Княжна (СИ) - Дубравина Кристина "Яна .-.". Страница 163

— Сестрёнку мою не обижай, Пчёла.

— Да с чего мне, — хмыкнул Витя и снова одёрнул манжеты. — Три года не обижал…

— И не думай начинать, — осёк его Белов быстро, так, будто словами хотел напополам разрубить, как катаной. И Пчёлкин тогда не стал усмехаться и юлить.

— Не буду, — уверил Сашу, а вместе с тем и самого себя. Осталось лишь воспоминание прошлой фразы, ещё держащей Белого в напряжении, а у самого Пчёлкина лицо сразу стало серьезным, как всегда бывало после неудачной шутки.

— Сам не обижу. И другим не позволю.

Кос затянулся, выпуская вместе со выдохом очередную табачную струю. Белый тогда в какой-то задумчивости кивнул. Будто снова в голове прогнал все мысли, которыми себя мучил с самого лета девяносто первого года, когда был не в состоянии смириться с отношениями Ани и Вити.

А потом он Пчёлу хлопнул по плечам, подтверждая данное им «добро».

Постояли, не шевелясь недолго. Кровь то нагревалась до бурления, кидая в жар, то, напротив, почти леденела, забивая собою вены и артерии. Витя задышал реже, тяжелее и в норму пришёл, когда Саша улыбнулся скорее глазами.

Валера, с Косом переглянувшись, тоже к брату двинулся.

Когда Холмогоров ладонь Пчёле пожал с громким хлопком, Витя выдохнул, как перед прыжком на глубину, перед полетом в бездну:

— Наверно, пора?

Саня одёрнул рукав рубашки, за собой спрятавшей циферблат часов, прикинул время. Кивнул:

— Да. Я поеду, — и поправил на ходу пальто. Бригадиры за ним вышли в коридор, где Белый в зеркале поправлял зачёсанные волосы, через отражающую гладь поймал взгляд друзей и указал:

— Вы тоже не засиживайтесь больно! Пчёл, ты помни, тебе ещё к ребятам надо выйти, пока они там совсем не замёрзли.

— Есть, шеф, — отсалютовал ему Валера под гогот Космоса, привалившегося к косяку. Белов в ответ снова улыбнулся, демонстрируя все тридцать два зуба и, запахивая пальто, аккуратно проверил во внутреннем кармане украшение, которое сестре двоюродной к свадьбе специально купил.

Ирина Антоновна вышла с глазами красными, но уже сухими, когда Белый проговорил:

— Давайте, братья, не прощаемся, — и родителям Пчёлы сказал: — Дядь Паша, тётя Ира, мы с вами ещё в ЗАГСе увидимся!

— Езжай, Сашка, — махнул ему рукой уже одетый с иголочки Павел Викторович.

Белый кивнул удивительно тепло для человека, широко известного в криминальных структурах, и всем разом помахал рукой. Вышел из квартиры, которую за Сашей никто не закрыл; мама, ставшая от слёз болезненно-бледной, повисла на локте Витином, на очередной реплике своей сильно боясь заплакать:

— Дай я тебе галстук завяжу. Пиджак ещё надеть надо…

— Пойдём, мамуль, — отозвался Витя, руку ей свою крепче подставляя.

Кос и Валера переглянулись то ли в трогательности, то ли в лёгкой тоске, когда заметили, как тётя Ира Витю в кресло усадила, чтоб до шеи ему не тянуться. Только ни от первого, ни от второго не осталось и следа, когда Павел Викторович руки положил на плечи бригадирам.

Он заговорщицким шепотом у них уточнил:

— Ребята, кто-нибудь из вас сегодня за рулем будет?

Фил с Холмогоровым снова переглянулись, явно поняв, куда папа Вити их клонил, и с улыбкой выразительной синхронно ответили почти нараспев:

— Не-ет.

Павел Викторович, кажется, только такого ответа и ждал. Он осторожно заглянул в гостиную, проверяя занятость жены своей, и не менее осторожно у парней спросил:

— Как смотрите на то, чтоб за молодых опрокинуть стопочку четырёхлетнего коньячка?

Фил на Коса взглянул и, не увидев на лице у друга и капли сомнения, произнес негромко:

— Думаю, исключительно положительно, дядь Паша.

Пчёлкин в одобрении щёлкнул языком и развернул ребят на все сто восемьдесят, стал колонной протискиваться в небольшую кухню. Тихо-тихо, почти мышкой, с дальней полки гарнитура достал тёмную матовую бутылку с алкоголем, приятно обжигающим желудок.

