Защитник Драконьего гнезда. Том второй (СИ) - Субботина Айя. Страница 60

Знаю, что на войне, а сейчас мы как раз находимся на ее пороге, зачастую, если не всегда, принято говорить то, что людям слышать полезно для всеобщего дела. О правде и истинном положении дел речи не идет почти никогда. Для выполнения поставленной миссии человек должен верить хотя бы в то, что приносимая им жертва не напрасна. И уже этого будет достаточно. Вера - великая сила. И это факт. Его можно принимать или осуждать, но очень странно от него открещиваться, закрывать на него глаза.

— И на подмогу больше никто не придет, - продолжаю я. - Здесь только я и тридцать бойцов.

— Простите за мою неучтивость, Ваше Величество, ваше присутствие, вне всяких сомнений, значительно подняло наш боевой дух‚ но оставаться в крепости на момент начала осады вам никак нельзя.

— Вы собираетесь драться? - задаю прямой вопрос.

Лицо повидавшего жизнь воина вытягивается, а в стальных глазах появляется явная растерянность.

— Простите, Ваше Величество, не понял вашего вопроса.

— Вы собираетесь драться, даже понимая, что не выстоять? Понимая, что противник значительно сильнее. Вам известно, с какими лозунгами они идут?

— Мне известны планы Великого Магистра, Ваше Величество, а этого достаточно, чтобы не нуждаться в его лозунгах.

— И каковы его планы?

— Узурпация власти. Об этом известно любому, кто последние годы имел глаза и уши. Он как паук, опутал своей паутиной лжи, угроз и посулов многих Великих лордов и тем самым собрал в своих руках великую силу.

— Похоже, с глазами и ушами в наше непростое время совсем беда, - позволяю себе немного расслабиться.

Мне нравится этот прямолинейный человек.

— Я останусь в крепости только на ночь, - отвечаю на предложение уехать, - а потом мы выдвинемся в сторону болот.

— Простите?

— Я и мои люди отправимся к ллисканцам. Вы останетесь здесь. Все просто.

— Но... - он даже непроизвольно разводит руками, - зачем? Ваш шаман - он?..

— Нет, он не обладает сверхспособностью к управлению магией. И мы не планируем вступать с ллисканцами в столкновение. Я хочу поговорить с ними.

— Ваше Величество, Отец наш Безначальный, прошу вас, одумайтесь. Вы даже представить себе не можете, что эти дикари делают с нашими женщинами. Это же нелюди, проклятые небесами...

— Мне и моим людям понадобятся свежие лошади и немного провианта в дорогу, - прерываю его слова. - Если ничего не получится, мы все погибнем. Мы - в болоте. Вы - здесь, отбиваясь от мятежников. И спасибо за предупреждение, если что, я постараюсь, чтобы живой меня не взяли.

Как легко говорить, когда все давно оформлено в голове и даже почти не екает от этого «чтобы живой меня не взяли». Не екает вот так, когда я не одна, когда разговариваю или слушаю. А вот в одиночестве, в ночи… нет, я даже близко не геройская королевишна. Я просто трусиха, которая раз за разом, ночь за ночью, уговаривает себя не повернуть назад, не поддаться предательскому желанию быть счастливой с любимой дочкой и мужчиной. Потому что могу не вернуться. Потому что ничего того, о чем мечтаю, может не случиться.

И это очень больно осознавать. До слёз.

— Ваше Величество, позвольте еще один вопрос?

— Конечно.

— В народе говорят, что вы в одиночку вышли против стражи Драконьего гнезда, когда те подняли оружие против ваших слуг. Это правда?

— Глупые россказни, я пряталась как мышь, - морщусь и отрицательно мотаю головой. - А предателей наказал Анвиль, благо, подоспел вовремя.

Глава сорок пятая: Анвиль

После того, как понимаю, что дела в Драконьем гнезде какое-то время будут идти своим чередом, отправляюсь в земли, некогда принадлежащие моей семье.

Признаться, после их разорения не был тут ни разу. Почему? Сам не могу ответить на этот вопрос. Что-то сидело в голове, странное ощущение, что не справился, не смог обеспечить защиту, бросил и не вернулся.

