Мир за мир (СИ) - Ворон Ярослав. Страница 44

— Контора, — ответила женщина. — Здесь недалеко. Но два месяца испытательного срока, боюсь, не возьмут потом, — она вздохнула. — И так не хотели, но я сказала, что с Белочкой мама посидит, если что.

— Тогда в чём дело? Это и есть основная претензия к молодым женщинам — с больничных не вылезают, «унихжедети». А тебе остаётся только на работе не косячить.

— Сказали, чтобы оделась как следует, типа у них приличная контора, а не бухгалтерия Урюпинского водоканала. А у меня нет ничего, был один офисный костюм, так располнела же в декрете, не влезу. И туфли старые уже.

— Я тебе фея или кто? — притворно обиделась Ната. — Главное, на причёску и маникюр деньги нашлись, вижу! А одеться… — она показала большой пакет. — Мне почему-то кажется, что я могу купить кому угодно всё точно по размеру, если видела человека хоть раз. Проверим?

— Ой… — отшатнулась Кристина. — Об этом магазине все девочки с придыханием говорили. Но я не могу, очень дорого!

— Крис, повторяю: я — Лесная Сестра! И — нет, не краденое, всё честно оплачено.

— Ну что ты, я и не думала… — смутилась женщина. — Как на меня шилось! Ната, тебе не «показалось», ты действительно это можешь! И туфли как раз. Спасибо! — она стояла перед зеркалом в костюме цвета осенней листвы и туфлях на не очень высоком каблуке.

— Ну вот, теперь дела у фирмы точно пойдут! — пошутила фея. — Сразу видно — успешная контора, даже клерки в Милане одеваются.

— Да ну… — наморщила нос Кристина. — Мужикам пофиг, а тётки подумают — «небось впроголодь живёт, а сама кредит взяла прибарахлиться».

— Это да! — рассмеялась Ната. — Вот такие мы, женщины! Заверши образ, кстати, — она протянула шкатулку. — Цитрин[10], так что не беспокойся, никаких реальных драгоценностей на работе. «Гном хоть и ворчал, но на самом деле сделал с удовольствием, ему тоже хочется мастером себя чувствовать, а одних фей — не напасёшься», — улыбнулась она про себя.

— Маме я что скажу? — женщины опять пили чай на кухне. — Что подружка, с которой мы сошлись совсем недавно, вдруг дарит такие дорогие вещи? Тем более простая акушерка. Она ведь так поймёт, что тебя муж одевает, а ты раздариваешь!

— Только не «муж», а «любовник», — уточнила Лесная Сестра. — Где ты обручальное кольцо видела? И я давно уже не работаю там, — она брезгливо поморщилась.

— Ну и правильно! Ты добрая, нечего тебе делать в этом гадючнике. Как вспомню — опять страх накатывает. Особенно замшу эту… Веронику Владимировну.

— Да, кстати, знаешь, что с ней потом было? Доигралась, владычица морская! — с удовольствием начала рассказывать Ната. — Одна роженица тоже отказ от прививок написала, ну Вероника, как всегда, подтёрлась, типа закон ей не указ, она врач, как сказала, так и будет! А тётя ушлая оказалась, заранее страховку оформила, да ещё муж у неё — шишка какая-то в прокуратуре. В общем, начали шерстить их заведение по полной, всё раскопали — и что было, и даже чего не было. Все, конечно, там не безгрешные были, но в основном так, подворовывали втихаря, а Вероника, получается, подставила их своим беспределом! Паучатник, знаешь, прикрывает только до тех пор, пока сверху не требуют козла… то есть паука отпущения. Короче, с удовольствием свалили всё на эту стерву, она же и с подчинёнными обращалась не лучше. Посадить медика, понятно, нереально, но условку она получила, и дисквалификацию на три года, да ещё регрессный иск от страховой компании. Ответила тётя по полной, и за слова тоже. Представляешь, в прокуратуре опять начала пальцы гнуть, что врачу закон не указ! В прокуратуре! Ой, не могу… — фея зашлась нервным смехом.

— Жаба с гадюкой… — восхищённо выдохнула Кристина и тоже принялась злорадно хохотать. — Слушай, а ты-то откуда это знаешь? — спросила она через пару минут.

