Княжна (СИ) - Дубравина Кристина "Яна .-.". Страница 164
Так бы, наверно, и стояла Екатерина Андреевна столбом до самого того момента, пока Белов бы не приехал за сестрой. Тома, разделавшаяся с левым рукавом, подсказала:
— Тёть Катя, ну, как вам невеста наша?
— Прямо на выданье, — проговорила мама, и Ольга, сосредоточенная перекрёстной шнуровкой, не сдержала звонкого смешка.
Анна обернулась сразу, подбираясь с силой; вот, спасибо, очень приятно!.. Девушка прямо-таки мышцами лица почувствовала, как вытянулась физиономия в возмущении, как приоткрылся рот, но Берматова поправила себя скорее, чем дочь успела оскорбиться:
— Красивая ты у меня какая, дочурка… — и подошла, осторожно поправляя объемный рукав у правого плеча.
Чувствуя себя принцессой, готовящейся к коронации, Аня откинула плечи назад. Затянутый руками Ольги корсет закрепил осанку в ровности, к какой стремилась любая девушка.
— Мы, Катя, ещё туфли не надели, и волосы не закололи. Вот, сейчас, платье поправим, и тогда окончательно соберёмся…
Мама, не задетая обращением на «ты», махнула Беловой рукой, но чуть по касательной щеки Анны не коснулась. Та ещё сильнее свела плечи, позволяя Томе пуговицы на груди застегнуть, и тогда Берматова, запихнув шапку подмышку, кончиками пальцев провела по ткани. Кажется, не дышала даже…
— Ну, блеск, Анька!.. Главное, чтоб не украл никто!
Тамара как-то вдруг усмехнулась выразительно и, поправив корсет, спереди проглядывающий выточкой от талии до груди, поддерживающе поддакнула:
— Тётя Катя, знаете, с таким мужем Ане вообще бояться нечего. Всю Москву на уши поднимет он, если с головы её хоть волос пропадёт.
«Да, не поспоришь», — почти согласилась бывшая Князева и в вежливости перевела взгляд с улыбающегося лица Филатовой на такую же сияющую мать. Она чуть ли не всеми силами язык прикусила, себя на собственных мыслях обрывая:
«Жених мой приказ отдал всех членов преступной группировки поголовно перерезать и перестрелять, когда узнал, что мне угрожать решили. Так что, вероятно, только самоубийца рискнёт меня украсть — даже шутки ради»
Мама скинула с себя тёплую шубку, на которую поменяла старый зимний пуховик — зарплата в частном роддоме позволяла такие вещи покупать. Екатерина Андреевна чуть упарилась в платье из плотной тёмно-зеленой, почти изумрудной ткани, и, подхватив с кровати пальто подруг дочери, поспешила на кухню, где окно было открыто чуть ли не нараспашку.
Уже оттуда долетел вопрос до Анны, у которой совсем не вовремя, несмотря даже на принятое успокоительное, вниз по мышцам, куда-то к ногам, пошли жаркие, неприятные спазмы:
— Девчонки, вы голодны? Можем перекусить, пока Сашка не приехал!
Тома, спустившаяся к пуговицам у подола платья-миди, ответила словом, которое Князева за плеском крови у висков и не услышала.
Перед девушкой стояло зеркало, что Анна с Ольгой из угла спальни специально передвинули, но девушка отражения не видела. В голове заходили отрывистыми кадрами, будто карточками слайд-шоу, воспоминания, к которым Князева обращалась крайне редко, но которые яркости своей не потеряли за два с половиной года.
Мысли с едва различимым шелестом хода киноленты отнесли Аню в май девяносто первого года. В месяц, когда вся эта сумасбродная канитель и началась с события, тогда не казавшимся каким-то культовым, знаковым, переломным.
В день, когда Оля полноправно из Суриковой стала Беловой, а Князева осознала, чем Саша себе зарабатывал на хлеб, машину и другие прелести.
Она вдруг вспомнила, как сидела в зале большого ресторана, пальцами обнимала пузатенький бокал, наполненный вином, и, пока приглашенные бандиты, два года назад одним существованием пугающие до мурашек, танцевали под хиты только-только ушедших восьмидесятых, смотрела обручившуюся с её двоюродным братом Ольгу.
