Княжна (СИ) - Дубравина Кристина "Яна .-.". Страница 125

Ларина не раз видела мужика, который Анну на премьерах сопровождал, тачку его видела. Он — бандит, она — его пассия, которая не надоедает долгое время, которую криминальный элемент холит и лелеет. Ухажёр её в достатке содержит, руки по локоть в крови марая, но сам не позволяет мадмуазель своей узнать горечи.

Не будь Князева новым театральным режиссёром, отныне решающим чуть ли не все вопросы творческой деятельности «Софитов», то Диана бы даже за неё порадовалась. По-чёрному.

Но, вот ведь… Анну Князеву не купить подачками, на которые была падка Виктория Дмитриевна, не проложить дорогу на сцену заграничными духами, хорошим алкоголем и банальными взятками. У неё всё есть, чего она захочет только, за что благодарить надо того светло-русого мужика.

Оттого Анна Игоревна — «чёрт возьми, не слишком ли статусно для бандитской подстилки?!» — вдоволь наиграется властью, попавшей в её руки.

И, наверно, правильно сделает.

Диана на часы на запястье Миши посмотрела, хватаясь за любую попытку перевести дух. Чуть не вздрогнула; до половины одиннадцатого — привычного времени начала репетиции — было ещё пятнадцать минут.

— Анна Игоревна! — кинула Ларина и только через секунды какие-то заметила, как исказились губы в злобе собственных мыслей. Князева даже ухом не повела, не отворачиваясь от сцены: — До репетиции ещё время есть!

Девушка почти сказала актрисе, что «раньше начнут — раньше закончат», но потянулась в сумку за карандашами, какими обычно делала пометки на страницах, и не нашла коробки в карманах.

Князева поднялась на ноги:

— Идите, переоденьтесь. Скоро начнём.

И сама направилась вверх по лестнице, гремя ключами от бывшего кабинета Сухоруковой. Аля и Тоня, какие в глаза не видели слов второго действия, быстрее всей остальной труппы кинулись в раздевалку, к сумкам своим, в которых лежали сценарии. Анна не обернулась на актёров, когда скрылась за дверьми, ведущими к главному холлу, и не увидела, как от всей труппы отделилась Ларина.

Призовин задержался ненадолго, постояв между двух огней, — в обоих смыслах — и направился, по итогу, за Дианой, ругаясь под нос на истеричку.

На улице было уже холодно для одного хлопкового платья, но Ларина вышла к главным дверям «Софитов», не боясь замерзнуть. Из сумки, болтающейся на плече и бьющей по бедру при ходьбе, актриса вытащила пачку тонких сигарет, какие стала курить с прошлой недели.

Под рёбрами всё хрустело, ломаясь, прямо в такт щёлчку колесику зажигалки. Табак на кончике затлел, только когда двери открылись, выпуская из театра Мишу, который так, кажется, и матерился всё время, что шёл до главного входа в театр.

Призовину в лицо ударил сырой октябрьский ветер, затыкающий, тушащий злобу на Ларину, устроившую спектакль раньше времени, когда он увидел курящую Диану. Красивая не смутилась даже, выпустила против ветра клуб дыма, что сразу впечатался запахом в волосы, в ткань платья.

— И чего это было такое?

— Ничего, — соврала Диана, но сразу же, не сдержав сарказма, каким так и сочилось каждое слово, кинула: — Ты лучше у Князевой спроси это. Её ответ более интересным, думаю, будет.

— Заболеешь, — подметил Миша. Ларина только сильнее загорелась, подумав, что огонь под рёбрами, нервные клетки простреливающий, точно не даст замёрзнуть, и огрызнулась:

— И пусть! Пусть побегает, замену мне поищет за неделю до премьеры, за которую Вагнер так трясётся. Сразу понты свои спрячет.

Призовин закутался в пуловер, какой явно бы не спас от холода, пробирающего под одежду. Диана сделала новую затяжку. Она махнула рукой, отчего пепел почти под туфли ей попал, и заговорила дальше, уже не с актёром беседуя, а с самой собой:

— Тоже мне, подумаешь, авторитет!.. — фыркнула Ларина, рассматривая подъезжающую к «Софитам» машину. Парковаться перед театром было запрещено самим Кристианом Вагнером, но водителя чёрного авто это вряд ли волновало. — Молоко на губах ещё не обсохло, а она раскомандовалась… Да если бы Виктория Дмитриевна не окочурилась, то сидела бы и дальше в тряпочку помалкивала! А тут, посмотрите только, голосок прорезался.