Отчетливо понимаю, что нежелание возвращаться в разоренный дом - нечто сродни бегству, даже предательству самого себя. Если не сказать - трусости.

Я много раз пытался восстановить череду событий после своего ранения. Полет к тайному укрытию, лечение... а потом полный провал, который оборвался, когда очнулся под каменным курганом, где меня похоронили. И между этими моментами прошли даже не дни - месяцы. Я действительно почти умер, и очень странно, что в исковерканном теле все это время продолжала тлеть искра жизни.

Я хорошо помню все деревни, что когда-то располагались в окрестностях замка, помню пашни - теперь абсолютно мертвые и пустые. Но мертвые не по причине того, что с них ушли люди, Лаэрт даже после смерти сдержал обещание отравить мои земли. Разумеется, не все, но до самых жирных и плодородных пашен его люди все же добрались.

Пролетаю над собственным замком и вдруг понимаю, что вижу внизу какое-то движение. Человек мелькнул на крепостной стене и скрылся из виду. И мне точно не померещилось. А вот это странно. Здесь никого не должно быть. Насколько мне известно, Лаэрт не успел оставить здесь наместника. Кроме того, и сам замок, и местность вокруг него не выглядят живыми и ухоженными. Даже дороги, когда-то проделанные многочисленными ногами, копытам и колесами за многие годы бурлящей здесь жизни, почти исчезли под натиском травы и молодого кустарника.

Закладываю круг и плавно спускаюсь, продолжая кружиться вокруг места, где вырос.

Нет, больше некого не видно.

Но!

Вон на веревке под порывами несильного ветра колышутся какие-то тряпицы неопределенного сероватого цвета. Вот «журавль», замерший над замковым колодцем, выглядит так, будто его обновили от силы с месяц назад. А вон и куча конских «яблок» возле конюшни, и стог свежего сена рядом.

Что ж, кто-то, определенно, навестил мой дом, пока я по той или иной причине, но держался от него подальше. Навестил, да так и остался.

Приземляюсь возле раскрытых ворот и принимаю форму человека.

Втягиваю ноздрями воздух - пахнет жареным мясом. Совсем слабо, но мое обоняние тоньше человеческого, потому усмехаюсь и иду по невидимому следу, точно гончая.

Запустение во внутреннем дворе ощущается отчетливо. А еще следы грабежа: сорванные с петель двери; полусгнившие пустые сундуки, что валяются прямо под окнами замковых строений; остатки полусгнивших тканей, что притулились в стороне возле ворот - похоже, вытащить их вытащили, но увезти не смогли или не успели, а потому так и бросили под открытым небом.

— Мир вам, добрые люди, - говорю громко, вслушиваясь, как эхо собственного голоса отражается от каменных стен и исчезает в небе. – Позвольте нарушить ваше уединение.

Никакой реакции в ответ.

Иду дальше. На грани слуха какой-то едва различимый шорох. Точно множество мышиных лап по грязному полу. Но это точно не мыши.

— Неужели в здешних краях не принято привечать гостя? - продолжаю я. - Мне многого не требуется - кусок свежезажаренного мяса, - снова пробую носом воздух, - с черным заморским перцем, а еще кусок хлеба и немного воды.

Перец... значит, новые обитатели моего замка вскрыли подвальные хранилища, до которых не смогли добраться солдаты Лаэрта.

— А я в долгу я не останусь, отплачу серебром.

В качестве демонстрации даже снимаю с пояса позвякивающий кошель.

— А ты оставь серебро, да иди своей дорогой, милсдарь, - слышу за спиной. - Мы тута никого не трогаем, живем, и гостей нам не надобно.

Медленно, стараясь, чтобы руки все время оставались на виду, поворачиваюсь.

Грязный, заросший, точно леший, неопрятного вида мужик стоит в нескольких шагах от меня с взведенным арбалетом. Взгляд у него, точно у затравленного зверя - испуганный, мечущийся, но решительный. Но что примечательно – его неопрятность ни коем образом не обусловлена его одеждой, потому что у него отличные сапоги и куртка. Да, уже поношенные, но это явно не одежда крестьянина.

— Ты же видел, кто я, - даже удивляюсь столь необдуманной то ли смелости, то ли глупости.