Тогда Анна никак понять не могла, почему бывшая Сурикова спокойна была? Почему от приглашенных рэкетиров не косилась, и всё пыталась разобраться, как же ей мыслями было — хорошо или плохо? Всё Князева размышляла, страшно ли Оле было согласием Саше отвечать на предложение руки и сердца, не сомневалась ли, становясь супругой криминального авторитета?
На свадьбе той Анна решила, распивая вино, что никогда этого не поймет.
А теперь, стоя в белом платье в квартире известного криминального элемента, себя мысленно ругала за опрометчивость, что складывала губы в улыбке, направленной кому-то в бесконечность.
«Никогда не говори «никогда», Князева. То есть… Пчёлкина…»
Она опустила голову, разглядывая сложенные перед собою руки.
Кольцо с безымянного пальца Анна сняла прошедшим вторником и передала в руки Космосу, который, будучи шафером, за сохранность обручальных колец отвечал. Но на фаланге всё равно остался след от платиновой полосы, такой, который видела, наверно, одна Аня.
В момент, когда Белова шнуровала корсет платья, Князева на вопросы, которые Ольге всё думала, но не рискнула задать, — ни на свадьбе, ни позже — сама ответить смогла.
Было ли страшно?
Бывшая Князева боялась, что от волнения рука дрожать будет, отчего кольцо на Витин палец сможет надеть только со второго раза. Всё. Остального не боялась — ведь как за каменной стеной с Пчёлкиным, чего бояться ей?.. Анна ведь с «делом» его была знакома, и на собственной шкуре познала, что ни одна фамилия на двоих, ни её отсутствие не было гарантом защищённости.
Она знала. Уже привыкла — почти полностью и целиком.
Сомневалась ли?
Нет. Здесь и добавлять было нечего. Не сомневалась. Если бы сомневалась, то давно бы с Пчёлкиным все связи оборвала, чтоб ни себя, ни его не кормить ложными надеждами. Но сомнения в Вите Князева не знала; он повода не давал сомневаться ни в начале конфетно-букетного периода, ни спустя года, всё время был и опорой, и защитой, и оружием.
Любила ли?
Да. Любила. Сильно. Конечно. Разумеется. Остальные тысячи синонимов в больную от волнения голову не лезли.
Девушка прикрыла глаза, догадываясь, что где-то в параллельной вселенной, расположенной в ином пространственно-временном континууме, над ней смеялась другая Анна Князева — та самая, которая в любви и привязанности видела слабость, какую себе не хотела позволять.
Невеста в ответ над старой своей версией смеялась. И, кажется, с большим запалом, чем могла допустить.
Ольга принялась за причёску её.
Белова не работала — Саша был против, да и сам домой приносил столько средств, чтоб ни он, ни жена, ни маленький их сын могли себе не отказывать ни в чём. Но если Ольга и думала над профессией иногда, качая в люльке Ванечку, то мечтала о месте в оркестре Большого театра, своей синхронной и душещипательной игрой наворачивающим скупые слёзы на глаза ценителей искусства. Анна её тягу к музыке, которой Сурикова думала посвятить жизнь, понимала явно, но, взглянув на себя в зеркало через полчаса, подумала, что Оле стоило подумать над карьерой парикмахера; к Беловой бы точно выстроилась хорошая очередь!
Аня на шпильках белых лодочек, специально купленных под свадебное платье, подошла к зеркалу. Уже прибранная Тамарой спальня проветривалась через открытое окно, но прохладного ветра было недостаточно.
Невесте воздуха не хватало — все вздохи себе забрала девушки из отражения, одновременно и на Анну похожая до невозможности, и с бывшей Князевой не имевшая ничего общего.
Филатова поправила рукава брючного костюма цвета карьерного песка и в удовольствии сотворенным Аниным обликом улыбнулась. Так девушку со спины рассматривала, будто не подругу, а сестру, дочь свою замуж выдавала — вот какое умиление читалось в глазах, на лице Томы. Ольга напоследок брызнула лаком на чёрные волосы, собранные в низкий объемный пучок, и аккуратно, чтоб не разрушить уже готовую композицию, поправила декоративные шпильки-веточки.
А потом Белова почти любовно положила руки на плечи бывшей Князевой и проговорила шепотом:
— Вот и всё…
Сказала, вроде, на ухо, а Аня не услышала. Мысли шумели надвигающимся дождем, о котором Москве до самого апреля стоило забыть. Князева шаг сделала, тайком выдохнула, поняв, что туфли были удобны, на пятки не давили, и себя осмотрела, в одновременном желании и страхе найти в отражении какой-то изъян.