— Хорош верещать, а.

Ларина обернулась так резко, что волосы прошлись по лицу Призовина, пощечиной оглаживая щёки. Глаза чёрные-чёрные, что редко у кого встретишь, горели злобой, какой тлел кончик сигареты.

— Ты чего сказал? — встала она на чуть ли не дыбы, готовая даже в рукопашную схватиться. Хотя Миша и намного сильнее был, и весовые категории у них отличались кардинально, Диана чувствовала, что недовольство могло дать ей множество преимуществ.

— Что слышала, — ответил ей Призовин со странной смесью холода и жара одновременно. Он будто лицо старался держать, чтобы из рук Лариной сигарету не вырвать, за лицо её красивое, какое, будучи пьяным, целовал несколько раз, не схватиться, и проговорил, не оборачиваясь на резкий скрип шин остановившегося чёрного «гелика»:

— Ты чего хотела? Чтобы у нас не режиссёр был, а тряпка половая, о которую ноги могли вытирать? Правильно она сделала всё, что сразу всем — и в первую очередь тебе — показала, как с ней обращаться надо.

— А чего это «мне в первую очередь»? — проскрежетала зубами Диана и прямо перед каменным лицом Миши затянулась. Так близко была, что могла сигарету о щёку Призовина потушить; и грим бы на постановку не пришлось бы ему делать.

— Да привыкла ты, что Сухорукова дышала к тебе не ровно за все твои подарочки, что проталкивала на главные роли. А теперь бесишься. Потому что знаешь, что Князева ни на ювелирию не поведётся, ни на конвертики с бабками. Всё! — он хлопнул в ладоши перед её лицом, подобно фокуснику, который ловкостью рук спрятал куда-то в пустоту колоду игральных карт. — Кончилась лафа твоя, Ларина!..

— Нихрена подобного, — прошипела ему в лицо чёрноглазая. — Она у меня ещё попляшет.

— Лучше бы ты за собой следила, — парировал Призовин. — Раз ты у нас «лучшая актриса», то докажи это — не мне, не самой себе, а новому нашему режиссёру, — а потом усмехнулся так, словно был праведником, видящим насквозь людские пороки:

— Кто знает, вдруг приглянёшься ей не мамкиными подачками, а игрой? Того гляди, и бабки не придётся больше тратить на подношения.

Ларина взорваться могла. И взорвалась бы, вероятно, если бы не затянулась, глуша злобу на Мишу, что уже оказалась сильнее злобы на Князеву.

Она никому не позволяла тыкать себе в лицо состоятельностью матери, которая, желая дочери прекрасной актёрской карьеры, на многое могла пойти. Никому не позволяла!.. Особенно её несостоявшемуся любовнику, с которым сдуру переспала после фантастической апрельской премьеры «Рассвета», и теперь отвязаться никак не могла от Призовина.

Ларина кинула ему ядовитое от никотина и отвратительных воспоминаний:

— Да скорее Земля схлопнется, чем я этой суке хоть слово доброе скажу.

— Докуривай, — кинул ей Призовин. Диана выразительно ему прямо в лицо выдохнула, заметив вдруг, что он колкость её мимо ушей почти пропустил, когда Миша внимательно посмотрел куда-то в горизонт. — И пошли. Тебе ещё переодеться надо.

— Отвали, Призовин.

Она услышала, как сбоку Миша тяжело выдохнул, но не позволила себе усмехнуться. Хотя и хотелось; места стало мало в рёбрах от осознания, что на самую её неказистую реплику актёр ответа не нашёл. Диана стряхнула пепел на ступени, попав прямо в лужу, оставшуюся от вчерашнего дождя, и почти до фильтра докурила.

Призовин никуда не уходил. Перед ними выросли фигуры, на каких ни Ларина, ни Миша внимания не обращали, слишком увлечённые своей перепалкой.

— Уважаемые!..

Диана вздрогнула, не пытаясь списать внезапно выступившие на коже мурашки на холод, какой ощутила только сейчас. Она вскинула голову — очередная затяжка сильно-сильно ментолом загорчила кончик языка — и посмотрела в лицо говорящему; им оказался долговязый мужик с неухоженной торчащей бородой.

Если бы не смуглая кожа, характерная «чуркам», и растительность на лице, Ларина бы сравнила дядьку с Дуремаром из «Буратино».