Небо в алмазах (СИ) - Younger Alexandrine. Страница 87

— Да, Софка, не зря ты философию прогуливала, чтобы потом со мной к пересдаче учить, — Лиза вынуждена согласиться с подругой, — выстраданная тройка!

— Бодрая, — заверяет дочь профессора уголовного права, — и вообще, херня полная твоя философия, Лиза! В жизни у каждого своя… Вот у Пчёлы, во, — девушка показывает пустую пачку «Camel», — цыбарить, пока пыхтеть не начнет! Или из ушей не полетит…

Тем временем деятельной Филатовой не сиделось на месте. Оставив увлеченных философией подруг возле дивана, она решительно прошла в коридор, и обесточила кухню. Послышался обреченный вой оленей на привале, знакомые изречения «еханный бабай» и «твою мать». В следующую секунду, как на пожар выскочил Пчёла. Недовольно щурясь от яркого света в коридоре, засластившего глаза, выползли и остальные спорящие.

— Закончили свой совет в Филях? — Тамара поспешила закрыть дверку на кухню, из которой несчастно валило как на табачной фабрике. — Мы уже не ждали, мальчики!

— Тамарка-педагог, это вам не персики на базаре толкать, — Пчёла не удержался, направляя находчивое жало в сторону сестры и её красивого окружения. — Чё, Лиз, смешно тебе опять? Ржете тут, штанины на диване протираете, а Томка уже методу придумала!

— Витя, чья бы корова мычала? — Тамара слишком долго знала брата Лизы, чтобы реагировать на его уловки и шуточки. — Возьмёмся воспитывать и тебя, если такой умный… Софе помощь нужна, это мы уже поняли.

— То есть, Томк, думаешь, что Лизка за девятнадцать лет не справилась. Замуж с горя выйти надумала! И за кого? За Космоса, председателя съезда всесоюзной клоунады! А у тебя с Филом попрёт? — улыбаясь во все тридцать два зуба, отвешивал свой ответ Витя, и продолжал отпираться дальше. — Говно-вопрос, да здравствует наш родной суд, Тамар Григорьевна! Доверяюсь в ваши руки…

— Угомонись, рыжее бедствие! Если бы твоей сестрой была Тома, то ты бы сейчас строевую отрабатывал, — Пчёлкин не сдался внутренним войскам советского союза, но лишний раз напомнить ему ненавистное слово «армия» грехом не считается.

— Это всегда, пожалуйста, сестрица, — Витя никогда не устанет спорить со своей младшенькой, с которой они, что называется — двое из ларца, сделано с любовью, — я пацан послушный! Только на грудь приму, дубак на улице, пиздец.

— Я не это имела в виду, опылитель, — лучше других Пчёла воспринимал внушения Лизы, которая в таких случаях просто закрывала его красноречие при помощи ладони. Временами они менялись местами. Лиза казалась себе старшей сестрой, а не надоедливой мелкой проблемой, братец которой всегда запрещает приходить домой поздно, — и рот «Поморином» прочистить не забудь, чтоб не воняло.

— Пчёлкин, иди же ты уже к чертовой бабушке! Проблемный, хуже Кабана, — последнее слово в споре Томы и Вити всегда принадлежало Филу, который мог не только урезонить советчика, но и при случае надавать по ушам, — а то «Поморином» не обойдешься, придётся латать канал. Сам знаешь, боксеров бывших не бывает, как ментов…

— Охренеть! — Пчёла недовольно фыркал, всем своим видом напоминая рассерженную лису, и пытаясь освободиться от рук Лизы, наводящих на его кудлатой голове невспаханное поле. — Уже и отсоветовать нельзя! Одно «гав-гав» в ответ…

— Так тебе и надо, Пчёлкин, — Павлова запрыгивала на спину брата под азартное скандирование Космоса, которого хлебом не корми — дай нелепых зрелищ вместе с жуком в главной роли, — будешь меньше права качать…

— Та ему не привыкать… — Белов, все ещё перебирающий по кусочкам каждое слово Космоса, поднимает свою спутницу с пола, с гордостью указывая Суриковой: — И это мои друзья! Да, Оленька…

— Ребят, да мне уже его жалко, давайте дружно от него отвалим? — Софа вступает в оживленный разговор друзей последней, перетягивая Пчёлу на себя, и ласковым жестом, приводя в порядок его растрёпанные волосы, отдающие медью. — Иногда, но жалко!

— Соф, чего ты этого клоуна защищать бросилась, перетерпит, дурья башка! Держи в ежовых руковицах!

