья. Поразительно, как много древесины надо для обогрева небольшого помещения, и особенно сложно удовлетворять эти потребности с помощью топора вместо бензопилы. Иногда я помогала с рубкой, но недолго. Обычно я бы заявила, что способна сделать любую мужскую работу лучше мужика, но рубка деревьев оказалась исключением. Особенно когда упомянутый мужик — Лиам Коул, возможный потомок самого Пола Баньяна.

В наш первый день здесь я нашла старую потрепанную книгу о выживании в глуши, «Войну и Мир» и «Анну Каренину». Я проигнорировала два гигантских тома, хотя не читала ничего с тех пор, как на заправке возле Милуоки Лиам купил мне книгу Николаса Спаркса, а я отплатила ему, зачитывая избранные отрывки вслух. Однако в сравнении с объемом и литературной сложностью «Войны и Мира» и «Анны Карениной» даже Николас Спаркс казался заманчивым.

Но книга о выживании стала моей лучшей подругой. Отец моего отца держал на полках всю эту серию книг и вечно говорил мне, что когда зомби захватят Землю, мне надо помнить, где эти книги, чтобы я могла выжить. Как оказалось, мне правда пригодились эти книги, хотя мне пришлось жить без удобств в глуши Канады вовсе не из-за живых мертвецов.

У нас не было огнестрельного оружия, которое могло бы облегчить охоту, но я сделала копья из веток деревьев, срубленных Лиамом. Сочетая суперспособности оборотня и охотничьи советы из книги, мне удавалось убивать что-нибудь примерно в каждой третьей своей вылазке. Затем, снова опираясь на советы книги, я свежевала и готовила добычу.

Когда я первый раз подала Лиаму нечто реально съедобное, я не могла перестать улыбаться, чтобы самой нормально поесть. Мое сердце болело от желания позвонить Джэйсу, Чарли и Талли, чтобы поделиться своими достижениями, в том числе и невероятными кулинарными навыками.

Каждый вечер перед заходом солнца мы тренировались. Я учила Лиама боевым искусствам, а он учил меня драться по-уличному. Я учила его использовать палку в качестве боккена, а он учил меня, как пырнуть противника ножом. Мы оба весьма часто пачкали свежий снег кровью, но нам это нравилось.

Наше расписание изменилось лишь в декабре. Я мысленно толкала страстную речь о том, как несправедливо не изучать плетение корзинок в колледже, и пыталась соорудить корзину из лыка, и тут Лиам притопал из леса, таща за собой маленькое вечнозеленое деревце.

— Ты что творишь? — было бы логичнее разрезать его на куски там же, где он его срубил, а потом принести сюда по кускам.

Улыбка, озарившая его лицо, сделала Лиама похожим на пятилетку.

— Сегодня шестое декабря!

— Да, я видела на календаре, который ты упорно выцарапываешь на стене.

Его мальчишеский энтузиазм ничуть не угас от моего цинизма.

— Это День Святого Николая!

— Ну естественно. День Святого Николая, — что бы это ни значило. — Ты помнишь, что я не канадка, да?

С ноября похолодало, и теперь мы «предвкушали» дни, когда нынешний дубак будет самой теплой температурой дня. Мы редко выходили на улицу без полного обмундирования в виде шапок, шарфов и перчаток, но сейчас Лиам сбросил свою вездесущую шапку, и снежинки блестели на его каштаново-медных волосах. Его зубы были ослепительно белыми, глаза казались почти серебристыми на фоне красных щек.

— День Святого Николая — это европейский праздник, а не канадский, — сказал он, не переставая улыбаться. — Моя семья всегда праздновала, ставя рождественскую елку и кладя конфеты в нашу обувь.

Европейцы такие странные.

— Так это наша рождественская елка? — она была маленькой, не шла ни в какое сравнение с искусственной елью, которую моя мама ставила каждый год, но я держала рот на замке, чтобы не показаться вечно недовольной. Не говоря уж о том, что я не хотела, чтобы пес (или волк) уделал меня, продемонстрировав, что даже уродливое дерево можно сделать красивым, если нарядить его с любовью.

Наши обычные повседневные дела были отложены, чтобы затащить елку внутрь и установить ее. Как только она оказалась прочно закреплена на месте, я не сдержалась.

— O, придите, все верующие… — начала я.

— Радостные и торжествующие… — присоединился Лиам.

Мы дошли до первых трех слов второго куплета, затем осознали, что не помним, как там дальше.

— Лиам?

— Да?

— Возможно, мы — два худших певца в истории всего мира, — я ничего не знала о тональности или вокальной гармонии, и как определить хорошее пение, но даже мои уши, на которые медведь наступил, различали, как ужасно звучало наше пение.

— Даже хуже той девушки, которая радовалась пятнице?

— Да. Даже хуже Ребекки Блэк.

Лиам вздохнул.

— Видимо, больше никаких рождественских гимнов.

— О чем ты говоришь? Мы будем петь постоянно. Ты знал, что мне никто не позволяет петь? Энджел говорит, что это причиняет боль ее ушам, а Джэйс утверждает, что я сбиваю его с ритма. Но ты… — я ткнула его пальцем в грудь. — Ты тоже не умеешь петь. Я не могу сделать твое пение хуже, чем оно уже есть.