Небо в огне (СИ) - Younger Alexandrine. Страница 42

— Эх, ты, морда! У тебя из-под носа жена удирает, а ты? Где все твои клятвы о вечной любви, ты же встать со мной с постели не хочешь! — Лиза пытается отнять одеяло из космических лап, но вместо этого видит, как симпатичная физиономия Коса недовольно кривиться. — Космический, вставай! Я смотрю на тебя, и мне ещё больше спать хочется…

— Чё? Бля, Лизка, хер ли тебе не спится, а? Свет… — невольному Холмогорову приходится открыть глаза и сразу же зажмуриться от внезапно включенного в спальне света. Но он совсем забыл про то, что к трем часам квартира будет наводнена гостями. — Подъем? Блин, забыл… Забыл! Твою мать…

— Часов восемь, будильник на половину ставила, но сама пролежала ещё потом, — оглушительно зевнув, Елизавета медленно поднимается с кровати, осматривая пространство в поисках комнатных тапочек. — Доброе утро! И давай без «твою мать», а сегодня ты только мой…

— Алмазная, тебе ли мне объяснять, какое у нас с тобой доброе утро должно быть? — Космос протягивает к Лизе руки, чтобы она удобно разместилась в его объятиях. — Лиз, иди ко мне? Ну, Лиз! Не упрямься, темно ещё на этой кухне и страшно. Правда…

— Вот всегда бы так про кухню говорил, — Холмогорова не могла признать, что была фанатом ведения домашнего хозяйства, но нанять домработницу в помощь не желала — не терпела чужого присутствия в своем доме, — но не сегодня же…

— Да там сейчас темно и страшно, — Космос удобнее растягивается на кровати, всем видом показывая, что поспал бы ещё лишний часик, — зуб даю!

— Без тебя темно и страшно, — Лиза присаживается на кровать, и, захватывая ладони мужа в свои, спешит напомнить ему про то, что её действительно волновало, — но после десяти, пожалуйста, Кос! Попробуй, может быть, у тебя получится дозвониться до питерских. Или узнай у кого-то… из знакомых!

— Расслабься, милая, всё будет хорошо, — не знал Космос, почему их ленинградские, то есть уже два с лишним года, как питерские родственники не брали трубки, а его дружбан Гела находился в неведении относительно того, что происходило в городе юности, но хотя бы ради приличия можно было ответить, что всё в норме. Или нет. Ведь в питерском воздухе вечно что-то сотрясалось. — У нас так точно без осадков. Дожди не ожидаются, а снега ты любишь.

— Эгоист? — она любила его и таким. Другого бы не смогла, как не пророчили. И поэтому так уютно прижимается к сильному телу, находя спасение от всего мира в родных руках, хоть и утро, полноправно вступающее в свои мирские владения, не дает им минуты покоя. — Глупость спросила. Меня все устраивает! Ладно, чуть-чуть полежим. В самом деле, лениво!

— Это уже не испортит моей говенной кармы, а тебе с этим жить, — бежать от очевидного бессмысленно, но Космосу нет дела до перечисления своих грехов, — это я тебе как сын профессора говорю!

— Может, я твою хромую карму обелить пытаюсь? Хоть я на роль совести не претендую… — Лиза негромко смеётся, надеясь, что звук её смеха не дойдет до детской, — и мне поздно! С кем поведешься — от того и забеременеешь…

— Да я разве против, красивая?

— Сам на это напросился!

Нередко Лизе казалось, что она не помнила времени, в котором Космос не присутствовал в её судьбе. Жизнь с родителями была несоизмеримо далека, заслонена осколками памяти и притупленной болью. Трудно не сказать о том, что сын профессора астрофизики занял самое большое место в сердце Лизы. В этом с ним могла соревноваться только Аря, которую сложно отделить от собственного отца. Благодаря любви Космоса за прошедшие годы Лиза будто заново родилась и в чем-то безвозвратно переменилась. В конце концов, она стала матерью, обретая в новом человеке основные ориентиры. Среди множества факторов положительных изменений, связанный с Ариадной — главный.

И какое счастье, что причина всего самого хорошего спала, подложив ладошки под пухлую щеку.

— Жаль, блин, что такого сабантуя, как тогда не выйдет, — с толикой сожаления произнес Кос, смотря на свадебную фотографию, стоявшую в рамке на прикроватной тумбочке, — а из Фила фотограф, как из меня мент. Сто пудов!

