Небо в алмазах (СИ) - Younger Alexandrine. Страница 88

***

Двое на кухне, початая бутылка горькой и закуски — все это, как минимум, сулило серьезный разговор. Но как же быть, если вас в помещении не двое, а четверо. И все вы раскиданы по разным углам квартиры, пытаясь собрать себя заново. Кто-то дрыхнет сном праведника, пытаясь собрать себя хотя бы часам к двум, а Пчёла поспел быстрее, просыпаясь в невиданную для себя рань — девять утра, и лунной походкой добираясь до кухоньки. Ведь бутылка опохмелки горюет, как одинокая березка. Правильно Томка верещала им на свадьбе — надо меньше пить! А то в следующий раз придётся прыгать на морозе, как легендарный Женька Лукашин, перепутавший Ленинград и Москву…

Потому что вчера наконец-то случился пир на весь мир. Почти как в старые добрые времена на даче Царёвых (вечная ей память), но с большим размахом и издевательствами над бедной печенью. Не без надрывных песен под гитару и моря пенного. Каждому из друзей хотелось кричать от радости и невиданной удачи, которой обернулся тяжелый разговор со старшими. Работая на них, Белый не забывал обеспечивать собственные тылы и набирать костяк в свое стремительно растущее движение. Не каждому нравится сидеть за чьей-то спиной, и все найденное и лакомое делить с поднадоевшей крышей. И когда Саня, долго расписывая грядущие планы, объявил друзьям, что их собственное дело не терпит отлагательств, то Пчёла без споров поддержал бывшего ловца вулканов.

Конечно, Белому пришлось пройти сложную промывку мозгов, совершенную самым главным из старших — Анатолием Михайловичем Червоновым. Этот седовласый мужчина, не растерявший хватку, приобретенную на службе в торговом представительстве (с которой давным-давно был уволен по собственному желанию), больше похожий на академика, чем на полузаконного предпринимателя, покрывал умную голову Александра трехэтажными матами и более сложными конструкциями, прежде чем смог выслушать предложения «Бригады» спокойно.

Подвоха от своего человека, которым Червон считал Белого, он справедливо не ожидал, и поначалу, судорожно хватал ртом воздух, пытался поставить зазнавшегося паренька с окраины на место. Чтобы делал молокосос, если бы Червонов не вздумал дать ему убежище от людей Мухи, пуще ментов желающих разделаться с мнимым обвиняемым? Чтобы предприняли Космос и Пчёла, пытаясь защитить друга детства от неминуемой расправы Люберецких?

Но Сашка с завидным упорством стоял на своём, взывая к тому, что больше не может плясать под чью-то дудку. Теряя остатки гнева, вызванные внезапным ударом в спину, Червон, за час опустошивший пачку дорогих сигарет, ответил на разумные доводы Белова. Он умел смотреть по сторонам, видеть перспективу и выгодно растрачивать средства. С окрепшей силой, которую являла собой «Бригада» Саши Белого, нужно считаться, и предугадывать наперед, куда кривая заведёт. Скрепя сердце Анатолий Михайлович вручил карты в руки Саши, оставляя за собой право на прибыль со старых точек.

И теперь они вчетвером осуществили мечту, ещё полтора года назад являвшуюся лишь в снах сказочного идиота. Подумать только, новая эра! Свобода, самостоятельность… Свое дело, стабильно приносящее доход, гораздо больший, в сравнении с тем, который падал в карман Пчёлкина ещё года три назад! Почти как «перестройка и гласность», только ставки вдвойне высоки. И Витя не собирался лишний раз теребить чьи-то моральные принципы, и раздумывать, что он живет неправильно, презрев почтенную профессию какого-нибудь инженера на заводе. С похмелья бы только эти кабинеты ему не снились…

По крайней мере, Пчёлкин, больше не будет чувствовать себя последним отребьем, появляясь в доме семейства Голиковых на Патриарших прудах. И не станет вяло пожимать плечами на назойливые восклицания бывшего соседа Артурика, что «Витька не на том гребет бабки…». Обойдемся без советов лиц в малиновых пиджаках, и предоставим свое будущее в собственные здравомыслящие путы.

