Драконий берег - Демина Карина. Страница 13

Просить стоило бы мне, но я не умела.

Проклятье, я ничего не умела, когда речь заходила о людях.

– И эту тоже? – он ткнул пальцем в мой снимок.

– Нет.

– Зря.

Может, и так.

– А…

Матушка ушла.

– С вами хотят поговорить по очереди, – Маккорнак развел руками, и показалось, он чувствует себя виноватым. За что? – Таковы правила. И вообще… может, это они ошиблись?

Слабая надежда.

– Нику звонили?

– Нет. Просили родню, а он… просто приятель.

Я кивнула.

Просто.

Просто приятель. Просто человек, который знал Вихо лучше прочих. Просто тот, кто две недели провел в пустыне, возвращаясь, только чтобы пополнить запасы воды, но отыскал-таки машину. И тело неподалеку.

– Ник говорил, что не верит, – мне было проще разговаривать, стоя к собеседнику спиной. Отчасти и поэтому меня считали странной. – Что… это не мог быть Вихо, но…

– Я настоял.

– Да.

Губы кусать не стоит. След остается. Много красных точек, будто москиты погрызли. И я пытаюсь совладать хотя бы с этой дурной своей привычкой.

– Гм… мне жаль, но эти поиски… пустыня не всегда отдает свое. Ты же знаешь.

Я кивнула. Знаю.

Пески…

Люди порой уходили, чтобы не вернуться. Тот же старик Дерри, в котором драконьего было куда больше, чем человеческого. Или Грейсленд. Его искали всем городом, но безуспешно. Мик-Спиди, заядлый самогонщик, веривший, что уж он-то пустыню знает.

Крогвар.

И чужаки, время от времени решавшие, будто до Долькрика не так и далеко, час дороги. Иногда пустыня оставляла машины. Железо ей не нравилось. Куда реже удавалось находить тела. Сколько на кладбище пустых могил?

– Останови я поиски, вы бы, во-первых, не послушали. А во-вторых, продолжили бы носиться с мыслью, что он каким-то чудом выжил. Да и… я сам верил. Честно.

А вот врать у него получалось плохо.

Но я кивнула.

Глава 7

Матушка вышла.

Она выглядела одновременно рассерженной и несчастной, впрочем, второму я не слишком верила, поскольку слишком уж она свыклась с этим, однажды созданным образом бедной женщины. А вот злость – та была настоящей.

Губы поджаты.

Глаза прищурены. Пальчики стискивают розовую сумку так, будто матушка с трудом сдерживается, чтобы не разодрать ее на куски.

И все же она справляется с собой.

Делает вдох. Отпускает сумочку, которая повисает на ремешке, и касается пальцами лица. Подхватывает несуществующую слезу и говорит:

– У вас… не найдется воды? – ее голос дрожит, и Маккорнак верит.

Ей все верят.

Он спешит успокоить несчастную женщину, а меня ждут. За дверью. За этой вот тонкой дверью, где меня будут спрашивать про Вихо.

Только ли про него?

Внутри холодеет, а пальцы мелко подрагивают. Я чувствую страх. И он сильнее меня. Еще немного – и я сбегу, хотя нельзя. Тот, кто бежит, он заранее виноват.

В чем? Неважно.

Я делаю шаг к двери. Я, завороженно уставившись на нее, протягиваю руку, касаюсь шершавого полотна. Толкаю. И дверь подается.

– Добрый день, Уна… – этот голос смутно знаком, как и мужчина в сером гражданском костюме. Я моргаю.

Я хочу разглядеть его, но не получается.

Он стоит напротив окна, и солнце светит мне в глаза, стирая черты его лица. Я вижу только костюм. И еще загорелые руки. Белые полосы манжет. Запонки круглые. Они украшены зелеными камнями, и это вдруг кажется неуместным франтовством.

– А ты мало изменилась.

Том? Быть того не может!

– Томас. Томас Хендриксон, если ты помнишь, – он чувствует мою неловкость и делает шаг навстречу. А я с трудом сдерживаюсь, чтобы не отступить к двери.

Протягиваю руку.

И ее берут, осторожно так, будто опасаясь причинить боль, сжимают.

– Ты изменился, – собственный голос я слышу словно бы со стороны.

– Так… сколько времени прошло.

Он высокий. Выше меня.

А это случается редко, потому что даже Маккорнак одного со мной роста. Билли был ниже, и это его злило. В том числе и это злило.