Гудки машин братвы были слышны даже с торца дома.

Звонок в дверь, раздавшийся в начале двенадцатого часа, застал Анну врасплох. Она стояла посреди спальни, которую уже как третий год делила с Пчёлой, в новом комплекте из белого кружева, когда Ольга принесла невесте проглаженное платье.

Тома сидела на кровати, заваленной косметикой, одеждой и прочим хламом, без которого к свадьбе нельзя было подготовиться, и красила перламутровым блеском губы. Анна в отличие от подруги на звонок вся вскинулась. На каким-то инстинктивном уровне она прикрыла ладонями грудь, пряча почти полную наготу; взглядом у Беловой, высоко над головой держащей вешалку с платьем, — цвета, как важно поправила консультантка в ателье, «не белого, а холодного айвори» — спросила, кого это там принесло.

Стрелки часов собрались в острый угол; до приезда Саши ещё оставалось время — может быть, не так много, но оно было! А других людей Анна и не ждала особо…

— Кто это там? — спросила Оля и, не прочитав ответа во взглядах ещё-Князевой и Филатовой, нахмурилась. Платье повесила повыше на шкаф, чтоб подола не смять, и Томе сказала: — Сходи, открой, пожалуйста. Мы пока оденемся.

Жена Валеры кивнула, докрашивая выемку у самого контура, и с места поднялась, когда за дверью кто-то снова на кнопку звонка надавил и по косяку постучал. У Анны, тайком от подруг выпившей валерьянки, в каком-то запоздалом переживании сердце дрогнуло, падая куда-то в район кишечника.

Ольга осторожно, почти торжественно сняла с вешалки платье, на поиск которого девушки потратили добрые три дня. Князева почти не дышала, пульсом подстраиваясь под поворот дверного механизма, в отстранении, как из-под толщи воды, слышала голос Беловой, мягкостью способный сравниться с перьями:

— …такое красивое. Под стать невесте, — улыбалась бывшая Сурикова, покачивая головой и саму себя по шее ударяя бигуди, что закрутила себе на кончиках волос. Аня в ответ приподняла уголки губ; в паршивоти же кольнуло живот.

Оля за спиной девушки встала и локоть вперёд выставила, Князевой давая опору, чтоб через ноги надевать платье.

Из глубины гостиной донёсся голос. И, чёрт возьми, этот голос Анну как расслабил, так и напряг одновременно:

— Ну, Том, правда, чем вы тут занимаетесь? Не дозвониться, не достучаться! Ещё куда все телефоны поныкали, звонков не слышите? Я уж думала, всё, забыли!..

— Тётя Катя, вы что! Как про такое можно забыть?

Мама в ответ ей махнула рукой, мол, «с вами и такое могло бы приключиться!..», и остановилась на пороге спальни. Как вкопанная замерла, отчего Тома, по следам за ней шаркающая тапочками, чуть в спину Берматовой не уткнулась.

Аня при помощи Оли провела руки в длинные, объёмные рукава атласного платья и на маму взглянула. Улыбнулась осторожно, хотя чувствовала, как нутро затянулось в узел, по крепости и сложности напоминающий морской, в ожидании хоть какой-то реакции матери.

Белова аккуратно, что волосы, ещё не собранные, невесте молнией не защемить, повела собачку вверх. И прямо под ровный звук застегивающегося замка Екатерина Андреевна с головы стянула меховую шапку, на шерстинках которой каплями воды обернулись мелкие снежинки.

— Скажи, если слишком сильно затяну, — проговорила Оля, поправив плечики, и принялась шнуровать корсет. Анна кивнула и до того, как бывшая Сурикова первый узел завязала, была готова вскрикнуть, что туго было.

Туго — от взгляда, от тишины, проверяющей и без того расхлябанные нервы на выносливость.

Тома, так и стоящая за спиной Берматовой, улыбнулась накрашенными глазами и обошла Екатерину Андреевну. Принялась Оле помогать, застегивать множество декоративных пуговичек на рукавах, что к запястью становились узкими, на передней части платья. Петельки шли от самого края скромного, но в меру привлекательного V-образного декольте, через корсет, до самого разреза чуть выше колена.

Анна воздуху в себя старалась сильно не втягивать, чтоб на последующем торжестве с ума не сойти от тугости платья, но молчание мамино вынуждало дыхание задерживать.