Однако Пчёла не может смотреть ни на бутылку «Золотого кольца», ни на поле закуски, которую достали в жутких количествах. Мало ли, ему бы собрать в кучку находчивый мозг, и вспомнить, за какой хрен он опять так нажрался? Опять…

— Блять, Пчёла, нахуй… Выглохтал всё, кто ж так делает? — космический голос раздается из глубин кухни съемной хаты Белого. Да как он ещё не скопытился после того, как уговорил полторы бутылки коньяка, и не выбежал умываться снежком в двенадцать ночи? Бычье здоровье. — Пчёла, Пчёл… Голос хоть подай, где ты, рожа пивная?

После вчерашнего кутежа у Пчёлкина практически нет сил ответить Холмогорову, без пяти минут как женатому на его младшей сестре. В голове назойливо суетился вальс из звездочек, образованный из свежего «Чинзано», запитого огуречным рассолом, заботливо заготовленного для сыночка Сашеньки Татьяной Николаевной. И поэтому из коридора к ногам сына Космоса летит пустая надорванная пачка «Самца», с характерным исправлением латинской буквы «L» на обложке. Косу явно лень нагнуться, чтобы выкинуть трофей, а Пчёле остается только глупо ржать над другом, предугадывая его реакцию.

— Твою мать, нашлась пропажа… — сонный и помятый Космос оборачивается, чтобы увидеть растекшуюся тушку Пчёлкина, сидящую в позе зародыша рядом с магнитофоном. — То есть, ты так и собрался тут задницу морозить…

— Волнуешься, чудище? Та жив я, как видишь, почти здоров… — Пчёла с завидной регулярностью клацает по кнопкам техники, морщась, когда в коридоре раздается родимая C.C. Catch, плакатами которой Белый разукрасил весь свой коридор, да так, что Оленьке потом — хоть обои новые добывай. Персиковые в крапинку. Жалко девочку. Очень. Особенно в последнее время, стоит увидеть, как пышущий гордостью Саня ведет свою скрипачку по знакомым Пчёлкину улочкам. — Чё орёшь-то, громила? С утра не сравши…

— Да я смотрю, ты квасить продолжаешь, ядрен батон?

— «Чинзано», чудовище ты комнатное! Натуральное! Было, блин…

— Сам ты, Пчёл, «Чинзано» натуральное, а я вчера достал «Чинзано» — натуральный! Высший сорт! Одобрено, меж прочим, конгрессом астрофизиков.

— И я его уже уговорил!

— Тебе ж хуже, чинзанщик…

— Слово-то придумал, с бодунища!

— Сложное, почти как птеродактиль.

— Какой у тебя охуительно богатый словарный запас!

— Мама в детстве сказок много читала…

— А мне сестра все сочинения писала, куда мне, деревне, до Вас аристократов!

— Оно и видно… — Космос медленно подходит к другу, и, протягивая ему широкую ладонь, помогает подняться. Ни шатко ни валко, но они доходят до стола, на котором все ещё покоилась банка с недопитым рассолом. — Бери, уступаю…

— Ни финты себе! — искренне удивляется Пчёла, когда спасительная жидкость уже попала в его организм, и он с блуждающим взглядом уставляется в окно, за которым особо неугомонные ребятишки уже гоняют в футбол, сопровождая это резвыми криками. — Космосила проявляет чудеса гуманизма, ёпт тебя…

— Меня не надо, — Космос запрокидывает голову, пытаясь прогнать от себя марок похмелья, с которым уже давно научился мириться, — потому что, Пчёл, меня надо любить, уважать, ну и кормить по часам…

— Ой, бля… С этим шуруй к Лизке! Правда, Кос, ты не такой красивый, как моя сестра… Тебя б на обложку «Бурды» не напечатали…

— Зачем мне «Бурда-моден» твоя, Пчёлкин? Не баба ж я, — потягиваясь, интересуется Кос, и открывает забытую на столе пачку сигарет. Дым проникает в легкие, и даёт расслабиться… Хотя бы от того, как они с Филом бегали по району в поисках лишней бутылки «Столичной», вспоминая все знакомые точки. Пока кто-то решил разбавить свои холостяцкие деньки, — а мою физию прошу печатать на банкнотах…

— На пятере?

— Да иди ты…

— Ну ладно, червонец…

— Номиналом не ниже сотни, Пчёлкин. Любой нумизмат охоту объявит!

— Не продешеви, — беззлобно отвечает Пчёла, выхватывая из пачки Космоса одну сигарету. Вообще-то, мальборовские он не курит, но тащиться на лоджию, и вскрывать заначку Сани откровенно лень. — Ну, чё?

— Чего, жучок? — Космос без предложения вручает другу зажигалку.