Томас.

Надо же… изменился? Или нет? Я не помню. То есть все помню, кроме лица. И еще то, что он светлым был. И светлым остался. Правда, теперь волосы не торчат дыбом. Аккуратная стрижка.

Правильные черты лица. И зубы на месте.

– Фарфоровые, – он понял, на что я смотрю, и широко улыбнулся. – Лучше тебе не знать, во сколько они обошлись…

– Я…

Сглотнула.

А если… если он здесь? Выгнал Маккорнака из собственного его кабинета. Это ведь не просто так? Приехал из Тампески.

– Успокойся, – мою руку он отпускать не спешил. – Я не собираюсь мстить. Да и… по меньше мере мстить следовало бы не мне. Я был глупым наглым мальчишкой, который вовремя получил по заслугам.

Томас потянул меня за руку, заставив шагнуть к стулу.

– Садись. Пить хочешь? Или, может, попросить, чтобы чаю принесли? Ты выглядишь усталой.

– И грязной.

Не знаю, зачем я это сказала. Наверное, затем, чтобы сказать хоть что-то.

– Есть немного. – Его фарфоровые зубы было не отличить от настоящих. – В горах была?

– Была.

– Кто-то…

– Изумруд. Помнишь?

Он покачал головой. Ну да, откуда ему. Местные драконов видели, но издали. И имен знать не могли. А костюм ему идет. И прическа эта. И сам он… матушка сказала бы, что вышел в люди. Вышел. Вижу.

– Мне к горам ходить запрещали.

– А ты слушал?

– В тот раз, когда ослушался, папаша вытащил ремень… он его частенько вытаскивал, порой просто чтоб мы не забывали, кто в доме хозяин. Но в тот раз… я неделю пластом лежал.

– Мне жаль.

– Пустое, – Томас отмахнулся.

И подвинул бутылку с водой. А я поняла, что дико хочу пить. У меня имелась своя фляга – глупо ходить в горы, не взяв с собой воды, но теперь захотелось именно этой, чистой, из стекла. Она вкусная, наверное. Вкуснее любой другой.

– Пей… Чтобы ты не думала всякого… тогда я на тебя злился. Ты и зубы выбила, и по лицу прошлась, – он повернулся боком, и я разглядела тонкую паутину шрамов. Со временем они стали почти незаметны, но не исчезли. – А отец еще добавил. За то, что позорю его… с девчонкой не справился. Не справились. Потом как узнал, что у меня нож был, так снова добавил. И к дядьке сослал. А дядька у меня из полиции. Он… в общем, выяснил подробности и сказал, что нам повезло, что если бы мы сделали то, что собирались, то сели бы. Он попросил своего приятеля, который в тюремной охране работал, устроить экскурсию. Знаешь… помогло.

Он открыл эту треклятую бутылку. И подал.

Холодную. С капельками влаги. Такую, что… я взяла.

– Лицо мне подзашили. С зубами, конечно, сложнее. Оказалось, их нельзя делать, пока челюсть не вырастет. Так что злился я долго. Я решил стать копом, чтобы тебя посадить.

– И… как?

Вода, к огорчению моему, оказалась обыкновенной, разве что чуть пахла лимоном, но запах этот скорее раздражал.

– Как видишь, – он развел руками. – Сперва и вправду в копы пошел. Пару лет патрулировал, потом взяли в отдел по борьбе с мелкими правонарушениями. Там… не повезло наткнуться на один груз.

Я едва не подавилась водой.

Сказать?

Нет, я не настолько наивна, чтобы давать повод.

– И так уж вышло, что перевели, стал заниматься наркотиками, а потом уже и работу в Бюро предложили.

– И отказываться ты не стал?

Совпадение? Почему именно он? Из всех треклятых федералов, которые есть в Тампеске, почему именно он?

– Сама видишь. И да, теперь я понимаю, что обязан тебе всем. Не будь того… случая, кем бы я стал?

– Не знаю.

– И я не знаю. И знать не хочу. Я просто рад, что у тебя тоже все хорошо. Хорошо ведь?

Я рассеянно пожала плечами. Наверное, неплохо.

Разве что деньги. И дурь, от которой я не избавилась.

Вихо. Билли? Молчу. Пью воду.

– Какие они, драконы?

Странный вопрос. И разве уместный? А с матушкой он о чем говорил? Матушка драконов ненавидит, полагая, что именно они меня испортили.