— Ослы египетские, посоветуйте ей ещё, я ж совсем пиздабол и идиот! Ничего так, нахер, реклама! Вот так вот, чума! Ничего хорошего видеть не хотят, всё рыжий и плохой…

— Пчёл, да ты сплошной повод для ржача, — Кос, которого Пчёла извечно называл клоуном, упрямо выдвигал свой неизменный аргумент, — а смех продлевает жизнь!..

***

Стоит большой компании разойтись по разным точкам густонаселенной столицы, Космос обнаруживает карты рубашками вниз, разбросанные по полу в гостиной. Значения этих картинок с цифрами и однотонными лицами Холмогоров вряд-ли когда-нибудь поймет, но не может удержаться от вопроса, любопытно наседающего на его сознание:

— Милая, — когда Лиза снова появляется в комнате, Кос распахивает для неё широкие объятия, и девушка с удовольствием усаживается к жениху на колени, — милая, где гуляла? Чего не со мной?

— Б-р-р-р, ревнивый! Допустим — кота кормила, — Павлова не обращает внимания на беспорядок, оставленный после гостей, и без задней мысли откидывает спину назад, полностью умещаясь в руках молодого мужчины, — ты его заморил.

— Не я, а Белый, это он решил на кухне забаррикадироваться.

— Успешно? — Лиза и без ответа жениха знала, что он промолчит, без слов уверяя её в успехе предприятия одной улыбкой. Либо подмигнет, и предложит провести время с пользой. И не только для организма и будущих поколений. — Колись…

— Малыш, не об этом речь, — Кос вытягивает палец, и показывает на небрежно разложенные карты. — Опять народ пугала? Говорил же, выкинь к чертям собачьим…

— Может, у меня пасьянс удачный? Всё по кайфу, а бестолковые короли не врут…

— Ну-с, а мне, куда выпадет карта? — он шутливо произносит вопрос, но на лице голубоглазой внезапно появляется тень расстройства, и она оборачивается, отрицательно качая головой. — И почему еще «нет»?

— Во-первых, я тоже не слишком верю в эту чертовщину, — девушка, накручивая золотистый локон на палец, продолжает перечисление, — а во-вторых, Космос, я не хочу прогадать нашу жизнь. Потому что и так лучше некоторых знаю, что любая цыганка напророчит тебе на руке древнееврейское имя одной сестры победителя! Из девяти букв! В переводе, кстати — моя клятва. Не с языка греческих философов снято, но всё же…

— Родная, да не бойся ты, сам без бабок-гадалок знаю, — впервые за долгое время Космосу не хочется поддерживать спор с неугомонной сестрой Пчёлы, выпавшей ему козырной дамой червей, — чтобы от меня уже не убежала…

— Да, Космодром, ни за что! — Лиза коротко целует мужчину в губы, давая понять, что она и в самом деле не собирается от него убегать — ни в родной Ленинград, ни в институт, чтобы грызть гранит науки, ближе подбираясь к заветной цели получения высшего образования. — К счастью, этот новый год мы точно встретим вместе. И ты не будешь обрывать провода ленинградской квартиры моей Ёлки, названивая мне.

— А ты звонить моему бате, чтобы передать поздравления.

— И молчать тебе в трубку, правда?

— Вот именно…

Несколько суматошных недель календаря сменят девяностый год на совершенно новый период их жизни, но Космос и Лиза слишком увлечены друг другом, чтобы об этом задумываться. Поцелуи и объятия прерывает лишь назойливая трель звонка, разрушающая романтическую тишину в квартире номер пятьдесят.

— Не открывай, блин! — оторвавшись от желанной девушки, просит Космос, не пуская её от себя. — Лиз! Не пущу…

— Это Софа, она конспекты забыла, не кривляйся ты, Кос… — со смехом Лиза пытается выпутаться из оков Коса, взывая к его доброте. — Дай, пойду, открою. Человек впервые за долгое время к знаниям тянется, лови момент!

— Там, где твоя Софка — там и пчелиный заговор! Этот кирдык её так обучит!

— Не бузи, а то потеряешь свидетеля!

— Я ему, бля, та-а-а-к потеряюсь!

— Я не сомневаюсь.

За дверью и вправду оказалась рассеянная Голикова, с виноватым видом выхватившая у подруги тетрадь с учебными записями. Софа порывисто и быстро приобняла худые плечи Лизы, и в следующую секунду растворилась в темноте подъезда, резво соскакивая с бетонных ступенек вниз. Клич, раздавшийся из глубин нижних этажей, довершил ребус, составленный Лизой за минуту — внизу подругу ждал неисправимый и не исправившийся Пчёла…