— Знаю, поверь. Всё так и было. А она же врач никакой, да и вообще, между нами, никакой не врач — вахтёрша от медицины и не более того. Кроме должности, ничего за душой не было, одно самомнение дурацкое. В начальницы не берут больше, везде уже свои начальники есть, так она в консьержки подалась — тоже типа начальство, как раз место для такой гиены.[11] Только и там обломали сучку — через пару месяцев попросили её оттуда общим собранием жильцов. «Домовый актив», то есть такие же гиены, пытался вякать, так их большинством голосов просто смыли, как говно в унитаз. Что характерно — без всякого моего участия, я сама буквально вчера узнала! Так что присмотрись теперь к уборщицам в вашем бизнес-центре.

— Избави Боже! — поёжилась Кристина. — Уборщица — это же первый человек после вахтёра!

* * *

— Похмелись сначала, только немного, — Алина налила отчиму треть стакана привезённого с собой марочного коньяка. — И закуси. Давно пьёшь?

— Да с начала года уже, — безнадёжно отозвался Юрий Алексеевич, машинально забросив в себя коньяк. — Как Юля пропала, так ушёл я от Аллы сюда, всё жду её… — он потянулся налить себе ещё, но девушка отставила бутылку подальше:

— Не торопись. Юлька — жива. И в безопасности.

— Она у тебя?

— Нет. Если и увидимся ещё, то лет через десять, не раньше.

— Как так? За что десять лет? Ей даже шестнадцати нет, и бабка жива осталась!

— Да не в тюрьме она, ты что? — Алина достала мобильник и показала фотографию, украдкой сделанную Артуром в том мире, где осталась Юля.

— Девочка моя… — Юрий Алексеевич вглядывался в экран. — Где это она?

— Не здесь. Больше ничего сказать не могу.

— Но ты знаешь, где Юля? Письмо хоть написать можно?

— Да я сама больше не могу туда попасть. Говорю же — лет через десять разве что.

— Параллельный мир? — догадался отчим. — Не удивляйся, я тоже когда-то был мальчиком Юрой, книжки любил… И кто она там? Судя по наряду, принцесса? А рядом королева стоит?

— Фея, — улыбнулась девушка. — А Юлька — её ученица.

— Десять лет будет на фею учиться, а потом вернётся? — сообразил Юрий Алексеевич. — Дождусь!

— Типа того, — уклончиво ответила Алина. Не говорить же обнадёжившемуся было мужику, что не от Юли это зависит, а от них с Натой! — Дождёшься, но только если перестанешь так пить.

— Перестану! — со злой серьёзностью стиснул зубы отчим. — Только это… Алке ничего не говори. Или ты уже сказала?

— Нет, не виделась с ней и не хочу. Сам-то не проболтаешься?

— Нет. Хотя, знаешь, жалко бабу. Трое детей было, так двое исчезли непонятно куда, а третьей отчим и то лучше родной матери.

— «Родной матери», говоришь? Заводчица породистых собак она, а не мать! Хорошо хоть, неудачливая. Как ни старалась, обе дочери людьми выросли, а не чемпионами породы!

— Сами по себе, что ли, выросли? Хоть ты несправедливой-то не будь! Кто вас всё детство от Алки прикрывал, вспомни? А ты даже от фамилии моей отказалась. Прости… Алина. Даже не знаю, что хуже — неласковая мать или немудрый отец. Слишком злые слова тогда сказал, признаю… — Юрий Алексеевич с горечью опустил глаза.

— Юра, ты меня тоже прости… Не моя это фамилия, понимаешь? И фамилия отца — не моя. Почему он тогда нас обоих не забрал? И тем более мамину девичью я брать не стала. Всё начала с нуля — и фамилию, и имя.

— Эх! — отчим вновь потянулся к бутылке, и на сей раз Ледяная Дева препятствовать не стала. — Ты хоть вернулась, а Юля… И внуков не будет, раз вы обе теперь феи.

— Обе? С чего ты взял?

— Нас… Алина, я, конечно, мужик, пьяница и подкаблучник к тому же, как ты там выразилась один раз — «прозябаю в подземельях Лечче»?[12] Но глаза-то у меня есть, и я прекрасно тебя знаю! Даже юбку надеть и то не заставить было, а уж украшения носить — это тебе как гному без бороды остаться. А тут сразу два кольца? Значит, для тебя это не украшения. Но если кольцо — не украшение, значит, оно магическое. Я прав? — подмигнул заметно повеселевший Юрий Алексеевич.

* * *

Темнее всего — перед рассветом. А самый противный зимний месяц — март. Может, где-то уже и весна, но не в Москве. Да, юлианский календарь, именуемый обычно «старым стилем», отодвигает весну на четырнадцатое марта, а равноденствие — аж на двадцать первое, но Артур предпочитал вообще не верить этому месяцу. Весна — это апрель. Точка.