— Что ж ты так большого брата обижаешь? — Лиза вступается за Филатова, отдавая дань его умению фотографировать. — Все наши лучшие фотки из роддома — его заслуга! Сашку-то на пару карточек хватило.

— Ничего не обижаю, Лизок, — голубоглазая прячется от первых солнечных лучей в его руках, и, сильнее прижимая к себе жену, Космос ощущает абсолютную умиротворённость, — но я про нашу свадьбу. Вот собрание было, так собрание! А ты тут суетишься прям из-за полутора землекопов.

— Сегодня я с удовольствием обошлась бы только твоим и Арюшкиным обществом, — в отличие от Коса Лиза не могла отнести себя к любителям шумных компаний, — тебе ли не знать?

— Да, алмазная, знаю и разделяю… — многозначительно потягивает Холмогоров. Ему нравилось проводить свои драгоценные часы вместе с женой и дочкой, хоть часто такое времяпровождение могло быть прервано внезапным звонком или срочной поездкой. Но к этому Космос давно привык, ведь каждый сам выбирает свои беспокойства. — Всё к этому идёт. Народу всё меньше, а рожи всё недовольнее!

— Особенно твоя, да? — сожаления Космоса легко свести в шутку, что Лиза и проделывает. Если у них и есть свободные минуты, то они потратят их без должной рациональности.

— Вообще-то, потомок эстонский, твои чухонские родичи славятся этими качествами, — Холмогоров, примерив на себя роль парикмахера, превращает гладкие волосы жены в подобие взрыва, не позволяя ей вырвется, — хрен пойми, что на лице написано! Вот и приходится на чистую воду выводить…

— Да что же у тебя за фобии, космонавт? — Лиза поддается ладоням мужа, давая ему возможность почувствовать себя победителем. — К продуктам интернациональной дружбы…

— Не выгонять же меня из-за этого на диван? — Кос скорчил боязливую физиономию, намекая, что переезд в гостиную ему не по нраву.

— Я подумаю!

— Постарайся…

— Ты же с собой меня потащишь!

— И как ты догадалась?..

Вместо ответных слов Лиза накрывает мужские губы поцелуем, уверяя в своей абсолютной любви и бесконечной нежности, от которых, порой, захватывало дух. Дышать становилось трудно, коленки безвольно слабели, а всё потому что любовь с каждым днём открывалась по-новому. Космос стремительно отвечал на трепетный призыв, признавая, что давно растворился в своих взаимных чувствах. Никому и ничего не нужно доказывать…

Преодолев утреннюю вальяжность, квартира зажила привычным распорядком.

День обещал быть долгим, но удачным.

***

Когда на пороге, раньше назначенного времени появились первые гости — Пчёлкины полным составом, стол был почти приготовлен. Космос и Витя надеялись стать первыми дегустаторами, пока Павел Викторович не отозвал их на перекур, а Лиза, с небывалой дочерней покорностью, слушала Валентину Анатольевну, которая наконец-то осталась довольна домовитостью племянницы. Ведь этому она её учила!

— И всё хорошо у тебя, Лизонька, — с выражением полного удовлетворения на лице говорила Пчёлкина, — всё при тебе. Муж тебя не обижает, а дочка умницей растёт. Не нарадуюсь!

— Тёть, мы начинали с того, что я хорошо запекла курицу, — Лиза предвидела, о чем сейчас может заговорить тётка, — и повар во мне ещё не умер. А ты про Космоса, Арю и какие они у меня молодцы. Нет, я согласна! Но опять от Моисея пошли…

— Вот и держи их так, — семья составляла для Валентины важнейшую ценность, — чтобы не рассыпались. Одну послушаю, а дочь взяла и развелась через год после свадьбы. У другой зятя в тюрьму посадили, за делишки темные какие-то, а был такой приличный парень. Слухи ходят про то, что подстреливают таких, как… Ой, что же это я, глупость хотела сморозить!

— Тёть Валь, а ты не смотри новостей и не слушай подруг, разносят всякое, — всю жизнь прожив за спиной Павла Викторовича, Валентина Анатольевна тем не менее представляла, что творится за окном. И что жизнь пошла другая, странная и всё течёт не по-людски. Прошли понятные времена, да и были ли они ясны? — Сама знаешь, что правды в этом нет. Сколько раз мы про это с тобой говорили? И даже когда я жила с вами, а ты всё про своё и на своём. Разве можно?